Шиш вам, а не Землю!.. (Окончание)

37.

  

  

  В тот день мы взяли ещё три деревни. Но на следующий день все отдали. И потеряли к тому же половину личного состава.

  И вот в тот момент, когда аборигены погнали нас, обстреливая из шестиствольных пулемётов, я, израсходовав все свои патроны, заскочил в один из дэнверских домов, чтобы хоть на время укрыться от кинжального огня противника. И столкнулся с таким же, как и сам, глубоко несчастным солдатом.

  Лицом этот малый был белее мела и, судя по всему, собирался вот-вот дезертировать. Потому первой моей мыслью была идея сдать предателя под трибунал. Но, поразмыслив хорошенько, я вспомнил сытую, красную ряшку командарма, его пустые посулы и решил не спешить с проявлениями безудержного, квасного патриотизма.

  - Ты знаешь, гад, - заорал я дезертиру, - что делают дэнверцы с перебежчиками?! Отвечай, сволочь! Знаешь или нет?!

  Скорее всего, дезертир принял меня за одного из тех уполномоченных, которые ходят по полям сражений и расстреливают тех, кто во время боя каким-либо образом нарушил устав.

  - Нет! - пролепетал рекрут, от ужаса чуть не теряя сознание.

  Бьюсь об заклад, ещё бы минута и он бы уписался, такого я нагнал страха на парня своим текстом.

  - Перебежчиков дэнверцы превращают в холодных, слизких медуз с отвратительными, тонкими щупальцами, - соврал я. Секундой позже рекрут исчез из поля моего зрения, а вслед за этим послышался грохот падающего тела. Я опустил взор книзу и обнаружил моего знакомого лежащим на полу. - Впрочем, насчёт превращения в медузу я, возможно, и ошибаюсь, - заметил я. - Насчёт медуз нам один офицер сказал перед высадкой на Дэнвер. Лично я давно подозреваю всех офицеров в заговоре против солдат и систематическом вранье им, то есть - своим подчинённым. И насчёт войны они врут. Война эта вовсе не освободительная, как они говорят. А захватническая. То есть, мы - пушечное мясо в кампании по реализации шкурных интересов кучки богатых жуликов. От кого дэнверцев освобождать? От самих себя? Мирная аграрная планета. Испокон веку здесь возделывали землю и выращивали клюквофасоль. Что наша армия здесь делает? Что мы здесь потеряли, я тебя спрашиваю? - спрашивал я у рекрута, лежащего у моих ног в очень глубоком обмороке.

  Рекрут зашевелился, приподнялся, а затем и сел.

  - Янтарь, - сказал он. - Чистейший янтарь. Биллионы тонн янтаря содержит в своих недрах планета и те, кто стоит за нашей армией, желают прибрать красивые камешки к рукам. - Рекрут криво усмехнулся. - Янтарь нынче в моде. Из него, после соответствующей обработки, возводят дворцы на необитаемых планетах и продают потом их по баснословным ценам.

  - Верно! - стукнул я себя по лбу кулаком. - Ведь совсем недавно, три дня тому назад, я подумал то же самое, когда, наконец, обратил внимание на то, что наше командование отправляет грузовые корабли с Дэнвера в Систему Тау-Кита. Корабль за кораблём. С самого первого дня нашей высадки на планету... Послушай, дружище! - Обратился я к рекруту. - Ты ведь все равно практически под расстрелом ходишь... Если, конечно, дезертировать собрался.

  - Я не собрался, - неумело врал дезертир.

  - Не перебивай, - скомандовал я таким тоном, что дезертир заткнулся. - То, что ты дезертир, я по глазам вижу. Меня на мякине не проведёшь.

  - Ну, может быть, самую чуточку, - согласился дезертир.

  - Проехали, - обрубил я. - Думаю, ты знаешь, что по законам войны в войне же должно погибнуть определённое количество живой силы действующей армии. Какой-то её процент, выражаясь проще. И, уже не секрет, что если враг по каким-либо причинам не способен уничтожить это количество бойцов, за врага это делают специальные подразделения, которыми всегда, где бы ни происходила война, должна доукомплектовываться армия. Короче, свои же пулемётчики открывают огонь, чтобы довести количество своих бойцов до нужного числового значения, раз и навсегда рассчитанного в полковых бухгалтериях глобальной статистики. И в первую очередь отстреливают таких рекрутов, как ты.

  - Каких таких?

  - Рекрутов, у которых есть твёрдое, добротное сомнение. Сомнение, в чём бы то ни было. Начиная с победы своей армии и заканчивая сомнением в том, что нас накормят к вечеру традиционной синтетической кашей, скупо приправленной синтетическим же маслом... Вот ты, например, сомневался в бою, что останешься жив?

  - Был не уверен.

  - Вот видишь? - обрадовался я. - И это единственное, что нам прощают. Сомнение в том, что мы останемся живы. Остальные сомнения не прощаются. В некотором роде нашему командованию даже выгодно, чтобы мы гибли. Они, ведь, здорово на этом греют руки. Солдата давно нет в живых, а его зарплата и паёк - вот они!

  - Понял, - обрадовался рекрут. - Если меня застрелят или я попаду, к примеру, в вакуумную ловушку дэнверцев, какой-нибудь генерал будет съедать всю мою кашу.

  - Болван! - взъярился я. - Не нужна генералу твоя засохшая каша! Ему нужны твои тугрики. То есть, деньги. То есть, те средства, которые высчитывают из налогоплательщиков на твоё содержание. Ты всё понял, недотёпа?

  Рекрут-дезертир задумчиво уставился в пол и даже поскрёбся у себя в затылке.

  - А я то думаю, отчего это с нас плату за ночлег в армейской палатке не берут? - шлёпнул он себя пятернёй по коленке. - Хотя, если честно признаться, мы неплохо там устроились. Всего лишь по три человека на квадратный метр.

  - Вот потому и не берут, что платой всему наша жизнь, - сказал я. - Рано или поздно они отберут и её у нас.

  - Дёшево, - вздохнул с явным облегчением рекрут и почти счастливо улыбнулся.

  - Тут ты не прав, парниша, - сказал я. - Нужно ценить жизнь.

  - А я и оценил. Дёшево.

  - Что же тогда дезертируешь?

  Рекрут шмыгнул носом.

  - А я не дезертирую. Я только собираюсь. Уже третий год.

  - Духу не хватает?

  - Не хватает.

  - Вот тут хочу заметить: дух у Императорской Гвардии должен быть на высоте. И, если уж собрался дезертировать, будь добр это сделать. Иначе грош тебе цена в базарный день, как боевой единице славной нашей в чём-то армии.

  - Про дух я знаю. Нам капрал говорил, что он вышибет из нас дух, если что. - Рекрут взгрустнул. - Бывало ка-ак закричит: " В атаку, негодяи! Или за вас император должен воевать?" - так и не по себе становится. Я выскакиваю из окопа и несусь вперёд под шрапнелью, как угорелый. И стреляю. Но это в толпе. А когда один остаюсь...

  - Так почти у всех, - согласился я и тут же вздрогнул.

  Совсем низко над домом проревел снаряд. А потом он разорвался где-то за деревней.

  Стёкол в окнах уже не было. Поэтому повылетали рамы.

  - В укрытие! - крикнул я. - Дэнверцы перешли в наступление!

  И я поискал глазами крышку люка, ведущего в погреб дома. В принципе, подполье было у каждого уважающего себя дэнверского крестьянина, проживающего в небольшом частном доме.

  Поэтому я быстро нашёл некое ржавое металлическое кольцо над квадратом, прорезанным в досках пола и, вцепившись в это кольцо рукой, потянул. Люк поддался, и вскоре на меня дохнуло сыростью и плесенью из затхлой, тёмной глубины.

  - Вперёд, - гаркнул я рекруту, лишь только убедился, что подвал не начинён минами. - Следующий снаряд шандарахнет аккурат в этот домик. Нужно скорее убираться.

  - Меня зовут Рядовой Љ 152758, - представился рекрут перед тем, как я дал ему пинка, и он с воплем скатился вниз.

  - А меня - Спасительный Пинок, - позлорадствовал я и прыгнул следом за уже забытым мной номером.

  Я приземлился, а вернее придэнверился прямо на голову рекрута, о чём ничуть не пожалел. И, чувствуя под собой трепыхающегося рядового, отвесил ему ещё хорошего тумака. Чтобы не зевал.

  - Ральф меня зовут, - прохрипел рекрут, выбираясь из-под меня. - Я вспомнил! Меня звали Ральфом до того, как изловили и забрили в солдаты.

  И Ральф, уселся на земляном полу и принялся перешнуровывать ботинки.

  Наверху загрохотало. Неподалёку саданул второй фугас. От которого в доме, скорее всего, вслед за окнами повылетали двери.

  - Дьявол! - сказал я, вытряхивая из пазухи попавшую туда землю. - Нужно уходить отсюда. Насколько хорошо я узнал уже дэнверцев, из этого подвала должен вести подземный ход.

  Ральф указал на дыру в кирпичной стене, из которой к тому же дул прохладный ветерок.

  - Сейчас посмотрим, - буркнул я и, сунув голову в дыру, поплёлся между двух земляных стен, ведущих в никуда.

  Пройдя метров пятнадцать, я остановился и, убедившись, что Ральф тащится следом, зашагал дальше. За спиной я слышал позёвывание и почёсывание. Скорее всего, бедолага Ральф уже успел подхватить от местных весьма распространённую в этих краях болезнь - чесотку-зевотку и, конечно же, самую лёгкую её разновидность. Подхвати Ральф чесотку-зевотку-умиралку, он умер бы не сходя с места, в первые же минуты после заражения.

  - Долго, а-а-ахх, (скрёб-скрёб) нам ещё, а-эх-х, идти (чух-чух, скрёб-скрёб) ещё (чух-чух)? - поинтересовался Ральф на каком-то участке нашего пути.

  - Будем идти, пока не придём,- философски ответил я. - Я же не могу бегом бежать. Здесь ни хрена не видно. Сам видишь.

  - Да уж, вижу, - буркнул Ральф. - Темень, хоть глаз коли. Как бы нам на подвальных змей не нарваться.

  - А что? Бывают такие?

  - В прошлый четверг у нас двоих сожрали. Эти двое даже пикнуть не успели. Попали к змеям в самое гнездо. Думали окоп. Туда запрыгнули. А назад уже никак. Змеи не позволили. Кстати, один из несчастных, его номер 347, являлся женихом моей сестры, которая, к сожалению, порядкового номера не имеет.

  - Почему к сожалению?

  - Потому что от имён я уже отвык. С номером как-то привычнее. Имена ведь нам вроде бы ни к чему, когда хороший, добротный номер имеется.

  Наверху тем временем продолжали свистеть и разрываться снаряды. За шиворот сыпались целые куски и ошметья глины. И мне хорошо было слышно, как такие же холодные и плотные комья барабанили по каске Ральфа. Свою я потерял ещё, когда запрыгивал в погреб.

  

  

  

   38.

  

  

  Вскоре ход сузился. А потом и вообще повернул направо. Потом опять расширился и повернул ещё раз. И у меня возникло стойкое ощущение того, что мы кружимся на месте. То есть, никуда не уходим от дома, а бродим где-то в его районе. И эти ощущения вскоре подтвердились.

  В какой-то момент я споткнулся о собственную, потерянную мной каску. То есть, мы вернулись в то место подземелья, откуда начали своё движение. Зачем хозяину дома, этому долбанному дэнверцу, понадобилось делать под своим домом лабиринт, являлось для меня загадкой. Эта загадка не давала мне покоя, пока мы шли по второму кругу подземелья, и легко разрешилась, лишь только я увидел нашего нового, молодого капрала. Теперь мои глаза и глаза Ральфа попривыкли к темноте, которая оказалась не такой уж и кромешной. Лабиринт был нужен для того, чтобы ловить дэнверцев-дезертиров.

  Да, тьма оказалась далеко не кромешной. Ведь капрал и те десять рекрутов, что стояли за его спиной, были обвешаны зажженными фонарями с головы до ног, в результате чего в тоннеле стало светло, как днём.

  И в этом свете я увидел, что солдаты держат нас с Ральфом под прицелом своих игольчатых ружей. И, конечно же, я обрадовался, увидев несколько знакомых лиц.

  Тем временем рубиновые шарики лазерных прицелов собрались на моём черепе, и мне не очень понравился такой ход событий.

  - Эй, ребята! Не найдётся ли папироски? - поинтересовался я у коллег по полю брани и сделал приветственное движение ручкой. - А то мои закончились. Впрочем, как и боеприпасы.

  - По дезертирам... Беглым... По команде... Пли! - проорал капрал и ни с того ни с сего первым нажал на курок своего здоровенного парабеллума.

  Такой гадости я от этого прыщавого начальничка не ожидал. Не знаю, какая сила бросила меня на землю... В общем, в самый последний момент я решил, что лучше мне лечь под стенку, прикрыв к тому же голову руками. Собственно, как и учили в лагере по подготовке пушечного мяса. ЛПППМ - сокращённо.

  Мой же попутчик уже лежал под стеной. Правой рукой он отстёгивал гранату от пояса. Видимо парень всерьёз собирался воевать.

  Продолговатые и тонкие иглоподобные пули с сочным чмоканьем одна за другой впивались в земляную стену над нашими головами. И тут же эти пули разрывались, разлетаясь на десятки и сотни более мелких иголок, каждая из которых заключала в себе смертоносную силу.

  Попади хоть одна такая в меня или Ральфа, любому из нас пришёл бы каюк.

  Ральф полуконтуженный, полуослепший от набившегося в глаза песка, швырнул в стрелков гранату. А потом для верности добавил ещё одну. Тем более что из первой, то ли от волнения, то ли по причине забывчивости, он не выдернул чеку.

  Вторая граната рванула, наполнив узкое пространство подземелья громким треском, дымом и поднятой этим взрывом мелкой пылью.

  Граната разорвалась у самых ног, расстреливавших нас, стрелков и должна была просто смести их ливнем осколков. Но к немалому моему удивлению никакого вреда рекрутам заряд не причинил.

  Только капрал куда-то запропастился.

  - Видал я такие штучки, - сказал Ральф, вытряхивая из правого уха целую пригоршню земли. - Весь взвод - голограмма. Кроме капрала, конечно, - добавил он, разглядывая чей-то дымящийся ботинок на краю свежеобразованной воронки.

  А мне стало немного не по себе. Ведь, только что, судя по всему, мы угрохали своего боевого командира. Пусть и конченого молодого ублюдка. Остальные из весёлой компашки пережили взрыв без каких-либо последствий для себя и продолжали делать то же самое, что делали и до взрыва.

  Свирепо глядя на нас, они раз за разом нажимали на курки. Видать у них что-то там заело. Я имею в виду голограмму. Но я уже знал, что делать.

  Я отыскал этот чёртов проектор и, сплюнув через зубы на землю, впечатал в небольшую пластиковую шкатулку свой армейский каблук. И в результате этих нехитрых манипуляций проектор замигал удивлённо, а затем погас.

  Уничтожив коробочку, я уничтожил бойцов.

  Ральф ещё раз взглянул на дымящийся ботинок, всё, что осталось от капрала, и принялся драить специальной щёткой бляху своего ремня. От волнения, наверное. Руки Ральфа дрожали, когда он орудовал инструментом. До сей поры он не убивал капралов своей армии. Только - вражеской. Если там, конечно, капралы есть.

  В чём я сильно сомневался. Ведь давно известно в солдатских кругах, что никто не приносит столько вреда собственной армии, как капралы. Если не принимать, конечно, во внимание командармов. Которые, на мой взгляд, вообще все до одного вражеские агенты. Такой от них вред.

  Как бы то ни было, но одного из вышеперечисленных мной здесь вредителей, пусть и невысокого ранга, Ральф прикончил.

  - Он был из соседней деревни, - сказал Ральф. И непонятно было, гордится Ральф взорванным им земляком или стыдится его. - Кажется, покойный даже приходился мне четвероюродным племянником. Точно не помню. Знаю только: на свадьбе, лет этак с пяток назад упился он, здорово, обрыгался и пришлось его поливать холодной водой, чтобы привести в кондицию, значит. - Ральф дохнул на бляху. - Чёрт бы побрал этого капрала с его переносным голографом! Знали б, что один, ограничились парой затрещин, а не тратили бы попусту гранаты. Теперь, если нас поймают!..

  Ральф не стал договаривать. Но я и так знал, что бывает за умышленное или неосторожное убийство боевого командира.

  То есть, за это воинское преступление, без лишних экивоков, обвиняемых и подозреваемых превращали в зомби и делали это с помощью особых, секретных технологий. А в зомбической службе, скажу я вам, хорошего мало. Настолько мало, что, аж мороз по коже пробегает, стоит лишь представить себе службу в этих подразделениях.

  На моей памяти немало парней погорело и их отправили в зомби. И ни один из них не вернулся. Потому что зомбическая служба приравнивается к пожизненному заключению. И не только поэтому.

  Ральф в последний раз тиранул по бляхе и отправил щётку в заплечный мешок. Зато на смену ей достал свареное вкрутую яйцо и принялся очищать его от скорлупы.

  - Я всегда харч точу, когда волнуюсь, - пояснил он жалобно, заметив мой удивлённый взгляд. Быстро покончив с яйцом, он вытер губы тыльной стороной ладони и вздохнул. - Моя бабушка всегда очень вкусно готовила яйца вкрутую, - заявил он, блаженно отрыгивая. - И меня этому, старая ведьма, научила.

  - Рыгать?

  - Готовить болван.

  - Сам болван, - не обиделся ни капельки я.

  Ведь, командиры нас, бывало, и не так обзывали.

  - Не-а. Это яйца вкрутую у нас так называются. Бол-ван. Одно яйцо - один болван. Два яйца - два, соответственно, болвана... Так их называют у нас, и мне всегда нравилось это название. Оно такое поэтическое.

  - Куда уж, - потихоньку фигел я. - Ты только что чуть не оскорбил меня. И я всего лишь на волосок был от твоего оскорбления.

