Марья Снежкина с раннего утра занималась домашними делами: отогнала корову в стадо, принесла матери воды для готовки, прополола грядки с огурцами и помидорами. Задумчивая мечтательность лежала на её лице. Она вспоминала вчерашний вечер и прогулку с Никитой Эрнестовичем под луной. Он бережно держал её под руку и рассказывал о Москве, о родителях, об учёбе в институте и о своём тайном желании жить и работать в селе.
- Никак девка влюбилась, - подумала её мать Зинаида Ивановна. - Чует моё сердце, влюбилась... В кого бы это?
Освободившись от домашних дел, Марья побежала на речку, по глади которой растекались золотом утренние солнечные лучи.
Искупавшись, На обратном пути Марья нарвала алых маков. С ними её и увидел Никита Эрнестович. Перед началом приёма он вышел прогуляться.
Они встретились. Марья, только что думавшая о докторе, зарделась под цвет маков, которые держала в руках.
- Какие красивые маки, сказал Никита Эрнестович, глядя на Марью. - Мне они нравятся, - ответила девушка. - Вы похожи на сказочную принцессу. - А вы - на сказочного принца, - ответила Марья, пряча лицо в цветы. - Тогда я хочу быть принцем из той сказки, что и вы, - вырвалось у Никиты Эрнестовича. Марья, растерявшись от его признания, подхватила подол сарафана и взбежала по косогору наверх. Там она остановилась и крикнула: - А как называется НАША сказка?
Она крикнула и побежала дальше, а Никита Эрнестович смотрел ей вслед, и сердце его билось радостно и счастливо.
СКУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Сегодня на приём пришли только три старушки из соседней деревни. Они жаловались на сои старческие немощи, на жизнь, на злых снох, пьющих зятьёв и непослушных внуков и ещё на многое другое, далёкое от медицины, пользуясь тем, что доктор их внимательно слушает, внимает их проблемам и сочувствует и не спешили покидать кабинет. Уходя же, кланялись и благодарили доктора.
- Вот так мы и живём, Никита Эрнестович, - сказала Елизавета Ниловна, когда вышла последняя старушка. - Скучно живём. Ни театров, ни музеев, ни нормального кинотеатра или ресторана... Развлечения - баня да старые фильмы в клубе, зимой ещё танцы. Все кавалеры, вечно пьяные. У них одно на уме... Не то, что в городе...
- В городе многим людям не до театров и музеев. Иные прожив в Москве, ни разу не бывали в театре, - ответил Никита Эрнестович.
- Ах, если бы я жила в городе, я не пропустила бы ни одной премьеры, ни одного концерта и не ходила бы замухрышкой, одевалась бы по-человечески, - продолжала Елизавета Ниловна. - У нас можно всю жизнь проходить в одной телогрейке и сапогах... И люди в городе другие, культурные, образованные...
- Но вы одеваетесь не хуже городских девушек, - улыбнулся Никита Эрнестович. - А кому это нужно? Кто меня видит? Нашим Ванькам до лампочки во что ты одета. Им бы зенки залить да под юбкой у девки пошарить...
ЗАПАДНЯ
Время приёма истекло. Елизавета Ниловна поднялась со стула и, сделав пару шагов, вдруг пошатнулась.
- Мне плохо, - сказала она и медленно опустилась на пол. Никита Эрнестович подскочил к ней, спросил: - Что с вами? - Голова... сердце... мне душно... сердце останавливается... - простонала Елизавета Ниловна и быстрыми движениями пальцев расстегнула халат. Полы его бесстыдно распались. Белья на ней не было.
Никита Эрнестович не успел ничего подумать, как Елизавета Ниловна обвила его шею руками, словно лианами и притянула его губы к своим. Они слились в поцелуе.
- Возьми меня, - страстно и призывно зашептала Елизавета Ниловна. - Я вся твоя... до последнего ноготочка...
ПОПАЛСЯ
Хромой, крутившийся возле, заметив нерешительность Никиты Эрнестовича зажужжал ему на ухо: - Не теряйся... Не будь гадом... Пожалей девку, не обижай... Уважь её... Никто не узнает... Никита Эрнестович пытавшийся было расплести руки девушки, остановился. - А что я теряю?.. - мелькнула у него шаловливая мысль. - Я человек свободный... Отказом я оскорблю её...
Так он думал, а ладони его уже оглаживали прелести Елизаветы Ниловны, перепрыгивая с восхитительных холмиков вверху вниз на шелковистые волосы на венерином бугорке. Затем он расстегнул брюки, отдавая своё мужское достоинство в руки девушки, немедленно обхватившей его.
Хромой, наблюдавший за ними, злорадно расхохотался: - Попался, голубчик!.. Да, вам, людишкам, никогда не одолеть нас. - Хочу... хочу... хочу... - повторяла Елизавета Ниловна. - Владей мною, мой царь, мой повелитель... Люби меня всю... - Любить тебя? - подумал Никита Эрнестович. - Любить тебя?! Это невозможно!.. Марья!..
Он вырвал свой жезл из рук Елизаветы Ниловны и попытался оторваться от неё.
