Сны!.. Как он любил их, сны в воздухе, под шипение пара и треск гондолы! Сны на высоте, сны под облаками, сны - воспоминания! Они были такими красивыми, романтичными и добрыми.
Сейчас Граху снова снился дед - смелый, веселый человек-гора и самый близкий друг. Их самый главный разговор…
Дед снимает старый лётный шлем, дает поиграть своими очками-консервами и Рассказывает. Именно так, с большой буквы. Каждое его слово цепко хватает и тащит за собой.
- Знаешь, Грах, - говорит он, - мир, в котором мы живем - не один, их много! Да не просто много. А бесконечно много! Вот, допустим, мыльный пузырь, а внутри него, еще один, чуть поменьше… И еще, еще! Тысячи миров-пузырей, один в другом! Только тонкие пленочки отделяют их друг от друга.
- И смотри какая интересная штука, Грах! Вот слово, выражение. Сказал ты, к примеру, нашему лавочнику: «Сольд, гномья твоя душа! Чертовски хорошо выглядишь, сын подземелья! Знаю, что должок за мной, но дай-ка ты мне два фунта табаку, свиток с защитным заклинанием и вон тот золотой эльфийский клинок!..» Ну, в нашем-то мире, после таких слов сразу бежать надо, потому что Сольд тут же ногу свою железную отстегнет и ею в тебя запустит. Уж больно он денежки любит!
- В другом мире, тоже есть я, ты, наш «Зяблик», а дочка - мама твоя - еще здорова… Они другие, одеваются не так, разговаривают на другом языке! Или дирижаблей у них нет, летают, скажем, на… птицах железных! (Дед довольно смеётся, гладит крепкой и тяжелой, как кусок старого дуба, рукой Граха по голове).
- В ТОМ мире, если произнести эти слова, из НАШЕГО, тот Сольд тебе тут же бегом все это принесет, в бумагу дорогую, эльфийскую обернет, да еще поцелует на прощание! (Дед замолкает на миг, видимо, представляя картину, и начинает дико хохотать, позвякивая медными пряжками на протертой до желтизны куртке).
- Эти слова, в ТОМ мире, станут ЗАКЛИНАНИЕМ. И им можно будет постоянно пользоваться, если заряда, конечно, хватит! И будет называться оно (дед секунду молчит, и, просияв, выдает):
- «Влюбленный торговец»!!!
- И, наоборот: ВСЕ СЛОВА из того мира, обретут у нас магию!.. Надо только суметь найти тот мир, слиться с ним, и услышать!
- Сложность в другом! Нужно тут же записать его, на пергаменте, чтобы не забыть. Если слова произнесены с искажением, действие заклинания падает. И, самое главное, нужно определить, для чего заклинание служит!
- К примеру, смог ты приманить пару словечек. Нападает на тебя тролль. Ты быстро читаешь заклинание, и вместо того, чтобы дубину из рук выбить, заклинание до блеска надраивает троллю краги. А все потому, что подслушанные слова принадлежали тамошнему сапожнику, когда он чистил сапоги!
- Конечно, слова и в нашем мире имеют силу, пусть не такую большую. Правда, действуют не так быстро. Слова - это магия!
Сон медленно гаснет. Дед тихо исчезает, тает в облаках. Сильный голос бухает уже неразборчиво и замолкает. Но все равно, Грах лежит не шевелясь, пытаясь хоть на мгновение задержать его в реальности…
Самое удивительное, добыл дед это заклинание!.. Остаток жизни у него на это ушло: к магам постоянно летал, снадобья какие-то пил, чтобы настроится на другой мир, но все-таки у него получилось! «Влюбленный торговец» стало спасением для семейства Грей. Раз в семь лет заклинание набирало силу, как свежее сочное яблоко, и можно было немного поправить своё финансовое положение. Так появился «Зяблик», сторгованный за треть цены, маленькая механическая мастерская, и лекарства для матери. Редкие эльфийские настойки подарили ей несколько лет жизни.