  - Но всё обошлось? - лучезарно улыбнулся Ральф.

  - Обошлось, - подтвердил я. - Но всё равно я только чудом не обиделся.

  - Прости, если сможешь.

  - Не знаю, как и быть с тобой.

  - А никак не будь. Чёрт с тобой, обижайся дальше. Ой, смотри! Что-то движется. Там.

  

  

  

   39.

  

  

  Ральф ткнул пальцем мне за спину.

  Я попытался скосить глаза в указанном направлении. Но подобный трюк ещё никому не удавалось проделать, не вывихнув себе глаза или мозги при этом. И я здесь не являлся исключением.

  Волей неволей пришлось поворачиваться вокруг своей оси. Хотя, конечно, облом был страшный. Я ведь так хорошо пристроился на своём месте, пока мы с Ральфом вяло переругивались.

  Очень кстати, к тому же, я вспомнил напутствие матери, которое произнесла она, когда меня ещё только забривали в солдаты.

  - Сынок, - помнится, сказала она, - никогда не поворачивайся к врагу спиной. Это, по меньшей мере, неприлично. К тому же в таком положении легко получить пулю в спину, а ранение в спину приравнивается к трусости. И тебя будут судить, как покинувшего поле боя, если уцелеешь, и отправят в зомбическую службу, на которой жалованье в два раза меньше.

  В общем, как я теперь знал, поворачиваться спиной в нашей ныне действующей армии к армии чужой - сплошные неприятности. Но с другой стороны в данную минуту наверняка я не знал, враг находится за моей спиной или друг. К тому же к сегодняшнему дню я уже стал самым настоящим дезертиром и стать ещё и трусом в придачу к уже имеющимся преступлениям в моём послужном списке - довесок несущественный, а потому можно было теперь смело сидеть к врагу спиной хоть целыми днями и ничего это абсолютно не меняло.

  И я бы, наверное, с полным пренебрежением отнёсся к любым, даже самым злобным врагам за спиной, если бы не тривиальное любопытство.

  Палец Ральфа показывал за мою спину и потому хотелось, как можно скорее взглянуть в ту сторону и, наконец, определить для себя, что же это такое или кто такой объявился за этой самой пресловутой моей спиной, по определению военного Кодекса, практически спиной преступной и коварной.

  Не знаю, что бы я увидел там, успей я обернуться. Но как-то так получилось, что я не успел.

  А за моей спиной тем временем происходило вот что. Вначале там захрустели камешки под чьими-то грузными шагами, а затем к моему затылку, в полном несоответствии с моими планами, прижался ствол винтовки и зычный голос проревел над ухом:

  - Стоять, канальи! Я покажу вам, безмозглые свиньи, как дезертировать в самый разгар сражения, бежать с поля боя в то самое время, когда каждый боец на счету!

  Наконец, превозмогая свою просто прирождённую леность, я повернулся и перед самым своим носом увидел погоны командарма и от неожиданности повалился в обморок.

  - Ну, вот. Я же говорил, что приходится возглавлять хлюпиков, которые впадают в панику от одного моего вида, - сказал командарм.

  

  

  Меня и Ральфа определили в один и тот же взвод с-зомби для новичков. Но не по доброте душевной нас не разъединили, а по причине неразберихи и спешки. В последнее время дезертиров появилось видимо-невидимо. Их просто не успевают отлавливать и доставлять в зомбические подразделения, а так же ставить на довольствие.

  К моему удивлению Ральф не очень-то и расстроился нашим нынешним положением. Скорее - наоборот. Лишь только нас дубинками и пинками загнали в общую казарму, Ральф тут же с удивительной для него сноровкой добыл немного стирального порошка, старый помятый алюминиевый таз с вогнутым дном, воду и полностью погрузился в решение таких солдатских бытовых проблем, как стирка своего обмундирования.

  И в то время как на шнуре, протянутом поперёк казармы, появились и стали просыхать дырявые стираные перестиранные портянки Ральфа, на колченогой тумбочке, стоявшей между лежаками, опять же, возникли вполне пригодные для использования кофейник, спиртовка и пригоршня-другая заплесневелых галет.

  Как оказалось, жизнь с поступлением в с-зомби не закончилась и её, с грехом пополам, удалось наладить и в этих условиях. Попивая ту тягучую и мерзкую субстанцию, которую здесь называли кофе, мы с неподдельным интересом разглядывали всё вокруг себя.

  И очень скоро полностью ознакомились с местным фольклором, увековеченным безвестными летописцами, энтузиастами казарменной истории и философии. И довольно скоро по старательно и неспешно выведенным записям на стенах и мебели казармы, мы определили основной лейтмотив всей этой фольклористики и поняли на ком свет клином сошёлся в этих гиблых и задрипанных до невозможности местах, называемых местами дислоцирования подразделений с-зомби.

  Комбат. Только комбат и никто иной стали гвоздём и стержнем программы этих моральных уродов, распущенных негодяев. Повешенный, расстрелянный, четвертованный он неизменно сопровождал любой шедевр казарменного творчества, будь то поэзия, рисование или афоризм. Все эти стены, потолки и даже пол пестрели изображениями фигуры комбата с недвусмысленными подписями.

  Попив кофейку и, чтобы как-то отвлечься от, начавшей приедаться, этой, к сожалению, ещё мной не виданной, легендарной личности, я забрался с ногами на скрипучую койку, улёгся поудобнее на ней и уставился в экран включенного телека. Каково же было моё удивление, когда я и на телеэкране увидел уже знакомую по рисункам физиономию.

  Плешивый тип с лиловым шрамом через всю щеку пытался нам втемяшить, какие мы скоты и, что он с нами сделает не позже завтрашнего утра, если мы не возьмёмся за ум уже сегодня. Потом он заявил, что мы совсем уж хреновые дезертиры, если не сумели по всем правилам довести своё дезертирство до конца.

  Он так и сказал:

  - Я научу вас, как правильно дезертировать. И в следующий раз, когда я вас изловлю улепётывающими по привычке с поля боя, вы будете у меня уже не салагами-неумеками, а опытными и матёрыми дезертирами-рецидивистами. После этого вас смело можно будет расстреливать без суда и следствия, непосредственно на месте поимки. И, скорее всего, адвокат не возьмётся доказывать вашу невиновность, потому что ему это не удастся... А теперь за работу, кретины, - взревел комбат. - И, чтобы никакого оптимизма и веры в добро в ваших ублюдочных глазах, свиньи, я не видел все три месяца подготовки. Никакой жизнерадостности! Она отныне под запретом! Вы поняли меня, сынки?!- прокашлявшись, добавил уж совсем зловеще он. - Оптимизм, и вы мне в этом поверьте, всего лишь недостаток нужной информации и ничего боле, как это ни смешно звучит, мать вашу. А этой информацией я вас обеспечу вдосталь, как это ни парадоксально.

  Он подленько хихикнул и бросил на нас последний уничтожительный взгляд, от которого сердце останавливалось, и отключил свою леденящую кровь трансляцию.

  Но ещё долго мы не могли прийти в себя после въевшегося в мозги накрепко выступления нашего нового и в достаточной мере опасного командира. Ральф, например, как стоял с развёрнутой для просушки второй портянкой, так и остался с ней стоять ещё полчаса и даже не заметил этого.

  Я же в свою очередь, сделав вдох, забыл сделать выдох, но потом очухался и увесистым пинком вывел Ральфа из его полукоматозного состояния и вышел из него сам. Раскурив дешёвую сигаретку, которыми нас уже снабдили здесь, я задумался.

  - Как ты думаешь, - спросил Ральф с гримасой отвращения на лице, - наш новый комбат случайно не людоед или вампир?

  - Я думаю, вряд ли, - не очень уверенно предположил я. - Скорее он беглый уголовник. Рецидивист-убийца. Напялил на себя военную форму, вот и выпендривается. А подними его личное дело, так там не сплошные подвиги и победы, а грабежи, да убийства. Хотя, нет, не думаю, чтобы он был серьёзным убийцей, например, маньяком. Хотя и близок к этому. Ты заметил, какие у него глаза?

  - Как у петуха, которому удалось снести яйцо, - заметил Ральф.

  Я подумал некоторое время над сравнением Ральфа и пришёл к выводу, что оно очень точное, хотя и несуразное на первый взгляд.

  А Ральф, покончив со второй портянкой, повесил её рядом с первой и, нисколько не смущаясь наведенным им в казарме смрадом, пошёл играть в карты в дальний угол, где в это время пара жуликов как раз обдирала какого-то новенького. На новеньком из его солдатской одежды остался уже лишь солдатский жетон, да и то висящий на шее на очень тоненькой верёвочке.

  Картёжники, видя, что поживиться у глупого новичка больше нечем, с радостным оживлением приветствовали появление следующего кретина, какового они заподозрили в Ральфе.

  Но, как вскоре я увидел, затрапезный вид Ральфа оказался обманчивым. И то, что проиграл совсем недавно неопытный солдат, стало перекочёвывать в карманы моего приятеля и уже, буквально, через полчаса он выиграл всю дневную поживу этой шайки казарменных шулеров. А ещё через два часа он раздел их до портков и тем ничего больше не оставалось делать, как стыдливо прикрывать обнажённые участки тела руками.

  Я видел, как быстро мелькают карты в уверенных руках Ральфа и в голову мне пришла мысль, что уж не фокусник ли он или цирковой артист, до того уверенно Ральф держался в компании картёжников!

  Но после карт в ход пошло домино. Но и здесь мой приятель не дал маху, удивляя партнёров по игре мастерством и не предоставляя им никакой поблажки. Перепробовав кучу игр с экзотическими названиями, многие из которых не имели аналогов в культурной речи цивилизованного социума, Ральф выиграл и эти все игры. И очень скоро приунывшие профессиональные мухлецы проиграли моему дружку не только своё казённое обмундирование, но и казённые шконки, казенные табуреты, саму казарму и даже аксельбанты боевого командира полковника Кромса и, естественно, без согласия на это самого Кромса и даже без его ведома.

  Близился финал, конец, завершение этого блестящего игрового блицкрига. И по идее, Ральфа не позднее сегодняшнего вечера должны были зверски убить ножкой от табуретки, проигравшиеся в пух и прах бандиты, каковыми без сомнения и являлись эти злобные парни, развязно сидевшие за столом.

  Некоторые в казарме даже стали специально готовиться к захватывающему зрелищу смертоубийства в казарме и ни один из сидевших за игровым столом с Ральфом не внушал на этот счёт у нас, простых наблюдателей сомнений. Ни тот, что сидел справа от Ральфа и прятал свирепое лицо в тени фикуса, ни тот, что сидел слева, маленький и юркий, с, через чур, вороватыми даже для солдата замашками, ни тот, что уже изготовил финку для убийства и прятал её до поры до времени в рукаве вместе с крестовой шестёркой под столом.

  Все эти парни с тупым изумлением смотрели на разбросанные по столу карты и не могли сообразить, как тупая деревенщина, типичный крестьянин, которого они углядели в Ральфе, смог обыграть их, битых шулеров и мошенников. И, так и не придя к какому-нибудь логическому умозаключению на этот счёт, они, в конце концов, начали с пугающей медлительностью подниматься из-за стола.

  - Эй, ребята, сбавьте обороты и выпустите пар. Это всего лишь игра! - пришёл я на помощь другу и попытался разрядить, таким образом, обстановку.

  Но всё было тщетно. Мои старания оказались сродни гласу вопиющего в пустыне и потому пропали втуне. Бандиты уже смотрели на Ральфа - главного виновника их плохого настроения, как на покойника, внутренне они уже вполне созрели для предстоящего "мокрого" дела. Поставщик их позора сидел на расстоянии вытянутой руки и почему бы было не воспользоваться данным обстоятельством.

  Лишь только товарищи Ральфа по столу встали со своих мест, в затхлом помещении казармы, насквозь провонявшей солдатским потом, портянками и кислым хлебом, воцарилась мёртвая тишина. А в дальнем углу, вдруг, кто-то принялся читать нараспев заупокойную молитву, явно опережая события и время и потому нещадно греша этим.

  Я сделал шаг назад, как мне казалось, совсем незаметно, вцепился пальцами в толстый металлический прут спинки кровати, который, начнись всеобщая потасовка, мог очень пригодиться мне.

  Ральф без видимого волнения глядел в лица тех, чьей жертвой ему предстояло стать в ближайшее время. По внешнему виду так он вообще казался агнцем божьим, послушной овечкой, идущей на заклание и, что-то даже не от мира сего сквозило в облике моего приятеля. Какая-то загадка, запредельная таинственность и безмятежность.

  Что меня особенно позабавило. Ведь я-то видел, как без каких бы то ни было колебаний мой дружок взорвал своего командира. А потому я как никто в этом прекрасном казарменном сборище с-зомби знал истинную сущность своего друга, записного ублюдка. Вкупе с открывшимся мне внезапно виртуозным мастерством умением играть в карты мой знакомый представлял собой весьма и весьма мерзкую личность. А его безусловная способность прикидываться безмятежным простачком, в то время как все уже тряслись кругом, словно осиновые листья, превращала Ральфа вообще, на мой взгляд, в монстрическую личность.

  Если мой приятель и разыгрывал из себя чокнутого недоумка, так это не помешало ему увернуться от табурета, который запустил в него один из тех, кому не повезло в карты. Выигрыш, сосредоточенный сегодня в руках Ральфа, сделал небезопасным его дальнейшее существование в казарме.

  Табуретка же запущенная в Ральфа и просвистевшая мимо него, навернула меня. И я, получив ею по башке, свалился замертво там, где и стоял, не успев даже пикнуть.

  А последнее что я увидел перед своим начинающим смыкаться взором, это некоторые мизансцены начинающейся всеобщей катавасии, казарменной потасовки, в которой приняли участие все без исключения с-зомби. А ещё я увидел, как вбегали в распахнутые настежь двери военные полицейские, призванные, собственно, следить за порядком в среде всего того сброда, который и представляли собой подразделения с-зомби.

  Лицо моё заливали потоки крови, которая хлестала из рассеченной головы, а вокруг военные дубинками учили наиболее упрямых драчунов, да и тех, которые не дрались, но просто подвернулись под руку полицейским.

  

  Очнулся я лишь тогда, когда мне кто-то наступил ногой на живот. Чья-то нога, обутая в военный тяжелый башмак, пристроилась на моём животе в районе пупка и ни за что не хотела расставаться с ним. Тогда я вцепился зубами в надоедливую ногу и не отпускал её до тех пор, пока не оторвал от штанины, мной укушенного, здоровенный клок материи. Ещё немного погодя я уже оказался на ногах и, раздавая тумаки направо и налево, успел здорово порезвиться, а заодно и отомстить за рассеченную голову, прежде чем полицейским удалось разогнать нас окончательно, по нашим вонючим углам.

  К тому времени кровь из раны на моей голове перестала течь и вообще рана оказалась пустяковой царапиной, которую впоследствии смог легко залатать наш полковой хирург по прозвищу Ветеринар. Ветеринар сумел наложить сорок шесть швов и даже выразился в том смысле, что видел травмы и похлеще. А с такой пустяковой ссадиной, как у меня, по мнению хирурга, не стоило и обращаться в санитарную часть, так как такой хреновиной я только отвлекаю людей от серьёзных дел.

  Но мне-то уже было известно, какими "делами" занимался этот коновал, когда у него не было пациентов. Чистый медицинский спирт, да старые, наспех размоченные в тёплой воде горчичники на закуску - вот и все дела нашего Ветеринара в свободное от работы время.

  К вечеру наш эскулап, бывало, так надирался своего спирта, которого у него было невпроворот, что с трудом попадал в дверь казармы. И на койку его уже относили двое дневальных, менее пьяные, чем он, а потому более скоординировано держащихся и называющих его почтительно "док" и "мистер", невзирая на всего лишь ветеринарское образование последнего.

  Ну, насчёт "мистера" не берусь судить, но до того, как стать доком, он целых двадцать семь лет проработал портным. И потому надравшись, как следует, после памятной драки, он наложил на моей голове латку по всем правилам портняжного мастерства.

  Эта латка, вырезанная из шкуры некоего местного экзотического животного, так и осталась у меня на темени, как память о той драке и портняжном прошлом дока. И теперь, когда я снимаю за обедом с головы пилотку и склоняюсь к своей плошке с едой, эта латка весело посверкивает на удивление остальным бойцам всеми своими 62-мя разноцветными чешуйками кассиопейского окуня, что занесён нынче в Красную книгу, а прежде был на грани исчезновения.

  Но чешуйки были потом. А вначале, после того как мне крепенько врезали табуретом, над моими боками хорошо поработали эти парни из военной полиции. Они словно сбрендили и, судя по их усердию, в тот вечер приняли меня за зачинщика драки. А потому в выражениях, отпускаемых на мой счёт в процессе воспитательной работы, учинённой надо мной, они не стеснялись. И всякий раз, лишь только я заползал под кровать, они меня вытаскивали оттуда за ноги и снова нещадно били-учили. И дело даже дошло в какой-то момент до того, что я начал тихонько материться. В общем, непруха в тот день привязалась ко мне крепенько и лишь потому я начал выкрикивать, в конце концов, что я здесь не причём и вообще я не местный. А в с-зобби попал случайно.

  Тогда у них возникла идея, что я хочу дезертировать и оттуда. Из с-зомби. И начали всё сначала. Но, что меня особенно удивило, так это то, что дружок мой, Ральф, из-за которого, собственно, и началась вся заваруха, этот кретин даже не дёрнулся, когда меня поволокли к патрульной машине, стоявшей тут же, неподалёку от казармы. Вот блин! Единственное, что меня несказанно утешило в создавшейся ситуации, так это то, что гимнастёрка на груди Ральфа заметно оттопыривалась, недвусмысленно намекая этой неровностью, что мой приятель до прибытия патруля успел запихать в пазуху большую часть выигранных денег. А значит, отмутузили меня не зря и в дальнейшем было, чем залечивать раны.

