- Я разговариваю с вами в последний раз и в последний раз предлагаю вам чистосердечно признаться в краже золота, и тем самым смягчить наказание за содеянное. А статья ваша суровая: вплоть до расстрела, - сказал Шубайс сидящему перед ним понурому Лаптеву. - Через несколько часов я отправлю вас в район. А там суд. Вина ваша следствием доказана. Украденное вами золото вот здесь, - он указал на стоящий у стены старинный сундук, оклеенный бумажными лентами с печатями и сидящим на нём Гогой. Гога при этих словах майора показал ему язык. Впрочем, ни Шубайс, ни Лаптев бестелесного Гоги не видели.
- Мы ничего не крали, - устало в который раз повторил Лаптев.
- Что ж, гражданин Лаптев, вы себе же делаете хуже, - вздохнул Шубайс и спросил: - Откуда это так несёт кислой капустой? И что эта за лужа у сундука?
Лаптев только пожал плечами. До лужи ли и запахов ему в его положении?
А лужа у сундука быстро прибывала. Непонятная жидкость, издающая удушающий запах прокисшей капусты, явно вытекала из сундука.
Шубайс, не обращая внимания на ленты с печатями, достал из кармана ключ, отомкнул сундук и откинул крышку. Сундук был до краёв набит квашеной капустой.
- Что это?! - вскричал Шубайс. - Где золото?!
ПОЛКОВНИК ГАРРИ ДЖОНСОН
Мужчина, встретившийся с Изабеллой в Парке имени Горького, отпустив девушку, продолжил прогулку. Сообщение Кобры, сначала показавшееся ему ерундовым, по мере размышлений таковым ему больше не казалось.
- Действительно, из-за обычного клада, пусть и значительного, высокое партийное начальство так не засуетилось бы, - думал он. - А тут и кандидат в Члены и даже сам Член вдруг проявили неприсущую нынешним советским партийным бонзам оперативность. Для чего может понадобиться спецсостав со спецвагоном и войсковое обеспечение охраны непонятного объекта? Шнуров - это прежде всего ядерное оружие и стратегические ракеты, угрожающие США. Подобный вопрос не может и не должен быть оставлен без ответа. Придётся тебе, полковник, ехать в Тмутараканск, а может, ещё дальше, в неведомое село Пестюрино.
В беседах с собой ему нравилось называть себя полковником, в чём не было ни малейшего преувеличения, ибо он и был настоящим полковником стратегической разведки США Гарри Джонсоном, шестнадцатый год живущим в СССР под именем Данилы Викторовича Савраскина и работающим разъездным фотографом.
Гарри Джонсон был человеком храбрым и решительным, сумевшим настолько вжиться в образ настоящего советского человека по фамилии Савраскин, что и сам уже не знал, много ли в нём осталось от чистокровного янки.
Погуляв по тёмным аллеям парка, Савраскин, мы будем называть его так, решил: - Нужно незамедлительно ехать на место и увидеть всё собственными глазами.
Около полуночи, Савраскин уже ехал на верхней полке плацкартного вагона поезда "Москва - Тмутараканск", пропахшем потными телами, грязными носками и колбасой, которую граждане везли и которой вагон был набит до отказа.
В это время в ЦРУ расшифрованную телеграмму, отправленную Савраскиным перед отъездом из Москвы, принесли к его шефу генералу Ригану:
"№ 34/71 "Д"
По сообщению агента "Кобры" русские в Тмутараканской области проводят какую-то засекреченную операцию под кодовым названием "КЛАД", которую курируют ШНУРОВ и КУЗЬКИН. Вся информация к ним поступает в закодированом виде. Для выяснения обстоятельств лично отбываю в Тмутараканскую область. Следующий сеанс связи по прибытии на место. СКОРПИОН".
ЛЮБКА УБЕЖАЛА
Никита Эрнестович и оставшаяся ему помогать Марья не отходили от новорожденного. Иногда ребёночек ворочал головкой, иногда всхлипывал и снова засыпал.
- Пойдите, отдохните, Никита Эрнестович, - несколько раз предлагала Марья, но тому не хотелось уходить от Марьи. Ему было приятно видеть девушку, сидеть рядом с нею.
Любка по-прежнему лежала, отвернувшись к стене, изредка покидая койку, чтобы сходить в уборную.
Около полуночи Любка в очередной раз отправилась в туалет. Ребёнок спал, и Марья задремала. Никита Эрнестович любовался ими обоими и не сразу спохватился, что Любка что-то долго не возвращается.
- Не случилось ли с нею что? - встревожился он и вышел в коридор.