Отец уменьшил обороты, и шелест лопастей стих. Грах лежал на деревянной лавке, закрепленной медными клепаными полосами вдоль борта. Глаза закрыты, только звуки. Была у него такая игра: вслепую определять, что делает за штурвалом отец, к каким тумблерам и рычагам прикасается. Вот сыто лязгнул стоящий на столе секстан. Вот, звякнули начищенной цепочкой дедовские часы. А это что еще? Грах нахмурился: правый движок слегка присвистывает, у левого чуть стучит подшипник. Даже почти вечная гномья механика, Рунной Кузни «Кибил шатур», иногда требует ремонта.
Загудел задний маневровый винт. Зазвенели тяги из плетеных медных тросов, лязгнули хвостовые рули. Сверху пшикнул клапан, выпуская газ. Садимся! И точно: по днищу гондолы заколотились, забарабанили верхушки деревьев. Отец зашуршал картой и крикнул:
- Сынок, спускай пар, прилетели!
Какая тишина, после шума двигателя и гудения пара в медных трубках! Потрескивает сухая трава под «Зябликом», ветер неторопливо перебирает широкие листья на тысячелетних кряжистых деревьях, похожих на древние скалы.
После ночи зябко, и сине-розовая, в веселых заплатах, оболочка дирижабля запотела. А солнце уже поднимается и жжет щеки! Изумрудные травинки на большой поляне искрятся мириадами блесток. Словно сокровища, за которыми они сюда прилетели, лежат вот тут, рассыпанные перед ними золотыми опавшими листьями и росой.
Зеленоватое свечение «Зяблика» угасало. Заклинание, способное пробить защиту периметра Запретного леса, рассеивалось.
Что это было: небесный ледяной камень или проклятие безумного мага -никто не знает. Упало это гремящее чудовище прямо в самую гущу Заповедного леса. И сразу же, в этом странном месте стал пропадать люд. Начали бродить забытые уже оборотни. Еще говорили, что появилась на месте падения волшебная пещера, полная сокровищ. Но так ничего и не нашли. А если и нашли, то далеко эту тайну запрятали…
Лес, конечно, сразу сделали Запретным - уж очень много народу тут сгинуло! Запечатали по периметру сильным заклинанием, чтобы не бродили тут люди отчаянные и отчаявшиеся. Но те, у кого есть подходящий по силе свиток, все равно сюда наведывались, да еще людей за отдельную монету приводили.
За удачей! За сокровищем! За приключениями!..
Лесничий Бирк, папин земляк и друг, состоявший на городской службе и охранявший лес, отыскал эту пещеру. Сам он идти туда боялся, да и не было у него семейных открывающих заклятий: жил он бобылем и родичей у него не водилось. Проболтался как-то за чаркой отцу, а тот и намотал на ус. Держал на черный день. И вот этот день настал. Сначала хотели идти с Бирком, но тот неожиданно пропал. Отец облазил все трактиры и окрестные леса, но все бесполезно: тоже, видимо, сгинул…
Сокровища - сокровищами, а сначала взялись за «Зяблика». Привязали дирижабль к крепким корням на хитрые узлы - очень крепкие, но развязать которые можно одним движением. Проверили снасти, тяги, рули. Ползали с масленками и смазывали драгоценным Рунным маслом сложную механику: Грах - сверху на гондоле, а отец - внутри, в кабине. Приготовили дрова для быстрого старта, протерли полы.
Отец зачитал простенькое ремонтное заклинание, и «Зяблик» негромко заискрился. Неглубокие царапины на гондоле затянулись, лак заблестел, и даже запАх, как свежий. Кое-где на оболочке растворились маленькие заплатки. Грах залюбовался. Если все будет нормально, всего через месяц он пойдет на этом красавце в одиночный полет. Ежегодная Городская Регата, класс «юноши». Победитель получит сказочный приз: признание и патент настоящего пилота. Единственная возможность для юноши с небольшим достатком, минуя дорогие курсы или Академию Неба. Он сможет работать! Зарабатывать для семьи, а не паять за гроши медные паровые трубки в тесной мастерской. И самое - самое главное: он сможет летать!..
Вот только маму они поставят на ноги… Если именитый иноземный лекарь говорит правду, она снова сможет ходить! Да что там - бегать и прыгать!