  Меня отвезли к зданию санчасти и бросили у её входной двери, поленившись даже занести внутрь. Таким образом, превозмогая боль и охватившую всё моё существо по понятным причинам слабость, мне пришлось заползать внутрь самостоятельно, так сказать, своими силами, где я и узрел пьяного врача, спавшего сном младенца прямо на своём рабочем месте - операционном столе.

  Ошеломлённый и деморализованный отсутствием логики в том, что люди в обиходе привыкли называть жизнью, я быстренько растолкал доктора, попутно дав ему понюхать нашатыря, и принялся оттеснять его со стола. И, когда, в конце концов, рефлексы медика возобладали над животными рефлексами спанья, он выполнил свои профессиональные обязанности, а мою голову с тех пор, как вы знаете, украшает большая квадратная латка, переливающаяся всеми цветами радуги - лоскут кожи морской рыбины.

  Мало того, что я стал красивее, так я ещё и остался жив.

  Впоследствии меня обвинили в том, что я поднял со стола и заставил сделать себе хирургическую операцию человека, которому в данный момент самому делали операцию. Это вопиющая клевета и необоснованные нападки моих недоброжелателей, скорее всего вражеских шпионов. Хотя, с другой стороны, действительно, тот тип, которого я поднял, был подключен к анестезирующему аппарату, но вряд ли только одно это обстоятельство могло повлиять на суд, который мне устроили всего лишь через неделю после проведенной мне той операции.

  О, вы не знаете, что такое дисциплинарный батальон, да ещё в том виде, в каком он наличествует в подразделениях с-зомби, господа! Штука эта, в общем, скажу я вам нелицеприятная. Но тюрьма, которая существует ещё и в этой душегубке - вообще, ад кромешный.

  Не успел я очухаться от тумаков полицейских и сделанной операции, как вашего покорного слугу бросили на холодный, цементный пол карцера, предварительно заковав в кандалы. И пригрозили, что, если я буду просить есть, меня отмутузят так, что прежние мои злоключения покажутся мне невинной детской забавой, не более.

  В полной темноте лежал я на нарах и вспоминал те весёлые денёчки, когда служил в КГРе под руководством добрейшей души человека майором Середой. И пусть в прежние дни этот почтенный и уважаемый мной во всех отношениях человек казался мне через чур строгим и требовательным, педантичным даже до крайности. Сейчас в этом душном и вонючем подвале, в свете последних нелицеприятных событий, случившихся со мною, Семёныч виделся мне этаким рыцарем на коне, нимбоносным ангелом, крылатым существом, сошедшим с небес на грешную землю, чтобы удивиться творящимся здесь со мной безобразиям.

  Во всяком случае, с тем зверьём, что охраняли меня теперь, майора сравнить было нельзя. Да, майор Середа был требователен и принципиален, но эти скоты с перекошенными в хронической злобе лицами и охранявшими меня теперь, ни в какое сравнение не могли идти с порядочным и честным Семёнычем.

  Я сразу объявил забастовку. Каша, которую мне подали, в конце концов, после обеда, показалась мне недоваренной, а прислуживающий персонал недостаточно учтивым. В первый же день нахождения в своей новой тюрьме я написал жалобу директору тюрьмы, в которой объяснил негодяю, что, если он и дальше будет так содержать своих заключённых, это выльется для него в непредсказуемые последствия. Я требовал в своём письменном послании, чтобы директор принял безотлагательные меры по улучшению условий содержания заключённых.

  И вскоре меры были приняты. Меня заставили изжевать и проглотить свою кляузу!

  Все эти тюремные выкрутасы здорово не нравились мне. Особенно после того, как я нажил себе в личные враги самого директора тюрьмы. Но ещё злее оказался фельдфебель Янушкевич - толстый и рыжий увалень с жиденькой чёлкой на лбу, в пятнистом камуфляже.

  Как я успел уже поразузнать, этот тип в отличие от тех врачей, что делают в подразделениях с-зомби солдатам хирургические операции, в случае такой необходимости, этот действительно некогда был хирургом. И, всё по тем же слухам, этот позарезал уйму народу, за что его и выдворили из больницы, в которой он работал, а заодно и из медицины вообще.

  Поговаривали, что он вначале проигрывал свои будущие жертвы тёще в карты, а лишь затем убивал их.

  С того самого дня, как захлопнулись за Янушкевичем двери всех медицинских учреждений, он перепробовал себя на многих поприщах. И, в конце концов, остановился на тюрьме. Этот зверь в человеческом обличье быстро смекнул, где он без помех сможет реализовать свои античеловеческие замашки.

  

  

  

   41.

  

  

  В общем, как бы там ни было, но с тех самых пор, как аномальный вихрь унёс вашего покорного слугу от стен ханаонского замка, я не знал человека человеконенавистнее, чем этот толстый, дирижаблеподобный фельдфебель.

  Придраться он мог по любому поводу и к любому пустяку.

  - Заключённый номер триста двадцать шесть! - орал он, как ненормальный, лишь только рано по утру заходил в мою камеру. - Встать, скотина, ты же не на вечеринке у приятелей. Мордой к стене, приятель. И не вздумай вспоминать о своих правах, которых, кстати, у тебя здесь нет. О правах надо было думать в то время как ты совершал свои мерзкие преступления.

  - Далее следовал набор традиционных более крепких словечек, сопрвождаемый тычками дубинки в копчик и, в конце концов, мерзавец убирался в другую камеру, которых в тюрьме было предостаточно.

  Там весь спектакль повторялся. Но уже с участием других действующих лиц. Что и говорить, жизнь солдата с-зомби в тюрьме сладкой не назовёшь. Да и не затем меня сюда посадили, чтобы я наслаждался ею.

  На третий день пребывания в этих отвратительнейших условиях меня перевели в общую тюрьму. Там стало полегче. Но только самую малость и всё потому, что там небыло Янушкевича. Теперь я мог брать в библиотеке книги и читать их.

  И перая книга, которую я прочёл называлась "Как совершить побег из тюрьмы". Правда писал книгу дилетант и на все случаи жизни он предлагал отмычку, пилки, да подкуп охраны. Все данные средства были хорошо мне знакомы ещё по прошлой жизни на Земле, так как там я пересмотрел немало фильмов и перечитал немало книг на эту тему. Но все они не годились для нынешней ситуации. Ну, где мне было взять указанные инструменты и уж, тем более - деньги для взяток. Я был гол, как сокол, и из всего имущества имел арестантскую робу, да и то - казённую.

  В общем, я сильно разочаровался в книге и поделился своим скепсисом с библиотекаршей.

  Библиотекарша, очень начитанная и потому душевная женщина, сказала мне, что б я не переживал и что не обязательно для того, чтобы убежать, подпиливать решётки. Достаточно было по её мнению совершить подкоп, и дело было бы сделано. И, более того, она сказала, что подкоп уже существует. Электрофицированный, хорошо вентилируемый с киосками, в которых можно купить разную мелочь и нужно лишь не полениться воспользоавться этим подкопом. С тех пор, как его прорыли, по словам библиотекарши, из тюрьмы смылась половина заключённых и только ленивые остались коротать время на нарах.

  Опешившему мне несказанно от такого рода информации добрая женщина даже выдала ксерокопию плана хода. А я уж постарался тщательно последний изучить, прежде, чем порвал его в клочья и съел.

  Я не стал тянуть кота за хвост и назначил побег на утро в воскресенье. В то время, когда добрая половина зоны сидит на толчке, а другая дожидается своей очереди. В неволе, как и на своблде, всегда полно стукачей, поэтому приходилось держать ухо востро.

  - Я полезу в подкоп, а ты постоишь на шухере. Если что, говори "атас!", - наставлял я здоровенного арктурианца, с которым уже успел подружиться и которого все звали здесь Дили-Дибили. - Если всё будет в порядке и там не будет засады, я свистну и в ход полезешь ты. А там покладёмся на удачу и везение.

  - Я перекрестился. И арктурианец перекрестился тоже. Он уже полгода ходил в церьковь и знал наперечёт имена всех святых.

  - Можно вас спросить уважаемый батоно Латаный, - спросил арктурианец осторожно и с благоговением поглядывая на поблёскивающую чешуёй латку на моей голове. Об этой латке теперь ходили самые невероятные слухи по зоне.

  - Валяй, раз уж начал, - милостиво согласился я.

  - А, если нас поймают, батоно Латаный?

  Я хохотнул.

  - Нам засунут в одно интересное место антигравитатор и отправят в космос.

  - Ну, тогда, может быть, отложим, батоно Латаный-ага, побег до следующего раза?

  - Может и отложим, - сказал я, смерив напарника презрительным взглядом. - Но тогда нас закормят до смерти этой тюремной баландой, что всегда подают на завтрак, обед и ужин в тюрьме.

  При слове "баланда" арктурианец отчего-то вздрогнул, облизнулся и с тоской посмотрел в сторону столовой.

  Как я понял, бежать он не собирался. И потому доверять ему было нельзя. Ведь Дили-Дебили мог запросто заложить меня. Потому-то я и огрел его подвернувшимся под руку булыжником, а не оттого, что парень мне не нравился.

  Громко захрипев, несостоявшийся подельник свалился на землю. А значит в первые полчаса я мог не опасаться погони.

  Я скользнул в ход, который начинался сразу за казармой-бараком и рванул, что есть мочи, вперёд. К свободе. Ведь я ещё не знал, что за мной начали слежку с самого того момента, как я взял вышеупомянутую книгу в библиотеке и, что эта книга была насквозь провокационной, лакмусовой бумажкой, так сказать, на предмет побега с зоны заключёнными. Библиотекарша же являлась тайным агентом тюремных властей, подсунувшим мне эту книгу.

  Ко всему прочему, должен сказать откровенно, ход мне не понравился. Как это часто бывает, действительность не вполне соответствовала рекламе: освещение было скудноватым, вентиляция - принудительной, киоскёры в киосках грубили все напропалую и ни за что не соглашались отпускать товары в долг. После некоторых уговоров мне удалось лишь выпросить у них в долг один единственный чупа-чупс, да и то, скорее всего, продукт был просроченным, так как на его упаковке не стояла дата изготовления.

  Меня взяли в самом конце пути, когда я уже выбирался из хода на вожделенную волю. Не желая расставаться с уже практически обретённой свободой, я кусался и брыкался, извиваясь в руках охранников, как какой-нибудь взбешённый земной угорь. Я вопил, что они не знают с кем связались. Что, будь сейчас у меня парочка гранат, я бы им всем показал.

  Но меня придавили к земле и заткнули мой вопящий рот ударом кулака. А затем подняли на ноги и повели к гостеприимно распахнутым по этому случаю воротам.

  На воротах тюрьмы красовалась издевательская надпись: "Отдохни от преступлений!"

  За побег мне впаяли ещё дополнительный срок. И теперь я должен был отсидеть в общей сложности 80 лет вместо прежних 77. Срок, скажу я вам, далеко не рекордный в этих застенках. Но, как вы понимаете, и не маленький. Тем более, что отсидел я из него всего-то пару месяцев.

  Но самое интересное ждало впереди. Меня снова потащили в карцер. А так как я уже отсиживался в нём, то я и не очень-то его боялся. Однако, только карцером дело не ограничилось. На этот раз меня впихнули в металлический ящик, закрыли его крышку и завинтили крышку на болты и гайки. Теперь, сидя в металлическом гробу, я мог дышать только через специальное, проделанное на уровне рта отверстие.

  - Посидишь здесь, - сказал один из охранников, прежде чем уйти, и пнул ящик ногой так, что тот загудел.

  А второй плюнул в лицо.

  Я смиренно принял нанесённые оскорбления, не имея возможности достойно ответить. Что поделать? Не нужно доверяться всяким "добреньким" тюремным тётенькам-библиотекаршам.

  В ящике я провёл двое суток. И, когда меня извлекли на свет божий, я стоял пошатываясь и думал, что вряд ли теперь когда-нибудь захочу бежать из тюрьмы...

  Но судьба распорядилась иначе.

  Лишь только после отсидки в ящике я вернулся в общую казарму, которая была забита заключёнными до отказа, как по массиву заков прокатился шепоток:

  - Латаный... Латаный вернулся!..

  И по некоторым интонациям, проскакивающем в этом благолепном шепотке я понял, что с недавних пор приобрёл нешутейный авторитет среди этого почтенного уголовного сброда. Что меня, конечно, привело в немалое изумление. Ведь побеги здесь совершают чуть ли не каждый день и чуть ли не каждый день беглецов ловят и сажают в железный ящик. Не мог же я приобрести авторитет только за то, что, оказывая сопротивление при поимке, поставил кому-то из вертухаев синяк под глаз.

  Загадка разрешилась скоро. Оказалось, что мой напарник, тот самый арктурианец, которого я навернул куском камня по дурацкой башке, был не простым заключённым, а, вернее, не совсем заключённым, а Президентом целой сети тюрем, с подобным нашей тюрьме уклоном. То есть, с уклоном в сторону издевательств и вопиюще садистского отношения к заключённым.

   Вот такого фрукта я и огрел в горячке побега, в результате чего, сам того не желая, приобрёл известность, а Президент потерял память. И вот здесь-то и начинается самое главное!.. Потеряв память, Президент начисто забыл кому он собирался продлить срок заключения, а кому ( шестёркам же, конечно ) скостить.

  В общем, с того самого момента, как новость о потери памяти Президентом облетела даже самые отдалённые камеры зоны, лагерь разделился на две половины. Одна из них заключала в себе тех заключённых, что должны были получить добавочный срок, но теперь не получили его, требовали предоставить мне самое лучшее место в тюрьме. А те, что могли бы попасть под амнистию, не потеряй Президент память, но не попали, благодаря моим стараниям, обвиняли меня в самом разнузданном предательстве и тайном сговоре с тюремными властями.

  В общем, спор в нашей тюряге разгорелся нешуточный. В ход даже пошли такие атрибуты бесхитростной тюремной жизни, как финки и ножки от табуреток. Стенка на стенку парни дискутировали до тех пор, пока треть из них не оказалась на полу с травмами различной степени тяжести.

  Охрана не вмешивалась. Деморализованные и растерянные до крайности, охранники стояли бледнее мела и лишь беспомощно стискивали в руках щиты и дубинки.

  Забытый, как своими почитателями, так и хулителями, я наслаждался незабываемым зрелищем, той катавасии, которую сам и устроил косвенно, пока кто-то не вспомнил обо мне.

  Этот "кто-то" держал в руке тесак таих размеров, что я и представить себе не мог, где он его взял. К тому же, наблюдая, как сыплются, словно лущеный горох, на пол мои товарищи заключённые, зажимая руками раны и ушибы, я с самого начала решил не влазить в молодецкую забаву, решив переждать тихонечко в уголочке пик этой всеобщей тюремной гульбы.

  И я уже практически улизнул с места описываемый мной событий, когда путь мне преградили несколько вертухаев. Из тех, что теперь лишались работы по моей милости, так как допустили травматизацию на производстве главного тюремщика целого региона планеты. Тюремщики слабо поигрывали дубинками в руках, контролируя глазами каждое моё движение. И стоило мне только шмыгнуть носом, как они навалились на меня.

  Дубинки замелькали с невероятной быстротой. И я, всего лишь спасая свою шкуру и совсем не думая в эти минуты о последствиях, прыгнул в ту самую яму, из которой и начинал совсем недавно нашумевший и даже до сих пор ещё шумящий, как я слышал краем уха, побег. Чем добавил себе ещё немалый срок.

  И всё произошло так быстро, что я даже не успел сообразить, что добавляю себе время отсидки, при всём при том, что время итак строго лимитировано в человеческой жизни.

  Теперь я становился рецидивистом побега. А значит, самым злостным нарушителем тюремного режима!

  

  

  

   42.

  

  

  - Держи его! Уйдёт! Он снова убегает! - кричали за моей спиной. - Прямо, не уследишь! Глаз да глаз за ним нужен!

  - Латанный снова намастырился дать дёру! - восхищённо кричали позади мои тюремные поклонники.

  - Вот гад! - кричали шестёрки и сексоты всех мастей, выслуживаясь по мере возможностей.

  Но, кроме этих криков я ещё слышал за спиной тяжёлое сопение гнавшихся охранников, а их увесистые дубинки раскачивались в опасной близости от моей спины.

  - Держи! Держи подлеца! - подзадоривали себя преследователи. - Уйдёт ведь! Как пить дать уйдёт!

  И я лишь прибавлял в темпе, надеясь, если не уйти, то хотя бы попортить этим сволочам нервы в достаточной степени.

  Я уже было выскочил на поверхность земли с другой стороны колючей проволоки, как раз в том месте, где проклятые вертухаи устроили мне прошлую засаду, когда..."

  

  На этом первая стенографическая запись обрывалась. Зато начиналась вторая.

  Но вначале перенесёмся на то место, где мы оставили Середу с его неистребимой потребностью в верности и дружбе "Скользкому" и всмотримся в дыру, проделанную в стене ханаонского замка ддзеги и ловко использованную Кондратием и Середой вместо обычной двери.

  

  Середа сунул нос в дырку и, не обнаружив за ней Кондратия, своего боевого товарища, здорово удивился. Но евфрейтор от этого в указанном месте не прибавился. А пустая лужайка перед замком была лучшим тому подтверждением.

  - Кондратий, ты где? - позвал подчинённого майор, но в ответ услышал лишь отрывистый лай, долетевший до него со стороны парящих в небе птеродактилей.

  Середа внимательно оглядел пространство у стены замка, но увидел там стайку, оносительно мелких, размером с коз, пасущихся травоядных динозавров.

  В отдалении, возле озера искрился серебром звездолёт пирегойки.

  И, не обнаружив нигде Кондратия, Середа выбрался через отверстие из замка и поплёлся к "Скользкому".

  "Скользкий" к этому времени уже приступил к ремонту и теперь выбрасывал из себя остатки сгоревшей биоторпеды. Робот-уборщик, снабжённый совком и веником, ловко управлялся с тем, что осталось от ддзеги, что-то недовольно ворча себе под нос. "Скользкий" же снова нагнетал жидкую материю из специальных баков в места поражения торпедой. И края ран медленно заростали.