В коридоре, положив голову на стол, дремала Татьяна Ильиична Чинкова. Услышав шаги, она пробудилась.
- Любку не видели? - спросил её Никита Эрнестович.
- Проходила, - ответила Татьяна Ильинична.
Никита Эрнестович заглянул в уборную. Она была пуста.
- Бежала-таки, - сокрушённо подумал он. - Ну что за бессердечная женщина!..
БЕССОННИЦА
Шнуров не спал. Он не мог спать. Он ворочался с боку на бок. Он думал о странном кладе, найденном в каком-то там селе Пестюрино. В нём вполне могли быть монеты, которыми он мог бы пополнить свою коллекцию.
Конечно, когда клад доставят в Москву, ему никто не помешает полюбоваться на обнаруженные в нём раритеты. Но какой интерес любоваться тем, что принадлежит не ему.
- Я должен поехать туда, - билась в его голове настырная мысль. - Там, на месте, мне никто не помешает взять для моей коллекции то, что посчитаю нужным... Там я для местного быдла - наместник Бога на земле... Но сначала нужно уточнить, что в нём за монеты...
Шнуров позвонил дежурному на Старую площадь и приказал связать его с первым секретарём Тмутараканского обкома Пирдюковым.
- Срочно! - подчеркнул он. - Немедленно!
ПРИВОРОТНОЕ ЗЕЛЬЕ РАБОТАЕТ
Дунин и Елизавета Ниловна гуляли весь день до позднего вечера. Думала она об одном: как забрать назад у Дунина флакон с зельем. И ничего не могла придумать.
Дунин же думал, как бы поцеловать девушку.
- Лиза, смотри, какая ночь! - воскликнул он. - И спать не хочется... Так бы и гулял бы с тобой...
Когда бы не зелье, Елизавета Ниловна с удовольствием упорхнула бы в свою уютную кроватку, но она ответила: - Да, красивая...
Незаметно для себя, они подошли к сеновалу, пахнущего свежим сеном.
- Не устали? - поинтересовался Дунин у Елизаветы Ниловны.
- Немного, - призналась та.
Дунин снял китель и бросил его на сено.
- Зачем это? - спросила она. - Пойдёмте на воздух.
Но сказав это, Елизавета Ниловна рухнула задом на китель. Дунин сел рядом и обнял её.
- Никита Николаевич, не стоит нам углублять наши отношения, - проговорила Елизавета Ниловна. - Вы не сегодня-завтра вернётесь в Затраханск к супруге, а я буду страдать.
- У меня нет супруги, - ответил Дунин, - но скоро, надеюсь, будет.
- Вот видите. Вам только побаловаться... Женитесь и забудете про меня, а нам, девушкам, нелегко такое забыть, - вздохнула Елизавета Ниловна и с ужасом подумала, что ей нравятся прикосновения мужских рук и то, что они делают с нею...
- Да, я скоро женюсь, - решительно продолжил Дунин, - если ты пойдёшь за меня замуж.
От его слов у Елизаветы Ниловны яростно заколотилось сердце. - Эт-то к-как?
- Так же, как и все. Распишемся, сыграем свадебку... Не волнуйся, у меня в Затраханске есть квартира, пока однокомнатная, со всеми удобствами, но могу попросить, и мне дадут квартиру больше. А работа в райбольнице для тебя найдётся. Согласна?
Говоря это, Дунин положил руку Елизавете Ниловне на грудь, слегка сжал холмик.
- Согласна, - ответила Елизавета Ниловна, впуская его руку под платье, и подумала: - Что ж, приворот действует. Пусть не тот Никита, но этот не хуже...
Она позволила рукам Дунина спустить трусики и прошептала: - Погоди, я сама введу...
КОЛДУН И АКСЮТКА
Отстрадал, отмучился под ослепительным палящим солнцем июльский день. Отцвёл сиреневыми сумерками вечер. Окутал село мягкий серебрянный свет луны, очерченный глубокими фиолетовыми тенями тёплой душноватой ночи. Полночь. Тишина. Мир. Покой.
Треснул сук. Порхнула испуганно уснувшая было птаха, качнув ветку дерева. Чёрной тенью по сельским задворкам проскользнула женская фигура на двор к Авдею и вошла в избу.
В избе царила устоявшаяся тьма, едва разбавляемая нестойким светом свечи. Женщина замерла на пороге.
Заворочался на печи Авдей. Спустился вниз. Был он в белой рубахе и кальсонах.
- Пришла? - голосом хриплым, надтреснутым, без доброты проговорил Авдей, безглазо уставившись на вошедшую, на белеющее во тьме её лицо. Остальное тонуло во мраке. - Проходи.