Провозились до обеда. Под ближайшим дубом, сметя в сторону желуди, разложили нарядное, вышитое мамой полотенце, служившее в походах скатертью. На нее снедь: можжевеловый мед, эльфийские лепешки, вареное мясо, черемшу. Отец прихлебывал из фляжки ром, Грах - козье молоко из шершавой глиняной крынки. Молчали, чуть улыбаясь, рассеянно глядя по сторонам. Было очень хорошо - даже так, без слов, без мыслей. Давным-давно, сидели они втроём: мама рассказывала свои чудные истории, отец с Грахом ахали в восторге и смеялись!.. Счастье! Чистое, абсолютное!..
Папа по жизни был немногословен, а после болезни матери совсем замкнулся в себе, только отчаянная боль выжигала его серые глаза. Теперь он снова оживал!
Отец не взял его с собой, пошел на поиски один, обвешанный амулетами и оружием. Под вечер вернулся, счастливый, бросился обнимать Граха. Сбросил на траву всю магическую требуху, взял карабелу, чтобы рубить ветки и убежал. А ночью они отправились.
Это была сплошная зеленая стена: ветки, плотно сбитые, перекрученные между собой, трава, гибкие пруты. Отец вырубил в них рваную дыру в рост человека. Створка узких серебристых ворот, была открыта, заклинание уже сработало. На земле стояло необычное, очень красивое кожаное кресло с большим подголовником.
-Еле отодрал, - похвастался отец, - там таких много, и все в ряды стоят.
Главной добычей стали книги. В небольшом складе, выходящем в тесный коридор, их были целые кипы! Книги новые, иноземные, с чудными картинками. Наверняка, магические! Да за одну такую можно целое состояние получить!
- Сынок, жди меня! Я скоро! - и отец, подхватив пару кожаных мешков, скрылся в бездонном проёме.
Луна была просто невероятная - полная, яркая! Лес негромко шелестел, попискивал и порыкивал своими обитателями. Грах сидел на траве, сжимая тяжелый гаечный ключ. Ему казалось, что из темноты за ним пристально наблюдают.
Из пещеры время от времени раздавался шум, лязг и отчаянное пыхтение. Вот показался красноватый огонек горного фонаря.
Отец прибежал взбудораженный и довольный, выволок два забитых до отказа кожаных мешка.
- Ты даже не представляешь, сколько там всего,- радостно зашептал он, - Нам на все хватит! Гелли наконец-то будет ходить! Кредиторам отдать, тебе на регату, на взнос «Зяблику»! Бирку, его долю! И еще столько останется!
- Не торопись, - остановил он рванувшего к нему Граха, - после меня зайдешь, я пока все осмотрю! А сейчас, охраняй вход и… Держи! - отец бросил пестрый прямоугольный брусочек.
-Разберись, что это? А я скоро!
Грах подпалил фитиль своего фонаря, закрыл крышку и принялся изучать плоскую небольшую дощечку. Обертка бумажная, с рисунком. Грах даже не понял сначала: на ней были искусно нарисованы… Либо двое людей в масках, либо два оборотня в облике волка и зайца: один, в полосатой рубахе, в диковинной белой шляпе с козырьком и почему-то с гитарой. Другой, поменьше: короткие штаны, большие глаза и длинные уши. Хоть оборотней Грах, как впрочем, и остальной люд славного Гель-Гью, не любил, эти казались какими-то добрыми и смешными.
Еще там были руны, затейливые, красивые, но не эльфийские, а больше похожие на гномов кхуздул. Грах полюбовался ими и осторожно развернул бумагу. Под ней оказался металлический лист тончайшей работы, блестящий, странно звенящий, и очень легко мнущийся. А под ней…
Сладость! Просто королевская, с благородно-горьким запахом! Дед угощал его пару раз эльфийскими конфетами, но эта!.. Грах и опомниться не успел, как темная плиточка оказалась во рту. Умопомрачительно вкусно! Грах долго гонял во рту коричневый комочек, истаивающий медовой сладостью. Вытряхнул в рот все крошки из гремящей обертки. Облизал пальцы. Как хорошо! Обертку аккуратно сложил, и спрятал в карман.