  Когда Середа, как у него и водилось, по-шпионски, незаметно подошёл к "Скользкому", корабль услужливо распахнул двери, хотя, конечно, пройти в корабль можно было и через огромную рваную дыру в его боку, ещё не успевшую зарости.

  - У меня есть для вас пси-сообщение, - доложил корабль. - Уже переведенное мной в запись магнитного режима.

  И по кораблю разнёсся истошный вой Кондратия.

  - Ай!.. Ой!.. Мамочка, забери меня отсюда!

  - Запись произведена в момент захвата агента-13-13 торсионным, имеющим левосторонее отрицательное вращение вихрем Чёрной дыры, перед тем, как этот вихрь перебросил евфрейтора в точку, отстоящую на сто парсеков от Ханаона и находящуюся приблизительно в созвездии Лиры. Более точное местонахождение разведчика пока определить не удаётся.

  - А этого и не требуется, - усмехнулся майор. - Зная характер Кондратия, я могу с точностью один к одному предположить, что он ошивается где-то возле тамошних пивнушек. Но я сам отыщу храброго разведчика. Твоё дело - побыстрее самоотремонтироваться, а там разберёмся.

  - Осталось совсем немножко, товарищ майор. Скорость регенерации нельзя увеличить, но системы восстановления действуют на полную мощность. Поэтому весь процесс займёт ещё какие-то полчаса. Отдохните пока и заправьтесь.

  А Середа. услышав об отдыхе и заправке, вновь вспомнил об абсенте. Но возвращаться в замок не хотелось, тем более - через дыру. Поэтому он развалился в корабельном гамаке и, откупорив бутылку земной кока-колы - аналог фомальдегауской брока-бролы, принялся потягивать холодный напиток прямо из горлышка.

  В голове его вертелись разные мысли. И некоторые из них носили такой оттенок, что майор и сам бы не мог предположить о наличии подобных мыслей у себя в голове. Но некоторые были вполне продуктивными, оптимистичными, гуманитарной направленности, за которые было не стыдно и которые вполне можно озвучить в подходящей, светской обстановке. В общем, мысли те были не новые, они давно уже вертелись в голове разведчика и касались его лично-общественной жизни. В частности, майор давно собирался претворить их в явь и по прибытию на землю жениться, например, на бывалой и опытной разведчице с хорошим послужным списком, а там и детишек завести. Кучу-малу. Да и жить себе в удовольствие неприхотливой разведческой жизнью, да добра наживать. Как это описывается в сказках.

  И, тем не менее, вскоре майору пришлось отогнать даже эти мысли, так как они не соответствовали его морально-боевому облику и статусу. Ведь подобные мыслеустремления являлись признаком некоторой гражданской слабости, а слабость майор не мог допустить в свою, в общем-то, мужественную и где-то героическую автобиографию. Не из того теста был он сделан, а из другого - теста героического и беззаветно и беспримерно отважного.

  В небе ещё не расстаял инверсионный след аппарата Рифмы, а все системы "Скользкого" были готовы к полёту, а сам он с нетерпением рвался в бой. То есть, в полёт.

  - Куда летим, командир? Пирегойя? Фомальдегаус? - поинтересовался автопилот "Скользкого".

  - Созвездие Лиры, - ответил майор. - Поищем Кондратия. Сдаётся, парень попал в переплёт. Но не в правилах земных разведчиков оставлять сослуживцев в беде.

  - Это уж точно, - согласился "Скользкий" и принялся напевать себе что-то под корабельный нос не то из Чайковского, не то из Шнитке.

  И снова майор вспомнил об абсенте. Но на этот раз помянул его недобрым словом - слишком болела голова.

  

  

  Шесть разнокалиберных планет висели невероятной гроздью над северным полушарием Ханаона. Имея, в общем-то, очень сложные и замысловатые орбиты, они сегодня собрались вместе, в точке либрации совместного центра двух других планет, самых больших в фэтской системе.

  Рифма уверенно вела капсулу к одной из планет-гигантов, зная, что в запасе у неё всего лишь два часа времени и именно на это же время рассчитаны запасы кислорода. Кроме того из космоса исходили и другие более серьёзные опасности, которые следовало знать и остерегаться. Но вопиющая жестокость космоса была продиктована не из желания творить зло, а во имя соблюдения его законов.

  

  Холодная лють вакуума, смертоносные пальцы абсолютного холода медленно вползали во внутренности корабля, охлаждая воздух и выступая серебристой изморосью на тонких стенках. И изящные, слегка загорелые руки Рифмы, лежащие на руле судёнышка, давно окоченели, но тем не менее девушка уверенно вела аппарат к цели и ничто не могло её теперь остановить в устремлении к заветной планете - светлокоричневому шару Фомальдегауса.

  Два часа в обледеневшем изнутри корпусе "летучки" показались вечностью. Но, в конце концов, Рифма приблизилась к планете, а затем и вошла в плотные слои её атмосферы. И ощущая всей кожей, как тает лёд внутри обшивки корабля и на ней, она вглядывалась в закрытую серебристыми облаками поверхность планеты, пытаясь оттыскать по ей одной ведомым признакам клочок суши в безбрежном бирюзовом океане - не то небольшой материк, не то большой остров. Там прошло детство и там она была в рабстве до того, как её вызволили из плена соотечественники.

  Официально рабство на Фомальдегаусе запрещалось. Но на деле оно не только там существовало с незапамятных времён, но и процветало самым пышным цветом, впрочем, как и подпольная торговля оружием и наркотиками.

  Исковерканное детство отважная пирегойка не собиралась прощать врагам. Давно ждала она того момента, когда за всё можно будет воздать сполна.

  И вот этот долгожданный час настал. На полу "летучки" стояли две клетки с существами, способными истреблять целые армии. За считанные часы эти два зверька обратят в бегство полки и флотилии фомальдегаусцев. Правда, сейчас ддзеги вели себя вяло и аппатично. Но их вялость была всего лишь реакцией на тяготы перелёта. Главное, зверьки были живы и здоровы и уже приходили в себя.

  Впрочем, перелёту этому было далеко до перелётов даже второй степени сложности. Принцессе Пирегойи приходилось и раньше совершать подобные турне. Но сейчас она волновалась. Решалась судьба фомальдегаусцев. К тому же, расположение планет в системе в данное время не очень-то благоприятствовало перелёту Ханаон - Фомальдегаус. Гавитация нескольких сблизившихся планет могла в клочки разорвать утлое судёнышко Рифмы, и целым оно до сих пор оставалось лишь благодаря мастерству водителя.

  Рифма падала-планировала на ночную сторону Фомальдегауса, пройдя терминатор планеты на её сороковом градусе и за хрупкими стенами уже бились шершавые языки фиолетового пламени.

  Как неукротимый болид, оставляющий за собой огненный хвост, судно стремительно приближалось к острову. И первое, что увидела Рифма среди погружённых во мрак ночи холмов и равнин, это россыпи бесчисленных огней - свет городов Фомальдегауса. А, когда до поверхности острова оставалось не более двадцати километров, она решительно направила корабль к одному из таких городов, сменив крутое пике на горизонтальный полёт.

  Вскоре она уже летела над одной из улиц города, узкой и извилистой, изобиловавшей выбоинами и мусорными баками. По улице бродили худые и измождённые люди. Всё их убранство составляли грязные лохмотья и стоптанные башмаки. А на лицах всех этих людей особенно выделялись несчастные и страдальческие глаза.

  Заметив Рифму люди настораживались и провожали её аппарат долгим и пристальным взглядом. Рифма чувствовала на себе их ненавидящие взгляды и понимала, что жизнь несчастных, проведенная в скотских условиях, вряд ли способствовала в них воспитанию человеколюбивых устремлений. Ведь когда-то, она тоже, взрощенная на этой планете, видела мир лишь в серых тонах, а в каждом встречном предполагала исключительно конкурента по выживанию в мире насилия и зла.

  Сейчас всё было по другому. Теперь она смотрела по иному на мир и озлобление окружающих ничего не вызывало в ней, кроме сочувствия и грусти.

  Когда она подлетала к кварталам, в которых размещались надзирающие за подневольными, ддзеги зашевелились в своих клетках. Они истово ненавидели фомальдегауских чешуйчатников, чувствовали их везде и при каждом удобном случае стремились любой ценой уничтожить чешуйчатников. И, скорее всего, Рифма вскоре предоставит им один из таких шансов.

  Рифма вспомнила своё детство. Их похитили, когда им с сестрой-близняшкой было всего по четыре года. Их продали в рабство фомальдегаусцам и с тех пор светлые дни для них закончились надолго. Девочек поднимали в четыре утра и заставляли выполнять непосильную работу на кухне, а лишь только они подросли, их ожидали плантации и изнуряющая работа под палящем фэтом. О детских играх и думать не приходилось. Внутренне девочки очень рано повзрослели, ведь, приходилось яростно бороться за существование и школа испытаний, которую они прошли, навсегда закалила их волю, а потом и вовсе сделала их ловкими и бесстрашными.

  Однажды, когда на Рифму напал насильник, такой же пирегоец, как и она, но разуверившийся в человеческой доброте и потому вставший на путь преступлений, она, тогда ещё шестнадцатилетняя девчонка, парочкой отработанных удоров сумела уложить на почасика распоясавшегося бандюгу на землю и в дальнейшем тот уже никода не предпринимал попыток даже приблизиться к ней.

  Впоследствии тот человек умер, надорвавшись на тяжёлой работе. А ей почему-то стало тогда жаль его.

  Что ни говори, а ручка у Рифмы, или, как её звали друзья - Риф, была тяжёлой и тот, кто её хотя бы однажды пробовал обидеть, надолго раскаивался в своём поступке и в дальнейшем никогда уже не предпринимал попыток разговаривать с белокурой бестией на повышенных оборотах.

  В этих бесплодных для добродетели местах, лишённых даже самого малого лучика надежды на более счастливую и лёгкую долю, Рифму рано начали уважать и побаиваться. Спуску она не давала никому.

  В шестнадцать с половиной Рифма вступила в шайку отморозков, банду конченых ублюдков и записных подонков, с которыми провела немало времени.

  Но однажды она встретила молодого человека, который перевернул всю её жизнь и открыл ей путь к спасению. Случилось это так... Однажды она от нечего делать слонялась возле мусорных баков на 111-ой улице в надежде подкараулить какого-нибудь зазевавшегося кошкохвоста на ужин, когда к ней подошёл молодой рослый парень с тщательно прилизанными волосами и опрятно одетый, что являлось само по себе сенсацией в мире оборванцев и нерях. Ведь неряшливые мужчины, женщины и дети тех мест с постоянно всклокоченными волосами являлись нормой для незатейливых пейзажей гетто. Само собой, что о своём внешнем виде жители грязных, залитых помоями и нечистотами кварталов в потоке событий, главным лейтмотивом которых являлась погоня за жратвой, не заботились, никого не тревожило как они выглядят. Затюканные и запуганные, они появлялись на брусчатке улиц лишь затем, чтобы быстренько прошмыгнуть от одного дома к другому, избежав при этом многочисленных уличных опасностей. Добывая руду в карьерах для чешуйчатников или вкалывая на плантациях, они ни о каком внешем своём виде и не думали.

  Рифма не являлась исключением во всеобщем, тотальном пренебрежении собой со стороны жителей трущоб. Потому, когда перед нею появился холёный и статный молодой человек с хорошими манерами, она несколько опешила.

  - Ты кто? - только и смогла произнести она, не сводя глаз с безукоризненного пробора незнакомца.

  Чем-то он напоминал ей тех дядек, что видела она в очень раннем детстве на страницах дорогих журналов, и смутное воспоминание о которых донесла её память до сегодняшних дней.

  - Я Кейт. Я из северного Трикса, - назвал мужчина адрес очень отдалённого района города. - Я набираю людей в отряд, согласных воевать с чешуйными.

  Риф знала, таких, как этот, чешуйники называли бандитами, а коллективы их - бандами. В самих же гетто считалось, убивающие чешуйников, наносят большой вред остальным жителям гетто, так как после каждого убийства чешуйного проводились облавы, массовые аресты и расстрелы. За одного чешуйного убивали целый десяток гуманоидов. Таким образом своей очень грамотно построенной политикой фомальдегаусцы превращали героев в тотально преследуемых, ненавидимых всеми отщепенцев и выродков.

  - Чёрт! Да ты сумасшедший - воскликнула Риф восхищённо, полностью согласная с таким своим утверждением. И в то же время ей понравился этот тип. Он был не таким, как все. Спокойный и вдумчивый, он производил хорошее впечатление. Во всяком случае в глазах симпатичного мужчины она не видела тоски безысходности и тупой, необоримой злобы, печать которых хронически лежала на лицах её соседей и знакомых. - Тебе жить надоело! - скорее констатировала, чем спросила она.

  - Ни то, ни другое, - подытожил мужчина. - Я не сумасшедший. И очень ценю свою жизнь. Как и жизнь любого другого человека. Просто я вижу как страдают люди и хочу помочь им. Нужно прекратить это скотское унижение... Разве ваша жизнь достойна человека? - внезапно спросил он. И Риф поразилась глубине его стального цвета глаз, когда ненароком заглянула в них.

  - Я не знаю, - ответила растерянно она. - Об этом я не думала. Вернее, давно не думала, - поправилась она. - Но, вообще-то, наша жизнь не так уж и плоха. Я не скучаю и не всегда голодна.

  - Но и не всегда сыта, - усмехнулся Кейт. - Ты знаешь по сколько лет живут фомальдегаусцы и сколько живём мы?

  - Я не интересовалась.

  - Наш век - 30 лет, в отличие 200-летнего фомальдегауского! Ты умеешь считать?

  - Немного.

  - Двести лет - это почти семь наших жизней. К тому же фомальдегаусцы проживают свою невообразимо длинную по сравнеию с нашей жизнь не в пример лучше.

  - Да? - без всякого выражения удивилась девушка.

  - Нам нужен человек, который возлавил бы освободительное движение. В этом регионе города. Желательно, чтобы он был из знатного рода.

  - Рада помочь, но ничем не могу. В моём окружении нет нужных вам людей.

  Мужчина внимательно посмотрел на Риф.

  - Ты будешь нашей принцессой. - Он побледнел. - Потому что ты и есть принцесса... По происхождению и по статусу.

  Внезапно Риф увидела большого, жирного кошкохвоста, тайком пробиравшегося к мусорному баку и ей стало жаль, что она повстречала, пусть и симпатичного, но такого навязчивого и очень не к стати подвернувшегося мужчину. В её положении сытый ужин был предпочтительнее самого хорошего секса. Мужиков у неё и так хватало. Пусть и не таких ухоженных и вежливых, как этот, но тем не менее сильных и выносливых.

  Риф собралась уходить и мужчина заметил это.

  - Погодите, не уходите! - чуть не взмолился он. И, упав на колени, пополз следом за замухрышкой. - Я проделал опасный путь, чтобы найти вас. - Принцесса, не уходите! - крикнул он.

  Риф на секунду остановилась, чтобы кое что прояснить для себя. Но просто из женского любопытства, не более того. Ведь, из всей той тарабарщины, что произнёс Кейт, одно слово было ей не знакомо.

  - Что такое... принцесса? - с трудом выговорила она. - Это главарь звена бандитов?

  Глаза Кейта наполнились неописуемой грустью, когда он услышал такого содержания слова от Риф.

  - Принцесса это почти, что Королева, - сказал он. - И очень часто она становится Королевой.

  Риф кое что слышала о королях и королевах.

  - Ты лжёшь. Я не могу быть принцессой.У меня нет такой одежды и украшений.

  - Если кому-то дать королевские одежды и украшения это не сделает её принцессой. Ею можно только родиться.

  Риф на время забыла о кошкохвосте и тот, прокравшись незамеченным к баку, нырнул в него, поудобнее устраиваясь на месте предстоящего пиршества.

  - Почему же я здесь, а не возле трона короля и королевы?

  - Это долгая история, - сказал Кейт и, встав с колен, полез во внутренний карман дорогого пиджака.

  Глаза его, не отрываясь, смотрели на Риф. Из кармана Кейт достал несколько фотографий и протянул Риф. - Вот, - сказал он. - Взгляните.

  

  

  

   43.

  

  

  Риф взяла фото и с них на неё взглянули две маленькие девочки. Совсем крошки, в розовых, почти воздушных платьицах и под цвет платьицам маленьким сандалиям на босу ногу. Позади близняшек стояла монаршья чета со всеми атрибутами своей монаршьей власти.

  Король и королева строго и независимо смотрели в обектив съёмочного аппарата, девочки улыбались. В принадлежности запечатленных на фотографии мужчины и женщины к царской династии и сомневаться не приходилось по целому ряду признаков отображённых на фотографии.

  Обе девочкм разительно походили на взрослую Рифму.

  - Дьявол! - сказала потрясённо Риф. - Везёт же некоторым! - Она вздохнула. - Если бы я не знала наверняка, что родилась в этих фомальдегауских трущобах, то непременно поверила бы вам. Но к сожалению или к счастью у меня здесь есть мать и я очень люблю её. К тому же меня объявят сумасшедшей, если я объявлю себя дочкой короля и королевы. А я не хотела бы терять свою репутацию в преступном мире. Эта репутация помогает выжить мне в криминальном мире.

  Она украдкой взглянула на Кейта.

  - Вынужден тебя разочаровать, - ухмыльнулся Кейт. - Ты принцесса. А, если ты считаешь своими родителями тех алкоголиков, что приютили тебя, когда ты была ещё совсем мала, то ты глубоко заблуждаешься. Впрочем, мы можем прямо сейчас пойти к твоей матери и спросить её напрямик её ли ты дочь. Я думаю она скажет правду, коли уж на неё сильно поднажать. Но можешь мне верить, говоря, что люди на этой фотографии твои родители я нисколько не вру

  - Почему же я здесь? - поставила вопрос ребром Риф. - Почему я не с ними?

  Кейт нахмурился.

