Шубайс со своими спутниками остановились отдохнуть и перекусить, не доезжая Пестюрина. Как оно там будет, неизвестно. Расположились на берегу реки, развернув на травке импровизированный стол, выложив наскоро прихваченные дары столовского буфета: бутерброды с чёрствым сыром, коржики, банки с "Завтраком туриста", "Кильку в томате", бутылки с ситро. Зинаида достала из своей вместительной сумки объёмистый свёрток из вощаной бумаги. - Попробуйте маминых пирожков с капустой, - сказала она, развернув пакет. Румяные пирожки выглядели аппетитно на фоне прочей скудной милицейской снеди. - Пирожки - это здорово, - сказал Шубайс. - Люблю пирожки. Конечно, не были забыты и "сто наркомовских грамм". - Можно я возьму ещё пирожок? - спросил Дынин Зинаиду. - Разве мужчины просят? - ответила та, игриво сверкнув глазками. - Мужчины берут, не спрашивая. Они должны всё брать свободно, как разбойники. Они вольны брать всё: еду, питьё, одежду, жизнь, наконец, женщин. Лицо Зинаиды раскраснелось от выпитого. Слова из её милого ротика вылетали страстные и горячие, как кусочки раскалённого метала из-под кузнечного молота: Когда мужчины берут своевольно, у них лица делаются красивыми своей жёсткостью и решительностью. Отдаться такому мужчине готова любая женщина. Понести от него плод любви - великое счастье. Деликатность мужчины - отступление от его естества... Если его зверь рвётся из штанов, выпусти зверя на волю. Наш женский долг удовлетворить его. А кто слаб и нерешителен, у кого дряблые мышцы - тех на свалку. Пусть останутся сильные. О, как она была красива в этот момент наивысшего воодушевления! - Зинаида Олеговна, вы очень кровожадны и прямолинейны, - сказал Шубайс. - Если вас будут насиловать... - Слабак этого не сделает, а сильному я отдамся с готовностью, - уверенно, как о давно решённом, ответила Зинаида, вгрызаясь острыми зубками в бутерброд с сыром. Пемадоров молча съел второй пирожок. Он был голоден.
ЭНТУЗИАЗМ МАСС - ВЕЛИКАЯ СИЛА
У колодезного сруба шло производственное совещание. Совещались мужики. Бабы, сгуртовавшись поодаль, мужикам не мешали, ждали их решения. - Нужно спустить туда человека, чтобы он посмотрел, что это за клад, - предложил практичный Пыжиков и спросил: - Желающие есть? Желающие нашлись и не только мужики, но и бабы. Первой откликнулась Дуська. Но первым опустили в колодец зоотехника Ефима Грачёва. Осмотревшись, тот копнул прихваченной лопатой, он загрузил золотом бадью. Вытянув добычу наверх, ему спустили бадью снова. Он загрузил и её. После третьей Грачёв крикнул, чтобы вытаскивали и его. - Околел, - Выбравшись из колодца, пояснил он, дрожа и не попадая зуб на зуб. - Вода ледяная. Его сменил тракторист Гришка Полушкин. И стали появляться новые вёдра, полные золотых монет и ювелирных украшений. Их высыпали на откуда-то появившийся брезент. Золотая куча росла. Мужики крутили колесо быстро, словно вёдра были наполнены не драгоценным металлом, а пухом. Пыжиков послал кладовщика Евграфова за мешками. Бабы принялись сортировать добычу - монеты отдельно, ювелирные украшения и посуду отдельно, и ссыпать их в мешки. Мешки относили в сельсовет под охрану сторожа Степаныча. Все работали с огоньком и энтузиазмом в предвкушении счастливой и богатой жизни, подобно тому, как вкалывали комсомольцы 20-х - 30-х годов. Вдруг в отдельно взятом селе на 60-году советской власти появились несколько десятков Павок Корчагиных и Дусь Виноградовых. От душевного подъёма люди запели:
- Наш паровоз, вперёд лети, В Коммуне остановка...
Обед закончился, но никто не покинул площадь, никто не захотел идти на работу в поле. Пыжиков намеревался было погнать их в приказном порядке, но вовремя сообразил, что своим словом он сейчас ничего не добьётся от ошалевших от золота людей.
ОХ, ЛЮДИ, ЛЮДИ
- Теперь у тебя, Аганька, можно сказать, золотая голова, - сказал Авдей, ведя старуху за руку. - Давай, оставим так, как есть... - Прошу тебя, Авдеюшка, сыми ты с меня эту шапку, - подала голос Аганька. - Ну, сделай милость... - А чё не снять, - сказал Авдей. - Снять можно... Как голова влезла в шапку, так и должна вылезти. Только для удобства нужно будет тебе голову отрезать, а потом достать её оттеда по частям. Аганька обиделась, закричала: - Я те отрежу... Я скорее те яйца отрежу... - Ну, ладно, не бушуй, - примирительно ответил Авдей. - Твоя башка, и впрямь, не стоит такого украшения. Я постараюсь её вытащить с минимальными повреждениями, чтобы ты в гробу людей не пугала... - В каком гробу? - удивилась Аганька. Но Авдей не ответил ей, а стал потихоньку поворачивать шлем. - Открой рот, да поширше, - приказал он, просовывая палец под шлем. После того, как высунулся наружу Аганькин волосатый подбородок, Авдей накренил шлем кзади и потянул его кверху, отклонив в сторону мешающий дальнейшему продвижению старухин нос. - Больно, - вскикнула Аганька, но в ту же секунду её голова выскользнула из золотой ловушки. Вот и всех-то делов, - выдохнул Авдей. - Свободна. Можешь идти. Аганька потёрла нос и потянулась за шлемом, который разглядывал Авдей. - А пожалуй, это вовсе не шлем, - сказал он, - Похоже, что это ночной горшок... - Мне всё равно что это - шапка или горшок. Я ссать в него буду, - ответила Аганька. - Дай мне... - Это мой гонорарий, Аганька. Я оставлю его у себя, как экспонат твоей глупости. Но Аганька, ухватившись за шлем (или горшок), вырвала его из рук Авдея и, махнув волглым подолом юбки, метнулась прочь от Авдея, крикнув ему на прощание: - Хер тебе, а не спонат! - Вот и вся благодарность, - вздохнул Авдей. - Ох, люди, люди...