На этом их везение закончилось. Подвело старое семейное заклинание. «Симсима Ткройся!» продержалось всего несколько минут. Отец снова возвращался с двумя полными кожаными мешками, когда лязгнул старинный механизм. И рваные, серебристого невиданного металла ворота-челюсти увлекли его на землю и сомкнулись на ногах. Грах, как во сне, кричал, действовал - откуда только взялись силы? Схватил в одну руку громадный медный лом, всадил с первого раза между створок страшных ворот и распахнул ловушку. Одним движением вытащил отца…
Мутная картинка стояла перед глазами: плачущий мальчишка перед бездыханным телом. Мальчик кричит, трясет отца, снова кричит. И отец … оживает! Вздрагивает, приоткрывает глаза, шевелит губами. Что же кричал мальчишка?
Магические слова выплывают из темноты, со змеиным шипением облетают Граха, потом с грохотом влетают в уши:
«Тольконеумирай!..»
Грах исступленно кричит, повторяет и повторяет… Приходит в себя, когда очнувшийся отец, тихонько гладит его по голове. Он словно укутан чуть заметным, голубоватым сиянием, свойством действия заклинания.
Как они похожи: отец и мать… Нок и Гелли. Дед говорил, если люди живут долго вместе и любят друг друга, то они становятся похожими. И жесты, и слова, и мысли… « А еще - глаза и улыбка», - думал Грах, глядя на отца. На миг ему показалось, что на него смотрит мама, такая добрая и нежная, прикованная к постели.
Грах принес из «Зяблика» большое прорезиненное полотнище, служившее источником заплат для оболочки. Расстелил на колючих рыжих камнях, осторожно перекатил на него отца. Голубоватое мерцание, кутавшее отца, поблекло. Плохо. Заклинание теряет силу.
Тащить было невыносимо. Отец, как мог, помогал - цеплялся руками за жесткие стебли папоротника, подтягиваясь на них. Ноги его не слушались совсем, легкий кожаный сапог сдернулся со стопы и остался лежать на пыльной дорожке. До «Зяблика» было еще прилично.
Сначала он ничего не почувствовал: пыхтел, обливаясь потом, обламывал грязные ногти о край полотнища. А когда онемел затылок, и внезапно замолчали птицы, Граха накрыла черная тень. Осторожно выпрямился и неторопливо повернулся.
На тропинке, в первых лучах утреннего солнца, стоял громадный волкодлак. Стоял на передних лапах, чуть покачиваясь, капая слюной из страшной, открытой пасти. Смотрел не мигая. Желтые глазки, глубоко утопленные в седой шерсти, радостно ощупывали Граха, всерьез, видимо, предполагая гастрономическое развитие ситуации. Перекинулся волкодлак совсем недавно: на нем еще были остатки чистой одежды, чудом державшиеся, лопнувшие по швам штаны и даже щегольской шейный платок.
Единственное защитное заклинание лежало у Граха в нагрудном кармане, у самого сердца. Заклинание дрянное, слабое, способное отогнать разве что кролика, да и то - маленького и близорукого. Видимо, жаль было выбросить, вот и дали ему для тренировки. Грах молниеносным движением выхватил из кармана истертый кожаный лоскут и уставился на мутные темно-красные строки.
Он вдруг представил, что стал зверем и так не понял, откуда это пришло. А зверь был славный, небывалый - красивый и страшный одновременно. Небольшой, похожий на рыжего щенка. Ушки домиком, желтые хитрые глаза, оскаленная пасть. Огромный пушистый хвост с белым кончиком. И старое заклинание, на неизвестном, лающем языке, выстрелило:
Каквы прыгну! Каквы скочу!
Пойдутклочки Позакоулочкам!!!
От ужаса Грах мгновенно покрылся ледяным потом. Понял, что произошло: он неправильно произнес заклинание. В последний момент, губы сами исправили, сгладили окончание слов, и заклинание получилось отличным от канонического, написанного на пергаменте.
И как сработало!!!
Волкодлак дернулся, словно с разбегу влепился в дерево. Поджал хвост, торопливо что-то забормотал, словно извиняясь, даже несколько раз поклонился, нелепо разводя в стороны лапища, и с шумом-треском, скрылся в роще. На тропинке осталась оброненная форменная повязка лесничего.