  - Тебя похитили, когда тебе ещё четыре годика было. Всё пирегойское царство было поднято по тревоге, но никто не мог и подумать, что тебя увезли на Фомальдегаус и засунули в трущобы. Ведь выкуп, который предлагали за тебя родители, практически небыл ограничен. Девять лет назад некто из сыскной конторы заподозрил, что ты на одной из планет системы. Этим "некто" был сам генеральный директор полицейского управления планеты Пирегойя. Он снарядил военный корабль для поиска и успел облететь три из девятнадцати планет, но ему не повезло, его корабль разбился при заходе на посадку на Фомальдегаусе. Не случись такое несчастье, тебе бы не пришлось маяться в рабстве ещё почти десятилетие.

  Риф притихла. Что-то в словах Кейта было такое, что заставило, пусть и не совсем, но немного поверить в сказанное им. Ноги её подкашивались, перед глазами повисла мутная пелена. Ещё бы немного и она поверила этому незнакомцу с аристократическими манерами, хотя всё услышанное и напоминало горячечный бред больного сыпным тифом. Таких больных она предостаточно повидала в своей короткой жизни.

  Неужто? Неужто она и впрямь принцесса?.. Всю жизнь прожившая в выгребной яме фэтской цивилизации, она вдруг оказалась принцессой одной из планет фэтской системы. Разве можно в такое поверить, если и одежды толковой она никогда в жизни не видела. А тут вдруг... Было от чего и разум потерять. И как совместить то, о чём говорит этот красивый и на вид сильный мужчина с её положением и её мозолистыми, натруженными ладонями, с её замашками и выходками завсегдатайки трущоб?

  Нет, всё это только сон. Всё ей, наверное, примерещилось. Скоро она проснётся и химера развеется.

  - Я хочу увидеть могилу... того человека, что занимался розыском, - пролепетала она одними губами, чувствуя как замирает сердце, а кровь ритмично и громко стучит в висках. - Вы знаете, где его захоронили?

  - Я ещё не был там. Но думаю мы легко отыщем место упокоения. Ждите, я вам скоро подам весточку.

  После этого Кейт ушёл. А она ещё долго не могла прийти в себя. Ей казалось всё произошедшее с ней сном.

  Дома Риф ждала традиционно подвыпившая мать.

  - Где шлялась, шлюшка? - почти ласково спросила она. - К тебе снова приходил Раоп. Хочет взять в жёны. Ему ведь нравяся такие чистоплюйки и белоручки, как ты. И не задирай нос, когда с тобой мать разговаривает. Я этого не потерплю!.. Я знаю, что ты не любишь Раопа. Но он настоящий мужчина, научит тебя добывать на пропитание семьи одним местом... Сама знаешь каким. Да, без зубов и плюгавый... Зато ему 55. А так долго у нас не живут. Не будь дурой, дура! Такого парня себе ты не найдёшь даже при всей твоей привередливости. Через годик, второй он окочурится, а ты его добро получишь в наследство.

  " Корзину грязного тряпья" - подумала Риф, а вслух сказала:

  - Хорошо, мама.

  И повторила это слово мысленно, словно пробуя на вкус. По отношению к этой женщине, называвшейся её мамой и худо-бедно, но выкормившей её, теперь это слово имело бутафорский окрас, что-то ненастоящее и лживое было в нём. Хотя с другой стороны женщина воспитавшая её так, что Риф практически не знала проблем в своём жестоком мире, стала теперь ей ещё дороже и роднее. Странно. но в эти минуты Риф чувствовала себя так словно обманула свою названную мать и предала. Как будто пообещала стать чьей-то дочерью, но не сдержала слова.

  Было тошно и противно.

  Но, вместе с тем из средоточия её подсознания поднималась некая не испытанная и не испытываемая ей ранее радость. Словно прозрачный и живительный родник забил из глубин души. Наверное, это гены, настоящие её гены просыпались в ней и кровь её королевских предков бурлила в венах.

  Риф уже почти поверила в то, что она дочь не этой усталой, спившейся и сломленной жизнью женщины.

  Как-то утром, спустя неделю после описываемых событий Раф подсела к матери и заговорла с ней.

  - Ко мне сегодня вечером придёт молодой человек, мама. Ты уж не гони его, пожалуйста.

  - Один из этих голодранцев, - презрительно проскрипела женщина. Она уже устала спорить со строптивой дочерью. И делала это только по привычке. - Попомни моё слово, доченька, лучше, чем Раоп тебе пары вовек не найти. Представительный, даже немного благородный и, самое главное - нагулявшийся. Не блудник какой-нибудь. А все эти молодые свистуны... Кобели они да гуляки. Был уменя один, - мечтательно закатила глаза женщина под морщинистые веки, и прицокнула языком, но тут же спохватилась и приняла прежний строгий и благопристойный вид. - Не скажу, чтобы он был плохим мужиком. Но по ночам его застать дома было практически невозможно. Вечно по бабам, чудило, шатался. А домой заходил лишь для того, чтобы поколотить меня, да забрать деньги, что я заработала честной давалкой.

  Вечером пришёл Кейт. Вернее, он приехал на большой оранжевой машине. Таких машин раньше Риф никогда не видела. Она была шириной чуть ли не с улицу. В машине с Кейтом сидели двое мужчин. Когда они вышли из машины, Риф увидела, что они рослые и плечистые. Один из визитёров внимательно вгляделся в Риф и позвал её.

  - Фирма, - сказал он.

  - Это не Фирма. Это Рифма, - поправил его Кейт.

  - Я знаю, - только и смог выдохнуть мужчина. - Но до чего схожи!

  Этот второй, как позже узнала Риф, занимал пост директора управления пирегойской полиции.

  - Другого ведь и нельзя ждать от близнецов, не так ли Гарди? - усмехнулся третий и, как тоже в последствии узнала Риф, являвшийся секретарём Имперской Канцелярии.

  - То-то Фирма всегда у веряла, что чувствует, что сестра её жива, только она не знает, где находится Рифма.

  - У меня, наверное, белая горячка началась, раз я вижу возле своего дома королевский лимузин, - услышала за спиной Риф голос матери.

  Мать подошла и встала рядом с Риф.

  - Мама, у меня есть сестра! - сказала Риф.

  - Что-то я не припомню, как я рожала вторую. Разве что только пьяная в дым была. Тогда всё объясняется. От этих пьянок всё в голове перекрутилось. Не могли бы вы пожертвовать бедной сиротке, - внезапно обратилась старуха к высоким визитёрам, кивая на Риф, - несчастной, беспородной замарашке на дешёвенькую кофточку, а заодно и её мамашке, воспитавшей её, на бутылочку?

  Гарди поморщился, а Тодди, порывшись в карманах, извлёк на свет божий пухлый кошелёк и бросил струхе.

  - Здесь ровно столько, чтобы купить себе виллу и прожить остаток жизни безбедно, - пояснил он.

  Старуха вертела в руках кошелёк расшитый биссером из драгоценный каменьев и ошалело глядела то на этот кошелёк, то на незванных гостей.

  - Вы сумасшедшие, - сказала она убеждённо. - За гораздо меньшие деньги здесь убивают не раздумывая, а вы вот так просто раскидываетесь миллионными состояниями.

  - Вы заслужили эти деньги, - сказал Гарди.

  - Чем же это? - не унималась старуха.

  - За то, что спасли жизнь члену королевской семьи.

  - Тебе, что ли? - ощерилась женщина.

  - Не мне. Ей. - С достоинством сказал Гадри и посмотрел На Риф.

  - Ма, они говорят - я принцесса с Пирегойи.

  - Пирегойи? - повторила старуха и приставила руку козырьком ко лбу, обратив взор к одному из шаров, зависших гигантскими глыбами в небе. Потом она опустила руку и вновь обратила взор к приезжим. Некоторое время бездумно глядела на гостей, шевеля беззвучно губами. - Жаль соседи не знают, кого я родила, - наконец, подытожила она. - Потом женщина развернулась и поплелась к своей перекосившейся лачуге, утопшей в грудах мусора и других отходов человеческой жизнедеятельности. - Теперь за тебя, доченька, уличные сутенёры будут запрашивать вдвое больше, а от клиентов отбоя не будет, - сказала гордо она, прежде, чем скрыться за дверью. - Сдай бутылки, девочка, и принеси мне баночного пива! Ты же знаешь, я люблю баночное, - раздалось уже из дому.

  - Стоит сказать пьянчужке, что мы забираем Риф, - сказал Кейт.

  - Не нужно, - остановил его Гарди. - Мы ещё вернёмся, когда будем вручать ей правительственную награду от имени Его Императорского Величества.

  У Риф сладко закружилась голова, когда все эти очень важные персоны из самого высшего общества, которое только можно себе представить вдруг опустились на колени перед ней и попросили её сесть в лимузин.

  Начавшийся неделю назад сон, никак не заканчивался. Он продолжался и по мере продолжения становился всё интереснее и интереснее.

  - Я всю жизнь почему-то чувствовала себя принцессой, - сказала Риф, ни к кому не обращаясь, лишь только все они сели в машину.

  - Это не удивительно, - мягко заметил Кейт. - В вас говорила кролевская кровь...

  

  

  Но перенесёмся пока к Кодратию. А, вернее, к той стенограмме, в которой подробно описывался учинённый им побег из тюрьмы предназначенной для провинившихся бойцов с-зомби. И немаловажное значение представляет то факт, что стенограмма сия была составлена земной вездесущей разведкой КГР практически с места события и описывала побег Кондратия чуть ли не в живую с его же слов. Посмотрим же, что происходило после того, как Кондратий учинил переполох на всю тюрьму, саданув по башке тяжелой каменюкой не кого-нибудь, а самого Президента Тюремной Сети западного региона планеты.

  

  "...Обернувшись, я увидел, что бежавший впереди всех охранник споткнулся и упал, а его дубина и вставная челюсть покатились по земле. Зато остальные охранники протопали дружно по спине лежащего, но потом ещё один из них споткнулся и они все попадали..."

  

  И дальше словами автора.

  Он вырвался на бескрайнее поле и набрал уже приличную скорость, когда увидел. что с ближайших холмов к нему скатываются огромные прозрачные шары. Увидев шары Кондратий сразу определил, что по всей видимости это те самые сфероиды-псы, которые были воспеты тюремным фольклёром и о которых столько рассказывали заключённые. Если уж выражаться популярно, эти существа прибыли с далёкого созвездия для охраны тюрем ибо в своё время заключили контракт с Директорией Союза гуманоидных тюрем.

  Кондратий попробовал бежать зигзагами, надеясь таким образом сбить с толку разумные сфероиды, а заодно не оказаться для них слишком лёгкой мишенью на тот случай, если в распоряжении кругленьких церберов, вдруг, окажется какое-нибудь оружие.

  - Врёшь, не возьмёшь! - орал Кондратий, мчась с той скоростью, на которую был способен и совершая по ходу дела, а вернее - ходу бега гигантские скачки влево-вправо. - Век воли не видать, не взять вам меня, псы поганые, легавые недобитые!.. Попомните, Латаный ещё выпьет чарочку-другую отборной косорылки с правильными пацанами! - Конечно же тот лексикон и те замашки, которые Кондратий усвоил за время отсидки на зоне не являлись самыми лучшими в смысле этикета правилами поведения. Но, прыгая по полю как заяц он и не претендовал на то, чтобы его удостоили в самое ближайшее время премии за примернное поведение и содержательную речь. Однако, стоит отдать должное евфрейтору, вёл он себя столь непристойным образом неосознанно и к тому же в период величайшего волнения, проистекавшего от судьбоносности момента. - Сарынь на кичку! Вот вам, шарики, а не Кондратия, - показывал он дули во все стороны, то есть, адресуя их, а вернее - заключённый в этих дулях потаённый смысл, катящимся ему наперерез шарам. - Вот получИте! - щедро раздавал шарам символы совсем противоположные символам щедрости и хлебосольства он.

  Потом Кондратий вытащил из волос, тщательно упрятанную от тюремных властей иголку и ткнул ею неожиданно прямо в появившийся перед ним шар.

  В результате этого спонтанного и скорее всего интуитивного выпада двухметровая сфера лопнула, разлетевшись на неровные рваные куски и прекратила своё существование. Кондратию же настолько понравился сей результат, что то же самое он проделал и со вторым шаром. И только после этого, поняв, каким могучим оружием обладает, восприял духом и даже некоторым образом повеселел.

  

  

  

   44.

  

  

  - А ну отведайте моей иголочки! - ликовал он, приплясывая и подпрыгивая, остановившись, на месте.

  А потом бросился к третьему шару. Но третий шар посчитал благоразумным откатиться подальше и теперь наблюдал за земным разведчиком со стороны, не рискуя приблизиться. Кондратий же побежал дальше. Остальные псы-сфероиды, учавствовашие в погоне, увидев, что сталось с ихними земляками, несколько поутратели боевой пыл и задор и теперь флегматично катились чуть поодаль от преследуемого ими же Кондратия.

  И псов-сфероидов можно было понять. Получая денежки тюремных властей планеты, никому не приятно в то же время получить швейную иглу в брюхо.

  Через полчаса такого непрерывного и в некоторой степени даже утомительного бега Кондратий выбежал на берег речушки, стремящей воды между пологих холмов и тут, слегка снизив скорость, помчался вдоль берега, надеясь обнаружить исправную лодку. На лодке, по мнению Кондратия, было легче смыться от погони.

  А шары тем временем, перестроив ряды, погнались за Кондратием с новой силой, но теперь они выдвинули перед собой некое подобие прозрачных щитов - силовые светящиеся экраны. Из боков сфер выдвинулись в то же время тонкие и достаточно длинные щупальца. Эти щупальца потянулись к евфрейтору.

  Кондратий с опаской взглянул на мерцающие квадраты и даже плюнул на один, желая проверить из чего тот состоит. Слюна зашипела на щите и через непродолжительное время испарилась, свидетельствуя о повышенной их энергетике. Зато разведчик убедился лишний раз, что сфероиды, при всём своём затрапезном внешнем виде, не пальцем деланые и при случае могут постоять за себя. Даром что круглые и не местные.

  Но оказалось, что сфероиды уже взялись за Кондратия всерьёз, так как из-за бугра, до тех пор на взгляд Кондратия, не представлявшего для него никакой опасности, вдруг, выкатились тройка новых шаров и каждый из этих трёх выстрелил в Кондратия сгустком плазмы. Агент едва успел увернуться. С тоской вспоминал разведчик об оставленном в "Скользком" дезинтеграторе. С помощью той нехитрой штуки он бы показал круглобоким, кто чего стоит!

  Пока Кондратий уворачивлся от стреляющих в него шаров, остальные взяли его в кольцо и Кондратий грешным делом уже подумывал не сдаться ли ему добровольно, пока его не размазали по воздуху одним из сгустков плазмы, которые в него выпускали то и дело псы-сфероиды, когда, вдруг. один из шаров без видимой на то причины и без какого-либо участия в этом процессе Кондратия взял и лопнул сам себя.

  Он разлетелся в клочья, превратившись в валяющиеся в беспорядке там и сям комки слизи ядовито-зелёного цвета. А ещё через пару секунд Кондратий обнаружил истинную причину взрыва шара. Причиной этой были заросли кустарника похожего на земной колючий шиповник и именно об его иглы шар пробил свою оболочку. Пёс-сфероид ничего не мог противопоставить этой возникшей вдруг новой опасности.

  Тем временем разведчик КГР, каковым всё ещё считал себя Придуркин, не смотря на все перепетии, что с ним приключились за последнее время, тем временем он смекнул в связи со сложившейся ситуацией, что ему делать и как выпутаться из создавшегося положения. И потому, сумев изменить направление бега, врезался в самую гущу зарослей и обдирая в кровь лицо и кисти рук, помчался по этим кустам в неизвестном ему, но зато безопасном, как он считал, направлении. За спиной несколько раз хлопнуло и яркие и ядрёные сгустки раскалённой плазмы пронеслись над головой, прожигая в кустарнике настоящие тоннели, но ни один из зарядов Придуркина не зацепил.

  Невзирая на продолжающийся обстрел со стороны псов-сфероидов, Кондратий теперь был в относительной безопасности, если, конечно, у тех не оставался в запасе какой-нибудь фортель типа телепортации или ещё чего такого.

  Но, скорее всего, сфероиды не умели ни телепортироваться ни левитировать. Поэтому, опасаясь смертельных для себя шипов растительного происхождения, они так и остались стоять перед стеной колючек, а Придуркин тем временем выскочил к некоему, одиноко возвышающемуся зданию. Домик был вычурно раскрашен и на фасаде его висела вывеска, на которой крупными буквами было написано "Если ты захотел выпить - выпей!" И чуть ниже мелкими буквами - "Корчма". И только сейчас Кондратий почувствовал нестерпимую жажду и подумал, что корчма очень кстати повстречалаась на пути и не зайти в неё просто грех и только. Он лишь пожалел о том, что где-нибудь поблизости нет второго домика с другой лаконичной надписью типа "Если ты захотел поесть - поешь!" Он бы, конечно, заглянул и в столовку и от жареной картошки с сосисками не отказался. Но так как надпись была одна и касалась исключительно выпивки, Кондратию оставалось только надеяться, что вместе с выпивкой в этом богоугодном заведении сердобольные хозяева подадут и баранью ножку или на худой конец - яичницу с ветчиной.

  Не заставляя себя приглашать, очень скоро Кондратий оказался внутри питейного заведения, где с благоговейным трепетом узрел столы заставленные разного рода питьём и за ними - различного пошиба пьянчужек, поглощавших питьё в неимоверных количествах.

  На полу валялись менее стойкие из вышепомянутого контингета и сотрясали богатырским храпом низкие своды почтенного заведения. Кондратий повёл по валяющимся на полу богатырям выпивки враз повеселевшим взглядом и подумал, что, пожалуй, он то уже поди и забыл о существовании цивилизации с её утончённо изысканными развлечениями, подобными этим.