- Пришла, ведьмак, ответила женщина.
Это была Аксютка. Озлоблённо прозвучал её голос.
- Пришла. Девочисть свою принесла тебе и никуда от тебя не уйду. Кровью твоею ведьмачною упьюсь, силушку твою высосу. В смерть тебя, колдун, вгоню.
Авдей хохотнул, ответил: - Не балаболь. Всё ведаю, что было, что есть, что будет. Никуда не денешься. Лаской ляжешь под меня, ведьма. Давно я заприметил тебя, давно почуял в тебе. На метле летать будешь... Заколдую тебя...
Поднял Авдей правую руку, надвое рассёк ею жидкий свечной свет. Заколебался узкий язычок пламени, пыхнул чёрной копотью. Заиграли тени на бревенчатых стенах, замельтешили. Чёрный кот вылупился на Аксютку зелёными глазами.
Забормотал Авдей, наговаривая накликания свои и слова неясные, странные, жуткие: кр-ра... кр-ра... кр-ра...
Подошла Аксютка к Авдею ближе, вошла в круг свечного пляшущего света. Глаза её засветились жёлто - от свечи ли, изнутри ли. Вперилась она ими в Авдея, не мигаючи.
Смолк, наконец, колдун, потянулся рукой в тёмный угол звякнул стеклом, достал бутылку зелёного стекла, бултыхнул её, протянул Аксютке и повелел: - Пей, ведьма.
Аксютка взяла бутылку, запрокинула голову, стала пить, нервно гуляя огололившимся горлом. Авдей внимательно проследил за нею, вырвал бутылку и сказал: - Довольно. Остальное мне.
- Ну, что ж, опоил меня, ведьмак, своим зельем, - сказала усмешливо Аксютка. - И сам опоись им...
Пока Авдей глотал зелье, Аксютка расстегнула платье, опустила с плеч, обнажилась по пояс, подвела руки под груди, проговорила: - На, возьми, подавись...
Авдей отбросил пустую бутылку, подержался за выпрямишиеся чёрные соски девушки, задрал подол её платья, обрадовался: - А, приготовилась уже, ведьма, и трусов не надела... Скидавай обувку, полезай на печь. Таперя никуды не уйдешь...
НОЧНОЙ ЗВОНОК
Пирдюков спал. Его разбудил внезапный телефонный звонок.
- Какого чёрта! - сердито выругался он и взял трубку.
- Это звонит Шнуров, - раздался в ней мужской голос.
Пирдюков чуть не послал подальше какого-то там Шнурова, но вовремя спохватился, поняв КТО это. У него ёкнуло сердце. Не так часто вожди сами звонят первым секретарям захолустных областей.
Проснулась и лежавшая рядом с Пирдюковым его домоправительница Клара Семёновна, открыла глаза и, увидев испуганное лицо друга, спросила встревоженно: - Что случилось, Никитушка?
Но Пирдюков, проглотив подкативший к горлу ком, ответил, но не ей, а в трудку: - Я весь внимание, Эдуард Романович.
- Говорят, у тебя в области нашли какой-то клад. Проинформируй меня.
Пирдюков, как мог, доложил вождю. Шнуров его выслушал, не перебивая, а когда Николай Иванович закончил, сказал: - Я хотел бы переговорить с тем, кто занимается непосредственно кладом. Свяжи меня с ним.
- Сейчас, Эдуард Романович. Я только уточню номер их коммутатора. Сами понимаете, село, глубинка. Современная техника ещё не дошла до них, - ответил Пирдюков и, прикрыв ладонью микрофон, приказал Кларе Семёновне: - Принеси мне телефонный справочник. Он на письменном столе в кабинете, - и, видя, как она медленно шевелится, прикрикнул: - Шнель! Шнель!
Клара Семёновна выскочила из постели и, подрагивая розовой пухлой попой, выбежала из спальни и через четверть минуты вернулась со справочником.
Пирдюков быстро пролистал его, нашёл нужную страницу, продиктовал номер пестюринского коммутатора и пояснил: - Как только ответит телефонистка, скажите, чтобы она вызвала на связь майора Шубайса. Он остановился в Доме колхозника... Шубайса... Шура... Ульяна... Борис... Антон... йод... да-да, йод... Семён... Шубайс.
В телефоне зазвучали короткие гудки. Шнуров закончил разговор. Положил на рычажки свой телефон и Пирдюков, положил осторожно, бережно, словно боясь, что от его неловкого грубого движения пластмассовая трубка рассыпется в прах.