Дальше стало легче. Грах трясся от напряжения, озирался по сторонам, двигался рывками в каком-то полуобморочном состоянии. Он перестал чувствовать усталость, слабость, боль в пальцах.
«Зяблик» одним рывком, резко появился сзади, и Грах гулко стукнулся спиной об лакированную фанеру гондолы.
На лавку Грах постелил колючее верблюжье одеяло, с кряхтением поднял отца, уложил. Закрепил ремнями, под голову положил травяную подушку. Отец должен видеть приборы, если откроет глаза.
Толстенная медная дверца, украшенная рунами, распахнута. Мерцающие, никогда не гаснущие малиновые угольки в закопченом нутре… Туда летят коротенькие полешки из жар-дерева. Смолистое сухое дерево моментально вспыхивает и трещит. Скоро будет парко!
Грах занес уже руку над рычагом, но спохватился. Схватил острую отцовскую карабелу, запер дверь и побежал обратно. Сгреб все мешки, инструменты, кожаное кресло. Бегал несколько раз, тащил волоком, все время оглядываясь и прислушиваясь. Пронесло на этот раз.
Баллон небесного газа почти пуст, хватит только на подъем. Сиплое шипение, трещит каркас из железной ивы, раздувается оболочка. Пошел пар… Давление в норме. Передние движки на полную мощность… Нос медленно задирается вверх. Поехали!.. Страшный удар потрясает дирижабль…
Он все очень правильно рассчитал, этот странный волкодлак-лесничий. Выбрал ближайшее дерево, спрятался в листве, а потом прыгнул, разрывая страшными когтями прорезиненный эльфийский шелк. Не рассчитал одного: после ночи оболочка была влажная. Поскользнулся, с ревом упал на крепкие корни. И остался лежать, пропитывая багровым траву и нарядный шейный платок.
Солнце прорезало лучами громадные кроны. Шерсть стремительно осыпалась, дымилась... Волкодлак изчез, вместо него, в луже крови, на холодной траве лежал полуголый человек.
- Не оставляйте меня одного, - шептал лесничий Бирк,- я весь высох от одиночества…
К счастью, ничего серьезного с ним не случилось. Грах обработал глубокие порезы на коже, обернул лесничего в знакомое уже полотнище и понес в гондолу. Бирк оказался жилистым, но очень легким. Место было мало, и Бирк лег на пол, рядом с лавкой отца.
Потом занялся оболочкой. На удачу, она представляла из себя не один большой пузырь, а нечто вроде сплюснутого мандарина, разделенного на дольки. Прохудилась только одна долька. Выдавив, размазав, последние капельки одуванчикого клея, Грах налепил на рваные края заплату.
Локальное, ремонтное заклинание растворило края шелка и оболочки. Получилось! Газа хватило, чтобы едва наполнить починенную дольку. Пришлось избавляться от балласта: выбросить пустой баллон, часть дров, воду и провизию. Дирижабль медленно поднимался.
В воздухе Бирк пришел в себя. Голос его чуть шелестел, и Грах не понимал ни слова. Но тот все повторял и повторял свой рассказ. Очнулся отец. Лежал неподвижно, прислушивался, пытаясь понять, где он находится. Высвободился из-под ремней, нашел руку друга и до боли сжал ее. Так они и лежали, держась за руки, поддерживая, подпитывая друг друга. А Грах начал различать слова.
Упавшее «нечто» было похоже на огромный дирижабль с длинными крыльями. Светлый металл, широкое хвостовое оперение. Два громадных мотора. Неизвестно, из какого мира выпал аппарат, но упал крайне неудачно. Нет, приземлился он нормально, но место… Это была территория оборотней, самое логово, где находилась сложная система подземных пещер. Были слухи, что здесь волкодлаки держат пленников, которых ловят в лесу, и постепенно пожирают их. Сюда боялись заходить даже самые отъявленные маги и разбойники. Судя по разбросанным в лесу вещам, среди которых были и детские, людей было очень много…
Пропали все. Бирк то и дело находил на границе территории чисто обглоданные человеческие косточки, сложенные в магические знаки: охранные обереги. Лесничий переместился поближе к границе, построил потайной шалаш, и стал ждать, не удастся ли кому помочь.