  Кондратий прошёл к столам и взгромоздился за один на свободное и относительно чистое место. В корчме плавали клубы сизого табачного дыма, а по заплёванному полу сновали сабробаки. Где-то в углу угасала драка. Зато в другом углу она только начиналась, в то время как участники первой, двое приятелей с разбитыми рожами умиротворённо расползались по своим местам.

  - Послушай, приятель, - обратился к Кондратию один незнакомый мужик, невысокий и худой с выбитыми передними зубами и всклокоченной, нечёсаной бородой. - Выпить поставишь? Я тебе чечётку отобью, - предложил он.

  В мутноватых, слегка пьяных глазах промелькнула искорка молодецкой и какой-то разбойницкой удали, с помощью которой собеседник видимо хотел запугать Кондратия, чтобы беспрепятственно раскрутить его на пару кухлей пива.

  Но Кондратий после земной спокойной и умиротворённой своей жизни уже успел насмотреться разного. Такого, что какой-то пропойца, маскирующийся под бандита, его мало впечатлял. Потому он просто отодвинул жулика локтём в сторону и попросил, чтобы тот отстал. Беззубый притих и больше не лез со своими предложениями. А Кондратий, посидев некоторое время и поразглядывав завсегдатаев, поднялся и прошёл к стойке бара.

  Первый стакан он выпил залпом. Второй чуть посмаковал. Но, когда очередь дошла до третьего и с него потребовали оплату за предыдущие два, он показал лишь фигу, этот отработанный им ещё в тюрьме до немыслимого совершенства жест. Данный жест, ставший для него наиболее удобным в процессе товарно-денежного обмена, стал для разведчика наиболе характерным в течение последних месяцев и потому он и пользовался им где ни попадя и при любых обстоятельствах.

  Бармен побагровел. Но это единственное, что указывало на истинные чувства внешне по прежнему улыбчивого и в целом доброжелательного человека.

  Кондратий пододвинул к хозяину стойки стакан, требовательно заглянув ему в глаза.

  - Хоть кто-нибудь расплатится когда-нибудь в этом заведении? - проворчал негромко и, как показалось Кондратию, привычно бармен, наливая в то же время щедро в стакан. - Или мне достать винчестер и немного проредить толпу халявщиков? Слишком много уж вас развелось, господа паразиты.

  - Не доставай винчестер, - раздалось откуда-то сзади Кондратия. - Всё равно его у тебя нет.

  - Лучше поставь "Крошка Ву, помаши мне щупальцем", - добавили слева.

  - Поставь музон, приятель, и замнём дело, - подсказали слева сзади.

  - Канальи, - лишённым всякой жизнерадосности голосом просипел бармен. - Я девятый раз за сегодняшний день ставлю эту заезженную пластинку, а им всё мало. Эй, вы сборище отродья, - обратился он к не в меру галдящей за столами аудитории, - разве нет другой достойной музыки для вашего тупого слуха?

  И вслед за этим он направился к невзрачному музыкальному автомату, прикорнувшему в углу между окном и бильярдным столом.

  Когда бармен проходил мимо Кондратия, Кондратий сделал ему "ножку" и бармен со всей высоты своего почти двухметрового роста грохнулся на пол.

  Из-за столика неподалёку поднялся здоровенный малый в форме шерифа. Полицейский незаметно для большинства посетителей расстёгивал кобуру на поясе.

  - Эй, приятель! - окликнул он негромко Кондратия. - Я всё видел. Разве так поступают с порядочными барменами?

  - Бывает, что поступают, - рассеянно буркнул Кондратий, не поворачиваясь к полицейскому и тот, удовлетворённый ответом, застегнул кобуру и стал опускаться на место.

  Тем временем бармен дополз до музыкального автомата и в корчме зазвучали первые ноты популярной "Крошки Ву".

  Полицейский сел.

  - Послушай, малый, ты случаем не из тюрьмы сбежал? - раздался за спиной Кондратия вкрадчивый шёпот Беззубого. Ты не беглый, друг, случайно?

  - Послушай, Беззубый, - в тон ему ответил Кондратий, - мне надоело называть тебя мысленно Беззубым. Скажи своё имя.

  - Беззубый, - сказал Беззубый.

  - Тебя что назвала так твоя мамочка?, - съехидничал евфрейтор.

  - А, как ей меня называть, если я и родился беззубым, - осклабился остроумный пьянчуга.

  Поднимаясь из-за столов, на чистую площадку возле музыкального аппарата стали выходить танцующие пары. Только теперь Кондратий заметил, что среди посетителей немало девушек и раньше он их не замечал просто потому, что все они были одеты в мужскую ковбойскую одежду.

  У Кондратия потекли слюнки.

  - Здесь неподалёку женская тюрьма, - пояснил недоумевающему евфрейтору бармен, отползающий от музаппарата и уже смирившийся с мыслью, что платить ему в этом заведении не будут никогда. Ведь бармен прекрасно знал, что все посетители заведения - беглые преступники и эта корчма единственное для них пристанище. Спасаясь от сфероидов-альтаирцев, преступники инстинктивно нашли затишное место в зарослях колючек, а те из них, кто по какой-либо причине прошёл мимо, находились сейчас либо в тюрьме либо... Бармен поднял глаза вверх, тем самым символизируя понятно что. - Господи, упокой их душу! - озвучил он кое-какие свои мысли.

  Кондратий уже понял, что это за место.

  - Эй, громила, сколько нам ещё здесь париться? - обратился он к бармену.

  Перспектива провести остаток дней в гадюшнике для пьянчужек в оцеплении псов-сфероидов не очень-то ему нравилась. Хотя, в тюрьме, конечно, не лучше.

  - Продукты завозят раз в неделю. Выпивка есть. Некоторые считают это место раем, - многозначительно поднял палец вверх бармен. - Бабы, выпивка, жратва... Что ещё нужно нормальному, здоровому мужику, истинному джентельмену-аристократу?

  - Но только не разведчику КГР, - возразил Кондратий.

  И тут же прикусил язык. Но хозяин корчмы уже мёртвой хваткой вцепился в оплошность клиента.

  - Кому, кому ?

  - Дело в том, что я землянин, - заметил Кондратий, поняв, что проболтался и терять ему нечего. - Меня, молодого разведчика Космической Глубинной Разведки послали в фэтскую систему отследить, а , если потребуется, и уничтожить фомальдегаускую преступную группировку, специализирующуюся исключительно на шпионаже, диверсиях, саботаже и захвате чужих миров, с последующей их губительной эксплуатацией и зверским уничтожением. Эти шпионы-разбойники считают свою миссию освободительной, а себя мессиями. То есть, они освобождают населённые миры от их населения, а потом временно закрепляются в этих мирах, пока не истощаются природные ресурсы планеты.

  Внезапно бармен посмотрел на Кондратия, как на родного и полез к нему обниматься.

  - Кондраша! Дорогой! - завопил он и троекратно облобызал агента. - Я тебя сразу и не признал. Я ведь давно тебя жду, сынок, - едва не прослезился он. - Ты забыл меня? Я же твой родной генерал Березин! Ну, помнишь, там, в КОВПСРОЛе мы встречались ещё? У меня ещё форма такая была... Со звёздами. И лампасами.

  

  

  

   45.

  

  

  И генерал вздохнул, как бы сожалея, что форму пришлось оставить в штабе КГР. После этого они сели за свободный столик и повели неспешную беседу. Как это и водится в среде земных разведчиков в интерьере уютных явочных квартир.

  - Посадили в тюрьму, говоришь? - то и дело всплёскивал руками генерал. - Удалось троекратно бежать? Ай-ай-ай!.. Попал сюда говоришь, паря?..

  - То не вихрь тебя сюда перебросил, а я, - признался, скромно потупясь руководитель КОВПСРОЛа. - Дело в том, дорогой ты наш, Кондраша Игнатьевич, что все эти ублюдки, - генерал широко повёл рукой вокруг себя, - не беглые преступники, за каковых себя выдают, а курсанты академии шпионов фомальдегаусцев, а корчма - один из филиалов центра по подготовке шпионов враждебных нам цивилизаций. Да и сам подумай, - хлопнул пятернёй по столу генерал так, что весь электорат корчмы вздрогнул, - сам подумай, садовая ты головушка, что может лучше подготовить зверя по шпионажу и вредительству, как не тюрьма с её скотскими условиями содержания и воспитания?

  - Ничто, - с усилием помотал отрицательно головой Кондратий, который не по наслышке знал о тюремном режиме.

  - Вот и я говорю, - продолжал Березин. - Из тюрем выходят хорошо подготовленные для вредительства мерзавцы, то есть - то, что и нужно фомальдегаусцам для экспансии миров. Вас там не наказывали и перевоспитывали, а тренировали, Кондраша. Обучали ненавидеть и вредительствовать. Мы тебя забросили, Кондратий, в это заведение, "университет", так сказать жизни, не для того, чтобы ты там прохлаждался и шлындал по коридорам, а затем, чтобы изучал обстановку изнутри и узнал весь их мерзкий распорядок.

  - Благодарю за доверие, товарищ генерал! - вскочил с места Придуркин. - Разрешите и дальше слушать вас?

  - Можешь считать, что уже разрешено, - махнул рукой член руководства одной из самых опасных и в то же время самой гуманнейшей разведки галактики и снова склонился к Кондратию. - Может быть ты ещё не забыл майора Середу, майора КГР, матёрого разведчика, агента-99996? Да, да, того самого непоседливого, много мнящего о себе, майоришку, хорошего товарища и неутомимого разведчика. Так вот, паря, сейчас он летит к тебе, на Драгомею. Когда прибудет, сядешь в его ракету.

  - В "Скользкий"?

  - И в "Скользкий" - тоже. Куда же ещё. Улетишь к едрёной матери от сюда. То есть - на Фомальдегаус, выяснить отношения с чешуйниками. Задание своё ты здесь выполнил, то есть, нашёл уязвимые места в подготовке диверсантов. За что тебе большое КОВПСРОАльское спасибо. А теперь - в путь. С минуты на минуту "Скользкий" с Середой внутри будет здесь.

  - Есть! - вскочил на ноги, чуть не опрокинув стол Кондратий.

  - Что есть? - не понял генерал. - "Есть" в смысле "пожрать" или "есть" в смысле "не пить не есть, но выполнять задание"?

  - В смысле "слушаюсь", товарищ генерал!

  - А-а... Это ты правильно решил. Молодец. По уставу живёшь, а не как попало и почём зря.

  - Рад стараться, товарищ генерал! - рявкнул Кондратий так, что у присутствующих заложило уши.

  - Старайся, старайся, евфрейтор, - поощрил генерал. - только не ори на меня так. Всех сфероидов переполошил в округе.

  - Намёк понял, товарищ генерал!

  - Ну, раз понял, действуй, - подвёл итог разговору высокосановный военный чиновник и, подводя черту под разговор, поднялся с места и направился к стойке.

  В суете и спешке Березин забыл вновь одеть маску, под которой подвизался в качестве бармена. Но перепившиеся вдрызг завсегдатаи корчмы, а на самом деле - курсанты шпионской академии фомальдегаусцев даже не заметили, что бармен поменял лицо. А, которые и заметили, отнесли сие событие на счёт своей личной, индивидуальной горячки, с которой успели подружиться за те долгие месяцы учёбы, которые им пришлось провести в стенах академии. Белая горячка в условиях масовой пьянки, которая царила здесь безраздельно, была делом для фомальдегауских курсантов обычным, привычным и само собой разумеющимся...

  

  Доведя ремонт до логического завершения, "Скользкий" по личной просьбе Середы стартовал с Ханаона. Середа же вложил в соответствующее место "Скользкого" необходимую программу с указанием дальнейшего маршрута и, прихватив из холодильника пару бутылок колы, завалился в гамак, надеясь не умереть от скуки за время перелёта.

  Лететь долго не пришлось. "Скользкий" знал наикратчайшие пути к Драгомее, так как Загибин, прежде, чем выпустить своё детище в свет, нашпиговал до отказа Комп программами самообеспечения прохождения космоса через подпространство и потому "Скользкий" отныне знал это подпространство вдоль и поперёк, как свои пять дюз.

  В общем. скоро они появились возле сиреневой звезды, по одной из орбит которой неслась землеподобная Драгомея.

  Только вот на подлёте к Драгомее вышла неувязочка. Другими словами, едва приблизились они к планете, в надежде быстренько и без помех выйти на нужную орбиту, как с одного из спутников Драгомеи стартовала целая эскадра истребителей. Космические Истребители ( КИ-10 ), прозванные в народе щупоками за их внешнее сходство с этими хищными представителями драгомейских озёр и речушек, были довольно опасным оружием даже для оснащённого аннигилятором "Скользкого".

  Майор ударил по тормозам, лишь только завидел драгомейские бронемашины. И, тем не менее, было уже поздно. Маневренные КИ-10 заходили для атаки. А позади лёгких истребителей он громоздился тяжёлый крейсер, тип которого Середа не смог даже определить. Вполне возможно, то была стандартная модель орбитальной крепости, а может быть то была совершенно новая модель крупнотоннажного боевого судна, ещё не внесённая в анналы компьютерной памяти КГР.

  - Дьявол, - сказал Середа, разматывая пулемётную ленту скорострельного орудия. - Только этого мне и не хватало. Погибнуть в сотне километров от...

  Договорить ему не пришлось. От одного из истребителей, стремительно промчавшегося неподалёку, отделился слабо мерцающий голубоватый шар и устремился к "Скользкому".

  Где-то в недрах "Скользкого" взвыла сирена, оповещающая невесть кого невесть о чём и корабль Середы сделал левый разворот и ушёл в сторону. Но к нему уже ринулись ещё два шара.

  Майор не стал ждать, когда шары приблизятся вплотную, а, вдавив гашетку скорострельной установки, повёл турелью, превращая в пыль и брызги все три смертоносных шара.

  Тем временем вражьи истребители затерялись в безбрежных просторах космоса. Всё пока складывалось не самым худшим образом. Во всяком случае, опасность на время отступила и Середа в самых глубинах души надеялся, что вражескую эскадру в своей жизни больше не увидит.

  Но, как и следовало ожидать, майор просчитался. Где-то в неоглядной дали космические истребители развернулись и пошли в атаку снова. Пропавший на время из поля зрения эсминец, включил габаритные огни и развернулся левым бортом к "Скользкому". И только теперь Середа увидел, что бок космической громадины начинены стволами зенитных орудий, как густой суп макаронинами.

  Теперь ублюдочный крейсер был рядом и Середа мог даже пересчитать его пушки без бинокля. Но считать он не стал, может быть потому, что на такой пересчёт небыло времени, ведь, уже в следующую минуту весь борт стальной крепости расцветился залпами-вспышками самых разнокалиберных орудий.

  "Скользкий", ещё не успевший очухаться после первой атаки, вынужден был войти во второй вираж.

  Перегрузки чуть не разорвали тело разведчика. Но, когда он, слегка отойдя от оглушающего давления, поднял затуманенный взгляд к обзорному экрану, понял, что неприятности только начинаются. С левого борта приближались истребители.

  Середа не любил воевать. Его работа, если всё упрощать, сводились к сбору жизненно важной информации с последующей передачей её в своё ведомство. По мере сил он всегда старался избегать конфликтов и острых углов в человеческих взаимоотношениях. Но не таковой была возникшая теперь ситуация. От Середы сейчас ничего не зависло и вряд ли он мог применить на деле те основы дипломатии, с которыми был неплохо знаком. Ведь вражеские корабли не обращались к майору за разъяснениями по поводу его прибытия на Драгомею. Выход, конечно, был. И выход состоял в том, чтобы адекватно ответить агрессору. И Середа пошёл напропалую. Он натиснул в нужный момент все необходимые кнопки, опустошая без жалости все артиллерийские погреба "Скользкого".

  Гениальный конструктор в своё время потрудился над кораблём и его вооружением неплохо. Наверное, только поэтому звено КИ-10, после сокрушающего залпа, произведенного Середой, прекратило своё существование... В мановение ока пять истребителей превратились в пылающее облако. Правда, крейсер к тому времени уже вышел на новые позиции и Середе пришлось снова уворачиваться в то время, как его взяли в клещи два звена уцелевших истребителей, лишая Середу маневра.

  Но майор совершил невозможное. Распылив в вакууме целую тонну специального металлического порошка, и создав тем самым непроницаемую для для радаров завесу, он провалился вниз и спрятался за один из естественных спутников планеты, остановившись за ним.

  Истребители, кое-как разобравшись в ситуации и рванувшиеся следом, напоролись на куски льда, спрятанные в пылевом облаке предприимчивым майором, льда, образовавшегося в результате промерзания энного количества воды, выброшенной вместе с порошком. И на той скорости, с которой вражьи машины мчались, в общем-то, небольшие кристаллики превратилтись для КИ-10 в несущие смерть снаряды. Потому очень скоро ещё одна пара КИ-10 прекратила своё существование. А обломки истребителей ещё долго вертелись волчком в ледяном безмолвии, отдаляясь от Середы, пока совсем не исчезли из виду.

  И только один из таких обломков - огромный кусок покорёженного металла - врезался в бронированную обшивку крейсера, кромсая и коверкая её, сминая башни крейсера и надстройки. Но у могучего корабля в результате этого случайного, шального попадания погас лишь один из габаритных фонарей

  И тем не мее в стане врага воцарился нешуточные переполох и сумятица. А Середа, пользуясь моментом, выскользнул из-за спутника и направился к Драгомее.

  Зеленоватые лучи сверхтемпературных лазеров напрасно шарили в том месте, где только что находился "Скользкий". Стремительно наращивая скорость, корабль землян мчался к быстро растущей поверхности планеты, как ополоумевший. И, когда, наконец, смертоносные лучи дотянулись до "Скользкого", "Скользкий" резко сбросил скорость и включил защитное поле, вложив в это поле почти всю энергию освободившегося теперь от работы антиинерционного генератора.

  Защитное поле лишь слегка ослабило разрушительную мощь лазерных установок врага, но полностью нейтрализовать их не сумело. Таким образом, не выдержав сверхвысоких температур, обшивка "Скользкого" запузырилась, а индикаторы целостности корабля подняли невероятный трезвон. И Середа мысленно перекрестился, представив себе какие разрушения претерпевал сейчас корабль.

