Пемадоров и Зайонц в расследовании кражи не участвовали. Пыжиков проводил их в Дом колхозника. Приняла их заведующая Домом, она же дежурная Ульяна Степанова, женщина лет тридцати пяти и, как она шутила: "замужняя вдова". Муж её Илья Степанов искал где-то счастье на стороне и в селе не появлялся с незапамятных времён.
Она проводила постояльцев в их комнаты и, зевнув, пожелала им спокойной ночи.
Зинаида вошла в комнату, щёлкнула выключателем. Под потолком загорелась тусклым светом голая лампочка, осветившая убогую обстановку сельского "отеля": узкую железную койку, заправленную зелёным одеялом, стол, стул, крючки на стене для одежды, допотопный рукомойник у двери в углу, под ним помойное ведро. Сама комната была чуть больше вагонного купе.
Было жарко и душно. Зинаида попыталась открыть окно, но оно было наглухо заделано.
- М-да, не гостиница "Москва" и не парижский "Гранд-Отель", - подумала Зинаида, хотя ни в "Москве", ни в "Гранд-Отеле" ей бывать не приходилось.
Она разделась и, оставшись в одних трусах, ополоснулась тепловатой водой из рукомойника. После чего съела оставшийся от дневной трапезы пирожок с капустой и допила остатки ещё горячеватого кофе из термоса.
Поев, она в ожидании ночи достала из сумки книжку и легла поверх одеяла почитать.
УЖАСНОЕ РЕШЕНИЕ ПЕМАДОРОВА
Пемадорову достался такой же номер, как и Зинаиде. Скудость обстановки его не впечатлила. Ему было не до этого и он не обратил на неё никакого внимания, поспешив сесть к столу и вынуть из портфеля злополучную папку. Руки его дрожали, но он всё же решился её снова открыть. Рыжий чёрт кивнул ему, как старому знакомому.
Пемадоров взвыл диким зверем. О, как страшно осознавать, что ты сошёл с ума.
- Так нельзя жить, - подумал Пемадоров. - Меня упекут в психушку.
Уж кто-кто, а он, сотрудник КГБ, знал каково там находиться.
- Лучше смерть, - подумал он. - Застрелиться. Да, иного выхода нет.
Он посмотрел на улыбающуюся харю чёрта, на те рожи, что тот ему корчил.
- А может, сжечь этот лист? - подумал Пемадоров. - Плевать на райкомовскую директиву, на сексуальную революцию, на якобы произошедший бунт. Отпишусь, что всё это недоразумение. На фоне найденного здесь клада с золотом, авось, всё это отойдёт на задний план, забудется.
Подумав так, Пемадоров извлёк лист из папки, чиркнул спичку и вспыхнувший огонёк поднёс к свёрнутому трубочкой листу бумаги. Спичка погасла, словно кто-то её задул. Пемадоров зажёг вторую спичку, но и она, разгоревшись, погасла, и третья тоже.
Пемадоров услышал его не извне, он в комнате был один, голос прозвучал у него в голове.
- Мы бессмертны, - продолжал голос.
Пемадоров отбросил свёрнутый лист. Тот развернулся, и чёрт погрозил ему корявым пальцем с длинным загнутым когтём.
- Вы бессмертны, зато мы смертны, - проговорил Пемадоров, достал из кармана пиджака пистолет "ТТ", снял его с предохранителя и поднёс к виску. - Прощай, мама...
- Не дури, - снова проскрипел тот же голос у него в голове и, хихикнув, добавил: - Лучше обернись...
Пемадоров обернулся и опешил. Он увидел соседнюю комнату, а в ней женщину, лежавшую на койке в одних трусах. Он узнал Зинаиду Зайонц. Зинаида читала.
- Да, я сошёл с ума, - обречённо подумал Пемадоров. - У меня галлюцинации.
Зинаида же, не обращая внимания на него, поднялась с койки, откинула одеяло, оставив на ней только простыню, неспеша стянула трусики, потянулась, словно специально для того, чтобы Пемадоров мог разглядеть её получше.
- Она тебя не видит, - проскрипел голос. - Это только для тебя стены нет...
Зинаида легла и слегка прикрылась простынёй. Свет она не выключила.
- Пойди, возьми её, - приказал Пемадорову голос. - Будь смелым и наглым.
Пемадоров вспомнил недавний привал на траве и тогдашние слова Зинаиды: "Мужчины не спрашивают. Мужчины берут... Деликатность мужчины - отступление от его естества. Если его зверь рвётся из штанов на волю, он должен выпустить его на волю. Обязанность женщины удовлетворить его..."
- Вперёд, - скомандовал голос, и Пемадоров подумал: - Покончить я с собой ещё успею...
Он поднялся и шагнул по направлению к лежащей на кровати Зайонц.
НА КРЫЛЬЦЕ
Ясная, тихая лунная ночь окутывала Пестюрино. Где-то прогавкал встревоженный пёс, на другом конце села кукарекнул дурной петух. На больничном крыльце сидели двое в белом. Это Никита Эрнестович и Марья. Они сидели молча, не касаясь друг друга, соединенённые одним общим чувством - любовью. А любовь не нуждается в словах.
Немного поодаль от них сидел Хромой. Он был печален. В его глазах тусклыми угольками тлела тоска и зависть к счастливым людям.