А потом случилось настоящее чудо: пленникам удалось бежать. Однажды ночью, Бирк проснулся от страшного шума - стреляли из ружей, причем очень часто, очередью. Крики десятков женщин не оставил выбора: Бирк произнес охранное заклинание лесничего и, трясясь от ужаса, перешел запретную линию.
Он сразу их увидел: небольшую группу людей - полуодетых плачущих женщин, некоторых с детьми на руках. А впереди два огромных мужика - в коротких полосатых рубашках без рукавов, голые руки украшены синими рисунками и рунами. Они стреляли из небольших странных ружей и кричали в один голос короткое заклинание. То, что это заклинание, Бирк понял сразу, когда от ужаса на голове поднялись волосы, и он, бросив арбалет на землю, поднял руки вверх. А возле беглецов падали замертво, дымились и рассыпались в прах волкодлаки. Помотав изумленно головой, Бирк махнул могучим воинам рукой, и тоже начал стрелять по оборотням…
Это чудо, но они ушли. А на Бирка вышел Вожак. Огромный, матерый волкодлак. Арбалет был заряжен серебряным болтом, и, выпустив в чудовище заряд, лесничий выхватил нож. Вспомнив заклинание беглецов, закричал, срывая голос:
-УРРРА!!!!!!!!!!!!!!!!
Вожак дернулся, покачнулся, а нож Бирка вонзился в седую шерсть…
Он убил его. Но всего лишь одна царапина от кривого когтя на руке сделала свое дело: Бирк заразился и по ночам оборачивался монстром, пугая окрестных лесничих, которые устроили на него охоту.
Они летели весь день , и когда осталось совсем немного, попали в настоящий ад. Даже в дождь пилоты стараются не поднимать дирижабли в воздух, а что творилось сейчас…
В голове Граха шумело…Столько новых мыслей, событий произошло за несколько дней! Адреналин отчаянно бил в голову, руки, ноги дрожали от напряжения. Хотелось подбежать к иллюминатору, распахнуть, броситься туда, в черную, мокрую пучину, и лететь, как птица, бешено махая руками, уклоняясь от молний и смерчей.
А когда молния попала в оболочку, и «Зяблик» просел и моментально стал падать, Грах совсем не испугался. Строчки на незнакомом языке, сплетенные тяжелой ритмичной мелодией, всплывали из мутной глубины. Грах подхватывал их, смачно, с хрустом, произносил и запоминал навсегда. Он видел себя пилотом удивительной железной птицы, которую вел на посадку. Птица слушалась его, послушно мигая приборами, и отец был рядом, живой, теплый, дышал спокойно, чуть вздрагивая во сне. Дядя Бирк крепко держал его за руку.
«Зяблик» перестал падать. Выровнялся, и чуть подпрыгнул вверх, неторопливо засвистел лопастями. Промасленные руки цепко удерживали старый, стертый до блеска штурвал из красной меди. Грах уже знал, что все будет хорошо, и через несколько минут «Зяблик» успешно сядет в Гель-Гью. Заливаясь счастливыми слезами, мальчишка во все горло кричал, пел, горланил басом на незнакомом языке самое лучшее на свете заклинание:
Тяжелым басом гремит фугас, *
Ударил фонтан огня,
А Боб Кеннеди пустился в пляс,
Какое мне дело до всех до вас?
А вам до меня?
Трещит земля, как пустой орех,
Как щепка трещит броня,
А Боба вновь разбирает смех,
Какое мне дело до вас до всех?
А вам до меня?
Но пуля-дура вошла меж глаз
Ему на закате дня,
Успел сказать он и в этот раз,
Какое мне дело до всех до вас?
А вам до меня?
Простите солдатам последний грех,
И в памяти не храня,
Печальных не ставьте над нами вех,
Какое мне дело до вас до всех?
А вам до меня?
* «Песня Бена» из кинофильма «Последний дюйм» (СССР, «Ленфильм», 1958 г.), М.Вайнберг - М.Соболь
Другие произведения автора:
"Валентино..."
Маленькая Вера
Это произведение понравилось:
Новые
Меню