  Жизнь разведчика и корабля отныне находились в божьих руках, да сфере везения. И Середа, как никогда, понимал это. И, тем не менее, лазерные лучи прошлись по бокам корабля лишь в рекордно короткое время, потом они ушли вперёд, а Середа, развернув искалеченную посудину, приготовился к посадке. В душе он надеялся, что враг прекратит преследование вблизи поверхности собственной планеты.

  Так оно и случилось, командующий потрёпанной "Скользким", драгомейской космической эскадры лишь сообщил в Центр наземной разведки Драгомеи о вторжении на планету неизвестного корабля и принялся подсчитывать убытки. Таким образом Середа проскочил сквозь заслон и оказался на планете, славящейся, как ни кто, во всей галактике обилием тюрем.

  

  "Скользкий" быстро снижался и придэнверился в некоем совершенно дремучем лесу, подальше, конечно же, от любопытных глаз обывателей и вьедливого ума полицейских. А, выбравшись из корабля, Середа направился в ту сторону, где по его расчётам обретались Кондратий и Березин

  У Середы ещё было время в запасе и потому он не очень торопился. Вдыхая лесные запахи, неторопливо брёл он по полузаросшей сорной травой дороге. Над головой светило ласковое драгомейское солнышко, в ветвях пели невиданные птицы, в траве стрекотали, похожие на земных, кузнечики... И как-то не верилось, что он на чужой планете, практически под прицелом целого сонма смертоносных машин, кружащихся на орбите.

  Хотя впрочем, майору было плевать в данный момент на только что открытый им прекрасный планетарный мир. Он прибыл сюда не из сентиментальных побуждений и не затем, чтобы защишать планету от себя самой. В задачу Середы входила эвакуация из системы сотрудника, евфрейтора Кондратия, а также тех ценных сведений, что собрал Кондратий о драгомейском лагере подготовки сверхсекретных супершпионов.

  Березин скорее всего улетит на своём корабле, почти точной копии "Скользкого". Правда, неизвестно каким образом Березину удалось проникнуть на планету при таком усиленном и многочисленном патруле, но это всё его, Березина проблемы. Этот старый пресс-папьевщик везде проскочит, не зря же он закончил Генеральную Академию канцелярских крыс.

  Вот так, весело насвистывая, агент-99996 минул водопад, грохочущий центнерами чистой воды, прошёл по небольшому полусгнившему мосточку над речушкой и углубился в бескрайние поля, поросшие местными злаками. Восемь земных километров, что отделяли Середу от корчмы "Девять грохочущих дюз" - путь не близкий. Но именно столько предстояло пройти, прежде, чем он встретится с евфрейтором. Хотя, конечно, как полагал Середа, предусмотрительный Березин всё продумал и скорее всего выслал молодого разведчика Середе навстречу.

  Ведь, именно, от Березина майор получил пси-сообщение. Сообщение о том, что он, Березин забирает Кондратия для выполнения последнего, особо сложного задания. Получил Середа это сообщение ещё до того, как его "Скользкий" самоотремонтировался и стартовал с Ханаона. В дальнейшем же майору требовалось лишь забрать Кондратия у Березина и переправить на Землю для несения дальнейшей, так сказать, службы, награждения его и выполнения текущих задач земного содержания и характера.

  Углубившись в поля, Середа остановился и посмотрел в ту сторону, где в белесоватом драгомейском небе реяли левитирующие медузообразные создания, высматривающие в густой, некошеной траве неосторожную добычу.

  Потом он покопался в карманах и извлёк на божий свет небольшой бинокль, прихваченный со "Скользкого", и приставил этот бинокль к своим глазам. Тщательно, метр за метром Середа осмотрел прилегающую к лесу равнину. Он выискивал псов-сфероидов, которые на взгляд разведчика должны были здесь водиться, и скоро обнаружил таковых. Правда все сфероиды были далековато, с другой стороны заросшего колючим кустарником поля. Бить тревогу было пока рановато и насчёт собственной безопасности Середе можно было не беспокоиться. Другое дело - Кондратий.

  Ещё издали Середа увидел Кондратия, пробирающегося навстречу. Одежда евфрейтора представляла собой жалкое зрелище. Она была вся изодрана и свисала клочьями. Сам Кондратий имел худой и весьма измождённый вид. Одним словом, всё указывало на то, что проживание Кондратия в разведывательном центре драгомейцев не очень-то пошло последнему на пользу.

  

  

  

   46.

  

  

  - Эге-гееееей! - радостно заорал Середа Придуркину, как будто не видел его сто лет. - Чеши сюда, штирлиц ты наш. Да поживее. Некогда нам здесь с тобою антимонии разводить. Ехать пора. - И Середа махнул сторону "Скользкого". Что подразумевал в данном случае под "штирлицем" майор, он и сам не знал. Просто подвернулось под язык такое словечко, где-то когда-то слышанное, вот и всё. Тем не менее, шагающий навстречу, "штирлиц" не спешил. Видимо, намёка командира насчёт езды не понял. - Кондратий! -заорал опять майор, что есть силы, - шевели поршнями, гадёныш! Время, как категория, хотя и относительно, но лишь в масштабе вселенной. А в нашей галактике оно, ох, как поджимает! Ох и поджимает, Придуркин ты наш! - орал Середа.

  И только после этих слов майора Кондратий зашевелился и слегка прибавил шагу.

  - Да я чего, Семёныч, - яглил он. - Ты ж знаешь, что пространственно-временные константы нашей проявленной вселенной далеки от совершенства. А с биоструктурами обитаемых трёхмерных миров они так и вообще мало совмещаются.

  - Кто тебе сказал, Придуркин, что наш мир несовершенен? - изумился Середа. - Совершенен, евфрейтор, очень даже совершенен. Только конгруэнтен и не нужно легкомысленно так закрывать глаза на окружающую нас гармонию.

  - Я и не закрываю, Семёныч. Я глядю, - тупо вставил Кондратий.

  - Не "глядю", Кондратий, а - глажу... То есть, я хотел сказать, гляжу. Зрю, значит. Зрю, зрим, зрит...

  - Зря, - дополнил Кондратий, совсем уже приближаясь к Середе.

  - Ну "зря" это ты зря сказал, Кондратий. Только с толку меня сбиваешь, - рассердился майор, чувствуя как медленной волной на него накатывает бешенство.

  - Пошли к "Скользкому", Семёныч. Жрать охота, - примирительно шлёпнул широкой ладонью командира между лопаток Придуркин. - Ох, и охота жрать мне как, Семёныч!..

  

  Лишь только Придуркин вышел из корчмы, Березин в свою очередь выскользнул через заднюю дверь и быстрым шагом направился к спрятанной в глубоком и длинном овраге "Шершавой Молнии" - практически точной копии "Скользкого". Сюда, на Драгомею генералу удалось проскочить благодаря телепортационной установке - очередному, но скорее всего не последнему, детищу Кулибина-Загибина. Но вот с возвращением назад следовало всё хорошенько обдумать. Ведь телепортирующая установка существовала только на Земле. А на Драгомее второй небыло. Пробиваться же сквозь плотные ряды драгомейских космичекских флотилий было по меньшей мере не разумно.

  Генерал тихонько соскользнул в овраг и войдя в корабль, задраил все люки. Оставалось запустить двигатели и взлететь. Но прагматичный Березин первым делом проверил наличие керосина в баках антигравитационного генератора. На взгляд генерала до Земли топлива должно было хватить, если не растрачивать, конечно, драгоценное горючее на выпендрёжные маневры возле Драгомеи. Но таковых ведь, скорее всего, не избежать и виною тому будут космические эскадры драгомейцев. Он ещё раз пожалел, что телепортационная установка Загибина прибор одностороннего действия и нажал кнопку запуска двигателей "Шершавой".

  Тут же прямо в воздухе перед ним заплясали бледные цифры, отсчитывающие корабельное время. Они же, эти цифры производили обратный отсчёт времени, остававшегося до запуска маршевых, основных двигателей. Приятный женский голос дублировал убывающее мелькание цифр.

  - Счастливого пути! - пожелал мурлыкающий голос и "Шершавая" оторвалась от земли, а перегрузка вдавила тело Березина в кресло.

  "Чёрт! - запоздало подумал Березин, - Опять забыл включить гравитационные компенсаторы. Стареем ребята. Стареем. Пора на пенсию".

  На удивление быстро он оказался в космосе. Только что был на Драгомее и - ррраз! - и в открытом космическом пространстве, с его чистым, незасорённым вакуумом, с миганием крупных, величиной с кулак звёзд. И сразу же Березин увидел драгомейскую эскадру, вернее, часть эскадры - светящиеся точки на фоне чернильно непроницаемой пустоты.

  Пальцы заучено пробежались по контактным панелям подлокотников кресла. Березин разворачивал корабль для боя.

  

  Между тем сам Кулибин-Загибин в это время прохлаждался в одном и земных баров потягивая через соломинку знаменитый русский квас. В то же время Загибин задумчиво разглядывал формы довольно бесформенной леди, сидящей напротив и угрожающе умолявшей о снисхождении.

  - Дай мне шанс, - требовала леди. - Когда-то ведь мы любили друг друга. Мерзавец.

  - Я лишь однажды по пьянке сделал вам комплимент, - не сдавался изобретатель. - Но это было давно и тогда вы ещё в состоянии были поместиться без проблем в моей лаборатории.

  - Пять лет назад ты меня чуть не соблазнил.

  - Всего лишь подал руку, когда вы выходили из такси.

  - И я чуть не отдалась вам неосмотрительно там, прямо возле машины.

  - Скорее, слишком нагло, чем неосмотрительно. Хотя и второе в данном случае тоже правильно. Между мной, Генеральным Конструктором министерства космических перелётов и вами простой лаборанткой этого ведомства ничего, абсолютно ничего не было. Зарубите это себе на носу.

  - Очень жаль.

  - Посмею не согласиться с вами.

  - Чудовище! Вы изверг. Вам кто-нибудь говорил об этом?

  - Вы первая.

  - Вы должны на мне жениться. Немедленно, сию же секунду!

  - С какой стати?

  - С любой.

  - Очень неубедительный аргумент. Вам пора. Вы забыли, что куда-то торопитесь. Куда- неважно. Главное, вам срочно нужно куда-то бежать. Это я вижу по вашим глазам.

  - С чего бы это?

  - Думаю, с того, что вам пора кушать, - Загибин красноречиво оглядел фигуру мадам сидящей напротив, - Здесь, осмелюсь напомнить, подают лишь лёгкие закуски. Чупа-чупс, ведь вас не устроит?

  - Как вы догадались, что у меня по расписанию сейчас плотный обед?

  - Методом исключения, - отставил в сторонку стакан изобретатель. - Я исключил, что вы живёте в проголодь.

  Он ещё раз оглядел фигуру собеседницы.

  - Я ещё вернусь, - с мстительной влюблённостью пообещала леди и шумно поднялась из-за стола.

  Покачивая необъятными бёдрами, едва ли не грациозно она поплыла между столиков к выходу.

  Вскоре Татьяна, а именно так звали знакомую Загибина, выбралась из кафешки и замаячила в широком окне супермаркета, магазина расположенного напротив кафе и специализируеющегося на продаже пищевых полуфабрикатов.

  Загибину было видно, как эти полуфабрикаты с пугающей быстротой принялись исчезать в утробе влюблённой. Загибин наблюдал это леденящее кровь и вместе с тем захватывающее зрелище не без некоторой дрожи, тем более, что ощущающая любовный зуд дама, жуя свою поедуху, не забывала посылать предмету своих воздыханий смачные воздушные поцелуи.

  Загибину и самому было пора отправляться домой. Время было позднее, а ему предстояло ещё кое-что сделать. Отставив в сторону стакан с морсом, он направился к выходу.

  В дверях он столкнулся с полковником Коляней Поповым. На лице полковника лежала печать озабоченности, а от дорогого костюма кэгээровца вовсю несло секретным одеколоном "Меткий Снайпер". Ко всему прочему в правой руке полковник сжимал увесистый кейс, который был пристёгнут к его запястью, сверкающими в свете ламп титановыми наручниками.

  - О, хорошо, что я тебя встретил, - обрадовался Коляня. - Ты мне нужен.

  Загибин заглянул через плечо военного и увидел стоящий скромно под стеной здания иссиня чёрный воронок.

  Ни дать, ни взять голодная пантера изготовилась к броску.

  Машины эти Загибин не любил и предпочитал ездить на пятнистых кадиллаках и линкольнах последних моделей. "Воронки" все эти выпуска тридцатых годов, хотя и несколько модернизированные в соответствии с требованиями современных стандартов, не вселяли в душу изобретателя доверия и должного оптимизма. Генетическая память предков, дотоле мирно дремавшая, всегда при виде этих машин просыпалась и принималась бить тревогу.

  - А другой тачки у тебя нет? - поинтересовался Загибин у Коляни.

  Коляня лишь беспомощно развёл руками:

  - Вот взял из музея боевой славы.

  - Мдаа, - только и протянул изобретатель, он же - конструктор и, облегчённо вздохнув, похлопал Коляню по плечу. - Ты так больше не шути с транспортом, полковник. У меня ведь нервы не железные.

  И Загибин молча направился к машине. Коляня семенил следом. Рослый и плечистый по сравнению с конструктором, он очень хорошо понимал какого важного человека ему приходится сопровождать. Ведь таких, как Коляня в российской армии не пересчитать. Зато гениев с загибинской мыслью, кроме самого Загибина, вряд ли где можно найти. Перемани Загибина инопланетная разведка, на всех начинаниях КОВПСРОА можно поставить крест. Лет на десять Космичекой Глубинной Разведке придётся свернуть всю программу своего развития и освоения собой же неосвоенного космоса, а так же - программу активного противодействия воинственно настроенным инопланетным цивилизациям. Долгие годы придётся искать замену гению, а за это время эфиопы и марокканцы, эфиоп их мать, уйдут в освоении межзвёздных галактик так далеко, как только смогут! Пиши тогда пропало!

  Так думал Коляня, глядя в спину Загибина, пока тот шёл по лакированным плитам бульвара. И только взялся Загибин за ручку дверцы автомашины, как тут же между ним и машиной встала намертво, перемазанная тортом, Танька-лаборантка и возмущёно посмотрела на Загибина.

  - Не покидай меня, любимый, - вкрадчиво попросила она, поигрывая бицепсами, трицепсами и чёрт знает ещё какой ерундой, прячущейся в многочисленных складках её жира.

  Загибин на несколько секунд запаниковал, а Коляня, зная не по наслышке о Рудницкой, которую в кругу спортсменов ещё называли Безбашенной Танькой, поспешил на выручку. Подойдя к парочке, полковник взял под козырёк и вежливо обратился:

  - Уважаемая, мадам, - сказал он преисполненныйсамых благостных намерений, - шли бы вы куда подальше, блин горелый, и не мешали нам заниматся делами.

  - Чтооо? - протянула озадаченно Танька и вперила недобрый взгляд в кадрового военного, офицера генштаба можно сказать. - Здесь кто-то что-то сказал или мне показалось? - спросила она Загибина.

  - Показалось, - перепуганно кивнул Загибин.

  Танька угрожающе протянула руку к полковнику, но тот ловким заученным приёмом поднырнул под руку Таньки и нырнул в машину, втаскивая туда и Загибина.

  Завести исправный мотор явилось делом секунды. И вскоре они уже неслись по широкой улице, оставляя далеко позади хнычащую в неизъяснимой любви Таньку, которая уже начала примеряться к стенам, окружающих строений, в надежде выместить свою злобу и ярость.

  И вскоре, действительно, послышался грохот ударов и шум падающих на тротуар кирпичей, а из-за ближайшего угла выскочили со включеными мигалками милицейские машины. И Танька развернулась всем своим фронтом к машинам.

  - Осторожно! Безбашенная Танька в городе! - передали по рации милиционеры запоздало всем патрульно-постовым службам города.

  А Коляня с Загибиным, отделавшиеся лёгким испугом и так ловко вырвавшиеся из лап "русской медведицы", как ещё называли Таньку её зарубежные коллеги-сумоисты, мчались по дороге ведущей на дачу Пятёркина.

  

  

  

   47.

  

  

  - Березин, сволочь, продал нас инопланетянам! - без обиняков заявил Пятёркин, лишь только Загибин и Коляня объявились перед ним. - Я ему говорил, смотри, блин, Егорыч, не продайся. Эти инопланетные суки коварны, как незнамо кто. Но он мне не поверил. И вот теперь один из лучших работников КОВПСРОЛа стал жерствой преступных агрессоров.

  - Ну, не расстраивайся ты, генерал, - бросились утешать Пятёркина гости. - С кем не бывает. Добрейшей души человек, потому и продаётся дешевле любой самой дешёвой проститутки.

  - Да ладно, чего уж там, - махнул рукой Пятёркин. - Я предвидел, что так обернётся. Не надо его было посылать к этому подлому инопланетному разуму. Погубили человека, пятно поставили на репутацию.

  - Не вижу связи между моим прибытием сюда и генералом Березиным, - сказал изобретательный, а потому более сообразительный Загибин, закуривая гаванскую "козью ножку" с фирменным красно-золотистым ярлычком.

  - Вы не могли бы не курить, когда я дышу? - обратился Пятёркин к Загибину, морщась.

  - С удовлетворением, - кивнул конструктор и сунул раскуренное изделие в аквариум с ползающим по дну сердитым омаром.

  - Я вызвал вас лишь для того, - взглянул на гостей Пятёркин, - чтобы посоветоваться. - Назрела необходимость в использовании ТРЕТЬЕГО корабля. - Он кивнул Загибину. - Для переброски в систему Фэт парочки генералов. Меня, например, и ещё кого-то.

  - Но генералы могут продаться, как и Березин! - заметил полковник у которого судя по его интонациям сформировалась устойчивая фобия к предательству и недоверие к генералам.