РВАНЫЙ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ
Рваный смятенно ходил вокруг колодца. И с каждым новым ведром, полным золота, его смятение нарастало. - Ты что нервничаешь, Давыдыч? - спросил его Пыжиков. Рваный отвёл его в сторону. - Ты знаешь, что всё находящееся в земле принадлежит государству, - сказал он. - Как мы объясним ТАМ, откуда наших колхозников столько золота? Бабушкино наследство? Так нам и поверили. Сколько уже достали? Тонну? - А пожалуй, и тонну, - ответил Пыжиков. - И что считаешь нам нужно делать? - Доложить куда следует. - Значит, люди сейчас здесь горбатятся понапрасну, вместо того, чтобы работать в поле? - Ну, не совсем, - неуверенно ответил Рваный. - Какой-то прОцент нам полагается. Но потом ОНИ попросят нас сдать его в Фонд мира или ещё на что-нибудь. Пыжиков задумался. Он понимал, что секретарь прав. Это тебе не десяток серебряных ложек, о которых можно было бы умолчать, - это сотни килограммов золота, не считая камней в ювелирных изделиях. - Сообщать, так сообщать, - согласился он с Рваным. - Звони, куда следует. Пусть поскорее приезжают и забирают всё, чтобы не будоражить людей несбытчными мечтаниями.
ШУБАЙС УДИВЛЯЕТСЯ
"Уазики" с милицией, с начмилом майором Шубайсом, с заместителем заведующего идеологическим отделом райкома Зайонц, с помощником райпрокурора Дуниным и товарищем из "Серого дома" Пемадоровым въехали в Пестюрино в начале пятого часа дня, проехали по безлюдной улице почти до центра, откуда доносилось бодрое пение:
- Смело, товарищи, в ногу, Духом окрепнем в борьбе...
Такое пение не предвещало ничего хорошего приехавшим представителям власти. Русский бунт, жестокий бунт. Шубайс застегнул китель на все пуговицы, надел на голову фуражку, вынул из кобуры пистолет, сунул его в карман бриджей и, приказав водителю не выключать мотор машины, вышел из "уазика". За ним вышли Дунин и Пемадоров. Шубайс дошёл до угла здания, закрывавшего их от людей, собравшихся на площади. Выглянув из-за угла, Шубайс удивился. Он увидел людей. Одни возились у колодца, другие наблюдали за ними. Это не походило на бунт. - Видимо, чистят колодец, - подумал Шубайс. Он приказал Пемадорову и Дунину следовать за ним, а милиционерам оставаться на месте. - В случае чего, прикроете, - сказал он им, вышел из-за угла и направился к колодцу. Он шёл быстрым шагом. Дунин и Пемадоров едва за ним поспевали.
А ГДЕ ЖЕ БУНТ?
Пыжиков, занятый доставаемым из колодца, кладом, не заметил прибытия гостей. Зато Рваный увидел направляющегося к ним милицейского майора и поспешил ему навстречу. - Вы вовремя прибыли, товарищ майор, - сказал он Шубайсу. - У нас тут такое... такое... в общем мы нашли клад с золотом... большой клад... громадный. - Клад? - изумился Шубайс. - Причём тут клад? А где бунт? Кто бунтует? - К-какой бунт? - в свою очередь удивился Рваный. Удивились словам майора и подошедшие Пыжиков и Лаптев. - Бунт? Причём тут бунт, - сказал Пыжиков. - Мы говорим о кладе. - О бунте в вашем селе сказал мне товарищ Охламонов. Вы прислали ему телефонограмму с сообщением, что жители вашего села взбунтовались, сожгли сельсовет и правление колхоза, требуют... - на этом слове Шубайс споткнулся, но, понизив голос, договорил: - ...требуют отставки правительства. - П-п-правительства? К-какого п-правительства? - оторопел Рваный. - Нашего, советского, - ответил Шубайс. - Наши люди ничего такого не требуют, - подал голос удивлённый Лаптев. - Наши люди любят наше правительство, - подтвердил Рваный. - Мы ничего такого не передавали. - Первый секретарь райкома всё выдумал? - прищурив глаза, спросил их Пемадоров. - Мы сообщили райкому только о том, что жители нашего села горячо поддерживают решение Пленума ЦК партии о сексуальной революции. - Какой революции? - теперь оторопел Шубайс. - Сексуальной, - сказал Рваный. - Согласно директивы райкома партии. - Покажите эту директиву, - потребовал Пемадоров. Дело запахло антисоветчиной. - Оно у меня в кабинете, - ответил Рваный.