ОСЛЕПЛЕНИЕ И ОЖОГ
Хромой, заметив, что его жертва вырывается из западни, вскричал: - Нет, не уйдёшь!.. Не хочешь сам, я это сделаю за тебя...
Вспрыгнув на левое плечо Никиты Эрнестовича, он юркнул в его ухо, но не успел устроиться там поудобнее как вспыхнуло нечто ослепительнее и горячее солнца, как будто он свалился в жерло вулкана, и тут же неодолимая сила выбросила его наружу.
Ослеплённый и опалённый Хромой взвыл от боли и злости. Такого с ним за три тысячи лет не случалось.
- Чёрт с тобой! - выругался в сердцах бес. - Пусть Рогач займётся тобой, если он такой умный...
Я НЕ СМОГУ ВАС ПОЛЮБИТЬ
- Образумьтесь, Елизавета Ниловна, - сказал Никита Эрнестович. - Ничего у нас с вами не получится. Я не смогу вас полюбить потому, что люблю другую.
Раздосадованная поражением Елизавета Ниловна запахнула халат, скривила обижено губы и, проводив взглядом поспешившего выйти из кабинета Никиту Эрнестовича, проговорила: - Полюбишь, Никита. Я заставлю тебя полюбить меня...
КИНО, ДА НЕ ТО
Передав телефонограмму, Рваный посмотрел на Лаптева и сказал: - Надо бы и мне посмотреть, что это за кино. Я же должен быть в курсе.
- Что ж, идём к Тулайкину. Пусть прокрутит. Я не прочь посмотреть его ещё раз... Такие девочки... Смак! Заодно и Иваныча позовём.
Тулайкин находился на месте. Он по просьбе Рваного вставил бобину с киноплёнкой в проектор, щёлкнул тумблером.
Удобно расположившись в первом ряду, Рваный, Лаптев и Пыжиков приготовились к просмотру фильма.
Свет в зале погас, кино началось. По экрану побежали титры, зазвучала музыка.
- Что это? - удивился Лаптев, увидев будни археологической экспедиции. - Это не то кино! - Определённо не то, - подтвердил Пыжиков.
ГДЕ ВЧЕРАШНЕЕ КИНО?
- Это не то кино, Леонид, - строго сказал Лаптев Тулайкину. - Тебя русским языком просили показать вчерашнее.
Тулайкин обескуражено пожал плечами: - Сам не пойму, Ефрем Акимович. Плёнка та же. Кстати, в накладной у меня стоит "Джентльмены удачи".
- Джентльмены да не те. Ты, Лёнька, нам покажи американских, путаник, - сказал Пыжиков.
- Нет у меня никаких американских джентльменов, Иван Иванович. И спутать мне не с чем. Других фильмов у меня нет. Что мне дали на базе, то и показываю...
- Но мы сами вчера видели... как мужики баб... - сказал Лаптев. - Мы пока ещё в своём уме.
- Пусть Красиков разбирается, - сазал Пыжиков. - Явно дело нечистое.
- Да, здесь дело пахнет политикой. - проговорил Рваный с сожалением, что ему не удлось посмотреть "тот", американский фильм.
Тулайкин побледнел: "политика" - это очень плохо.
ЗОЛОТО
Над селом, над полями, над речкой Добрицей, над дальним лесом плыло горячее солнце. В сизом знойном мареве тонули дали.
С полудня до четырёх часов дня у колхозников перерыв на обед и отдых.
Юлька Лаптева пришла за водой к колодцу на площади, опустила в него колодезную бадью, зачерпнула воды и принялась крутить ручку поскрипывающего ворота, наматывая на него цепь. Достав бадью, она перелила её в ведро и увидела, как в него проскользнуло несколько блеснувших на солнце кругляшек. Опустив руку в ледяную воду, она извлекла одну из кругляшек из ведра и оторопела. Это была золотая царская десятка. Две таких им с Ефремом подарила свекровь на свадьбу. Юлька вытащила и остальные кругляшки, всего шесть: пять были золотые царские десятки, шестая непонятная лепёшка, крупнее и тяжелее, с мужским профилем в царской короне.
Юлька поспешила снова бросить бадью в колодец.И на этот раз улов оказался немаленьким: одиннадцать царских десяток, три золотых "лепёшки" и массивный золотой браслет с красными камнями.
Юлька опустила ведро в третий раз. И снова её уловом была куча монет, три браслета и несколько перстней с камнями, похоже, с бриллиантами.
Всё это богатство она кидала в своё ведро, а воду из бадьи выливала на землю.
- Ты что делаешь, Юлька? - поинтересовалась Дуська, заметив через открытую дверь лавки непонятные Юлькины действия. - Ты хочешь вычерпать всю воду из колодца?
- Иди, иди по своим делам, - ответила Юлька, прикрывая ведро с золотом. - Не мешай. Не твоё собачье дело.
- Сама собака, - огрызнулась Дуська, подходя ближе. - Покажь, что прячешь в ведре.
Юльке с Дуськой не справиться - что "запорожцу" против танка. Дуська отодвинула Юльку, заглянула в ведро и ахнула: - Золото!..