- Я думаю, наша сказка называется "О прекрасной царевне Марье и добром молодце Никите", - наршил млчание Никита Эрнестович.
- И чем она заканчивается? - поинтересовалась Марья.
- Пока не знаю, - ответил Никита Эрнестович. - Надеюсь так, как заканчиваются все добрые сказки о любви.
- Хорошо бы, - сказала Марья. Ей было известно, чем заканчиваются добрые сказки.
По небу плыла луна, покрывая загадочным прозрачным серебряным светом деревья, луга, дома и реку Добрицу.
ОБЫСК
Дунин, воспользовался своим прокурорским правом и дал Шубайсу санкцию на обыск в доме Лаптевых. Юлька и Ефрем Акимович сидели на стульях в разных углах комнаты. На диване расположились понятые, вытащенные из постелей больничный фельдшер Жуков и сельсоветская уборщица Зинаида.
Шубайс с Красиковым осматривали дом, прируб и сени. Обнаружили они шкатулку с Юлькиными украшениями. Но это было явно не то.
Спустились Шубайс, Красиков, понятые и с ними Лаптев в погреб. И летом в жаркие дни в нём царила прохлада. Погреб был практически пуст. Пахло квашеной капустой. В углу стоял бочонок, прикрытый деревнным кругом.
- Что у вас в бочке? - спросил Шубайс Ефрема Акимовича.
- Капуста, - ответил тот. - Ещё с прошлого года остатки.
Шубайс поднял круг с бочки и все увидели, что она до краёв набита золотыми монетами и украшениями.
- От-то да! - воскликнул Шубайс. - От-то да!
Гога, бывший тут же, весело хохотал, поглаживая лоснящиеся бока.
ТЫ СИЛЬНЫЙ ЗВЕРЬ
Зинаида, услышав чьи-то тихие, крадущиеся шаги, испуганно открыла глаза и увидела приближающегося к ней Пемадорова. Его намерения были явно написаны на его лице.
- Вы что?! - испуганно воскликнула она и услышала голос, явно не-пемадоровский: - Слабак не станет насиловать, а сильному зверю я отдамся без сопротивления.
- Вы хотите меня... изнасиловать? - спросила она Пемадорова и улыбнулась. - Знаете, а я не против...
Пемадоров торопливо срывал с себя одежду. Зинаида протянула к нему руку: - Иди, скорее же...
Пемадоров рухнул на Зинаиду и грубо, жёстко вогнал своё копьё в её недра. Надсадно заскрипела койка и застучала, словно вагонные колёса на стыках рельс.
Зинаиду пронзило острейшее чувство блаженства, она громко, во весь голос застонала и огласила радостным криком тихий Дом колхозника. Этот крик донёсся до комнаты, где ворочалась в ожидании сна заведующая Ульяна Степанова.
- Вот это дают, - с чувством лёгкой зависти подумала она и вспомнила своего канувшего в Лету Мишку.
...Всё свершилось. Утомлённая Зинаида обнимала Пемадорова, отдавая должное его силе и умению доставить женщине наивысшее наслаждение.
- Ты сильный зверь, - прошептала она Пемадорову.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ОБЫСКА И ПРОГУЛКА ПОД ЛУНОЙ
Шубайсом и Дуниным решено было поднять ценности из погреба в комнату и из-за нехватки людей не описывать каждую единицу изъятого в отдельности, а рассортировать найденное на монеты и украшения и взвесить их. Вместо мешков взяли Юлькины наволочки.
Дунин не стал дожидаться, пока Шубайс составит протокол, и отправился в Дом колхозника на покой. Он шёл по улице, залитой лунным светом, таким ярким, что можно было читать книгу.
Навстречу ему попалась куда-то спешащая девушка. Её стройная фигурка в белом платье привлекла внимание помощника районного прокурора. Он подумал: - Куда это она спешит в полуночный час?
Они поравнялись. Дунин увидел её личико и отметил: - А она красавица.
Девушка прошла мимо. Дунин посмотрел ей вслед и вздохнул: - Наверно, спешит со свидания...
Дверь в Дом колхозника была заперта. Дунин дёрнул за шнурок колокольчика. Вскоре дверь ему открыла женщина в белой сорочке и цветастым платком, накинутом на плечи. Она проводила Дунина в его комнату.
У КОЛДУНА
Девушка в белом платье, встретившаяся Дунину по дороге, была Елизавета Ниловна. Она спешила к Авдею. Тот ждал её около полуночи.
Она успела ко времени. Авдей впустил её в избу, освещённую единственной толстой свечой, воткнутой внутрь стеклянной банки. Свеча истекала прозрачными горячими слезами. Свет от неё стоял только на столе жёлтым кругом и на чёрном Авдеевом лице. Углы избы окутывал непроницаемый мрак.
- Значицца, не передумала? - спросил её колдун.
- Не передумала, - робко ответила Елизавета Ниловна.
Авдей вздохнул и потребовал: - Раздевайся.
- Как раздеваться? - опешила девушка.
- Совсем. Догола, - ответил Авдей. - Будем творить наговор обоём... А не хошь, пошла прочь.
- Хорошо, хорошо, - проговорила Елизавета Ниловна, торопливо стягивая с себя платье.
- Всё сымай. Мне не нужно твоё тряпьё, - сказал Авдей.
Вскоре тело девушки белым светом засияло в тёмной избе колдуна.