  - Вот этого-то я и не учёл, - стукнул себя по темени Пятёркин. - А ведь знал! Знал, что такое возможно, чёрт меня подери, если это не так! И он нервно заходил по комнате, подсчитывая что-то в уме. Может быть суммы предлагаемые инопланетянами генералам. Вскоре, успокоившись, он вновь повернулся к приглашённым. - В общем, затрудняюсь что-либо по этому поводу сказать и ответить на собственный вопрос: кого послать к Фэту. Но, несомненно, вы могли бы что-нибудь посоветовать. Кого-то - для проведения крупномасштабной операции с целью наведения порядка на Земле и переполоха в фэтской системе.

  - Есть у нас один человечек. Человечище! - задумчиво поскрёб подбородок Коляня и подмигнул Загибину. - Как думаешь, уважаемый?

  Загибин, в любое другое время отличавшийся невероятной сообразительностью, тут забуксовал. Он стоял, раздумывая над тем, что Коляня имел в виду под своим подмигиванием и наблюдая одновременно за здоровенным чёрным котярой, подбиравшимся за спиной хозяина к аквариуму с живым и донельзя злым омаром, но Загибину так ничего в голову и не пришло путёвого относительно намёка полковника. Загибин пытался сообразить, одним словом, но ничего не соображалось, то есть в голову ничего не приходило. Из неё только выходила мысль: сожрёт или нет кот омара?

  Между тем кот достиг вожделенной цели и, взгромоздившись на краешек стеклянного куба, наполненного на треть водой, попытался подцепить когтями, шевелящееся в воде ракообразное. С ликующим мяуканьем хвостатый разбойник потащил добычу наверх в предвкушении сытной и вкусной трапезы, но, к сожалению, членистоногий монстр оказался сильнее и уже в следующую секунду затащил пушистика в воду. Пуская пузыри и теперь уже по другому мяукая, кот принялся бороться за жизнь, пуская пузыри и барабаня лапами по воде. Однако его лапа находилась в надёжных клешнях, не оставляя Котофеичу никаких шансов.

  Внезапно в голове Загибина, пока он наблюдал за борьбой двух существ промелькнуло: Танька! Вот оно! Искомое решение, так сказать, проблемы! Чёрт подери, как это он раньше не догадался?! И, действительно, кто, как не богатырша, способен нанести ощутимый урон живой силе и технике противника? Подобную задачу следует смело ставить в разряд ей посильных.

  - Танька, - сказал вслух Загибин.

  - Танька, - подтвердил Коляня.

  - Танька, - повторил Пятёркин. Но тут же спохватился. - Что? -переспросил он. - Какая ещё Танька? Я знаком с нею? Фигурой статна? Лицом пригожа?

  - Пригожее не бывает, - успокоил генерала Коляня. - Морда, как квашня. А, что касается стати, то она сейчас разваливает Центр досуга в соседнем Пятигорске. К утру, ею задуманное, будет выполнено.

  Генерал прислушался. Вдалеке погромыхивало, а пол под ногами ходил ходуном.

  - А я думал учения идут, - сказал он в отношении звуков, напоминающих артиллерийскую канонаду. - Только недоумевал, отчего меня не предупредили. Я ведь не кто-нибудь, а генерал, - сказал он важно.

  - Знаем, что не полковник, - ответил полковник завистливо. - Но это Танька, а не канонада. Она перед соревнованиями всегда нервничает. Да ещё и влюбилась впридачу, дура.

  Загибин закатил глаза.

  Тем временем, придушив слегка кота, омар отпустил его на волю. И бедное животное выползло из аквариума и поползло по полу, пряча глаза от позора. Мокрый, жалкий и униженный, кот проскользнул в дальний угол и, забившись там за шкаф в тихом ужасе вглядывался в аквариум.

  Загибин потоптался на месте.

  - Не то, чтобы она влюбилась, но она думает, что влюбилась, - сказал он.

  - Вы близко знакомы? - быстро спросил генерал, повернувшись к Загибину.

  - Не то, чтобы близко, но достаточно плотно, чтобы держаться от неё подальше, - промямлил изобретатель.

  - Он и есть - предмет воздыхания этой суперменши, - вздохнул полковник.

  - Поздравляю... Поздравляю, дорогой друг! - почему-то обрадовался генерал.

  Но Загибин лишь кисло улыбнулся.

  - Спасибо, - сказал он.

  В отличие от генерала он не видел в существующем положении дел с Танькой для себя никаких плюсов.

  - Вот вам-то мы и поручим вербовку объекта.

  Загибин тихо простонал, а потом прислушался к тому, что творилось в городе. И в эти минуты Загибину казалось, что возложенная на него миссия вряд ли ему по зубам.

  Истошный вой милицейских машин, долетающий даже сюда, как бы подтверждал его догадку.

  - Представляю, что там творится, - буркнул он. - Настоящий маленький апокалипсисик.

  - Вот такой апокалипсисик и даже побольше, голубчик, желательно, чтобы и создала уважаемая Татьяна в фэтском мире, - сказал генерал, возбуждённо и радостно потирая руки.

  - Если дать волю этой мегере, она и полгалактики развалит, - сказал Коляня.

  - Галактику мы не позволим ей развалить. А вот вреднючих инопланетяшек проучить - это по мне. Это в наших интересах, - генерал наклонился к домашнему омару и заглянул в глаза твари. - Что, опять с Васькой поцапались? - с лёгкой укоризной спросил он. И, уже обращаясь к гостям, поведал историю: - Когда-то, будучи котёнком, Васька жил в этом аквариуме и до сих пор считает его свой вотчиной. Потому и не может простить новому жильцу покушения на его апартаменты. Время от времени у них случаются стычки. Но омар, его кстати зовут Боря, ещё не проиграл ни одной схватки. Ваське приходится всякий раз убираться не солоно хлебавши. Но ненависти друг к другу животные не питают. Это они от жира бесятся. Кормлю я их исправно, вот энергия и прёт из них во все стороны.

  - Мышей не ловит? - спросил Загибин, лишь бы что-нибудь спросить.

  - Принципиально. Более того, даже ухаживает за ними. Облизывает... Одним словом, дружит. Когда я поставил мышеловки, Васька даже забастовку объявил.

  Тут уже заинтересовался Коляня.

  - Интересно, интересно! - сказал он. - И в чём же выражалась забастовка?

  - Соорудил гнездо себе на дереве в саду, - ласково посмотрел на животное Пятёркин, - и не появлялся в комнатах до тех пор, пока я не поклялся страшной клятвой тёмной ночью на заброшенном кладбище, что не трону и пальцем ни одну из его подопечных.

  - Странный у вас кот. Очень странный, - сказал Загибин.

  - Хитрый.

  - ?

  - Он понимает. Что пока есть мыши в доме, они будут прогрызать отверстия в стенах и полу. а пока есть отверстия, есть и естественая вентиляция. Летом здесь бывает довольно жарко.

  - Ах, вот в чём дело!

  - Да, все до банальности просто. Тривиальный расчёт и не более того.

  - Кажется шум в Пятигорске утихает, - послышался голос Коляни от окна.

  - Полковник, не перебивать! - вскричал генерал гневливо. - Как вы посмели вмешаться в беседу изобретателя и генерала про кота?!

  - Как посмел, так и посмел, - почесался полковник. - Это моё личное дело.

  Лицо генерала стало ещё строже.

  - Два наряда вне очереди, полковник! И - зубной щёткой драить унитаз! Пока блестеть не будет. Выполняйте приказ.

  - Есть зубной - унитаз, - вяло отозвался полковник.

  - Да не моей. А своей, болван! Впрочем, отставить. Почистите потом. Как-нибудь. По выходу на пенсию, в качестве отдачи долга. А теперь бегом марш в милицию вызволять Безбашенную Таньку. Надеюсь милиция не очень пострадала, задерживая её.

  - Думаю в самый критический момент её удалось уговорить сдаться, - перепрятал полковник подальше в карман свою зубную щётку, а заодно и расчёску, от пытливых глаз генерала.

  - Критический для кого? - решил на всякий случай уточнить генерал и склонился над письменным столом проверяя наличие пыли.

  - Критический для города, - ответил за полковника Загибин, которому приходилось сталкиваться с Танькой Безбашенной гораздо чаще полковника.

  - Хм... Да, конечно. - Генерал распрямился и подошёл к окну, за которым на толстом дереве виднелось старое гнездо Васьки. Потом он достал из кармана мобилу и потыкал в кнопочки пальцем. - Гмм, - сказал он. - Это ты, Жень? Да, я. Понимаешь, Жень, вот какое дело. Очень важное, паря. Родине и всему человечеству нужна Танька-сумоистка. Борчиха. Которая, как раз сейчас барабанит срок в твоей конторе - смиренном и полезном для общества учреждении В общем-то, за пустяк. Набила кому-то морду, поцарапала малость стенки каких-то малозначащих в стратегическом плане домов... Что?! Двадцати двум набила? Ой-ё-ё! Завалила парочку домов и водонапорную башню впридачу? Ну, я понимаю. Конечно неприятно. Естественно. Но и не такая уж и большая это потеря. Тем более, что такое, с другой стороны, даже и хорошо. Некоторым образом, конечно, хорошо. Почему хорошо, когда всё плохо? А вот почему. Расшифровываю. Приготовься записывать. Ручку взял? Так запомнишь? Ну, запоминай, Капица. Так вот, устроив такой ералаш на улице, Танька показала свой потенциал. Запомнил? По-тен-ци-ал. Что значит никогда слова такого не слышал? Теперь будешь знать. Представь себе, что мы эту уважаемую нами Таньку запускаем в стан врагов. Представил? Это же думающий танк, Женька! Сомневаешься, что думающий? А ты не сомневайся, паря. Раз положила двадцать ваших, значит думала. В общем, нужна она нам, парень. Третьи сутки не пью. Мда. Не очень-то сочувствуй. В общем, мы выезжаем. Жди. Пока, пока...

  Генерал сунул в карман мобилу и повернулся к гостям.

  - Берите Таньку и везите её в телепортационный Центр. Ракета под кодовым названием "Грозовая Туча" уже ждёт. За час до старта я сам с Танькой поговорю. Уверен, что уговаривать её не придётся.

  В углу зашевелилось. Кот Васька после полученной взбучки уже начал отходить. Теперь он сладко зевал и потягивался. Его мокрая шерсть малость подсохла и он сам обретал в себе былую уверенность и готовность к новым авантюрам и ещё большему хулиганству.

  Кулибин же с полковником вышли из дачи генрала Пятёркина, сели в "воронок" и вырулили со двора.

  - Прихватите бутылку коньяка по дороге для начальника милиции! -инструктировал вдогонку генерал.

  

  

  

   48.

  

  

  - Прихватим, - заверил шефа Коляня, перекатывая из одного уголка рта в другой дорогущую сигару и крутя в руках баранку. - Не боись.

  Загибин же склонясь над блокнотом, вычерчивал ручкой новую и весьма замысловатую схему. Идея, как всегда, посетила изобретателя совершенно неожиданно.

  На сей раз изобретателя осенило убрать на планете Земля навечно две стороны света: север и запад. И вот почему. С позиций релятивистской физики и концепции пространственно-временного континуума отсутствие этих двух сторон, особенно севера освободит место для двух других сторон, их антагонистов, распространяя по планете таким образом вечное глобальное лето и вечное утро.

  Технически идея была выполнена с позиций многомерности пространства и связана со сворачиванием времени, сворачиванием его навсегда и в бараний рог. То есть, именно так и не иначе графически выглядело время свёрнутое для образования вечного утра на чертежах Загибина. Внешне оно напоминало бараний рог. А внутренне было многомерным и многоплановым золотым сечением.

  - Ты делай, Игнатьевич, чтобы утро было туманное, с птичками и прозрачной росой, - попросил Коляня, заглядывая в гениальный чертёж Загибина. И Загибин, откликаясь на глас пожелания народа в лице полковника, ввёл в и без того сложные расчёты кое-какие коэффициенты. - И петухи, чтоб пели. Люблю на зорьке петухов, - жмурился, в предвкушении сладкой жизни, полковник.

  И Загибин тотчас математически вычислил сколько нужно птицеферм, чтобы обеспечить голосистыми, крикливыми петухами все континенты. Вечное южное утро реально замаячило на горизонте нынешней, слегка поднадоевшей от своего несовершенства, четырёхстороннесветовой и дуалистической жизни на Земле.

  - Неужто больше не будет ни зимы и осени, - завздыхал, поёрзывая на сиденьи Коляня.

  - Не будет, - подтвердил Загибин. - Мы время так свернём, так свернём его, что вовек ему не развернуться. Кому оно надобно вообще?

  - Точно, Игнатьевич! - горячо поддержал идею Коляня. - От него люди только стареют. Дадим отпор ненужным законам вселенной! Пора, наконец, человечеству разобраться со всем тем хозяйством, что называется Проявленной Вселенной и имеется под ней ввиду. Молодцом, Игнатьевич! Время в первую очередь обуздать нужно! Оборзело вконец оно. Мчится, как угорелое. Всегда с ним проблемы. Когда оно не надо, оно тут как тут. А, когда надо, - его, фьють! - и нету!

  

  Так непринуждённо болтали они, пока не вкатились во двор пятигорского отделения милиции, в то время, как сами работники милиции принялись разбегаться во все стороны, едва завидели масть "чёрного воронка", и, тем более - номера машины - "БЕР-00-00".

   Бедняги абревиатуру "БЕР" приняли за сокращённое слово "Берия", а нули номера - за намёк на то, что в случае чего их скоренько аннулируют. Превратят, так сказать, в безобидные трупики.

  - Не бойтесь, господа. Мы не причиним никому репрессий, - высунулся из окошка Коляня. - И помните, дорогие сограждане, нет ничего безопаснее для народа службы безопасности.

  Паника малость поутихла. И, наконец, уразумев в чём дело и настороженно держась за дубинки и пистолеты, милиционеры вывели на крыльцо, закованную в железо Таньку.

  - Ну, что, хитромудрые, воспитывать намастырились? - мрачно поинтересовалась Танька. - Небось в ГУЛАГ повезёте?

  - Да что ты, дорогая, - замахал руками Коляня. - Какой гулаг-мулаг! Его-то в природе и в помине не существует, этого гулага-мулага. Иностранные туристы на сувениры разобрали. Но, если пожелаете...

  - Не пожелаю! - очень даже поспешно отозвалась Танька.

  - Если опасаетесь ехать с ними в очень безопасной машине, можете заказать такси, - пошутил начальник милиции.

  - "Такси-макси", - передразнила Танька. - Я ведь тут вроде как заключённая, с чего бы мне разъезжать в такси.

  Попов улыбнулся.

  - Дядя майор пошутил. Никакая ты не заключённая, а молодая, здоровая...

  - Очень здоровая. Прошу внести в протокол! - потрогал рукой бланш под глазом худенький милиционер.

  - ...Здоровая женщина, у которой, к тому же, гормоны в крови играют, - закончил Коляня.

  - Ещё как играют, - подтвердил второй работник КПЗ, у которого погон на плече держался на честном слове и разпух и покраснел слегка нос. И милиционер рукой коснулся почему-то не носа, а своего бока, где, по его мнению, неуравновешенной Танькой ему были нанесены лёгкие увечья, чуть ли не приведшие его к временной нетрудоспособности.. - До сих пор рёбра ноют.

  - Нечего шшупать было, - зарделась Танька, только теперь завидя в окне чёрной машины своего кумира.

  - Я не щупал, я наручники одевал и обыскивал, - оправдывался милиционер.

  - Знаю я эти наручники,- нахмурилась Танька. - Тебя не учили куда наручники одевать? - грозно придвинулась она к милиционеру. - Разве их туда одевают, где ты ошшупывал?

  Посрамлённый милиционер на всякий случай отодвинулся, а Танька протянула скованные руки майору, терпеливо пережидая, пока тот снимет "браслеты".

  - Итак, господа, как я понимаю, - холодно обратилась она к Попову с Загибиным, - урон, нанесённый мною в состоянии лёгкого раздражения, оценён в размерах, которые с лихвой тянут на небольшую диверсию. Дальше что?

  - Дальше полезай в машину, - кивнул Попов. - Я подвизаюсь в других сферах, нежели поднимаемые здесь тобой вопросы.

  Обречённо и жалобно скрипнули рессоры, пока Танька устраивалась на заднем сиденье. При этом Безбашенная вперила взгляд в затылки представителей КОВПСРОЛа, сидевших спереди. В отличие от представителей славной милиции и исходя из некоторых сплетен, дошедших до её ушей, Танька знала, что эти двое сидящие впереди, далеки от расстрелов, издевательств и пыток, но у них другая манечка - разные там НЛО и всякие инопланетяне.

  - Дело в том, гражданка Рудницкая, - начал без обиняков Попов, - что вам выпала трудная, но почётная задача по покорению враждебной земному разуму планеты. Не скрою, задание смертельно опасное, полное безкрайнего риска. Но даже, если вы погибнете, мы наградим вас почётной медалью "За взятие Фомальдегауса". При условии, конечно, что этот долбаный Фомальдегаус вы возьмёте.

  - Взять? - переспросила Танька. - Взять-то возьму. Да на хрен он мне нужен? Я же не Копенгаген какой. Я в иных мирах не шуруплю, - она искоса взглянула на Загибина.

  - За компетенцию в отношении чужих миров не беспокойтесь, - сказал ей Попов. - Это мы берём на себя. С вами же будет всё просто. Мы доставим вас на враждебную нам и всему земному человечеству планету, а ты уж там, Танюша расстарайся. В общем, действуй по обстановке. И помни, наша победа - лишь дело техники.

  - Да, техникум я закончила. Когда-то.

  

  В дальнейшем путь наших героев проходил в полнейшем молчании. Только на выезде из города Попов связался с Пятёркиным и сказал,что всё идёт по плану.

  Генерал приказал действовать таким же образом, то есть - по плану, и дальше. А Попов притормозил возле небольшого магазинчика и купил даме парочку крупных, под стать ей, тортов.

  И пока суперменша забавлялась нехитрой снедью, блаженно урча и томно воздыхая, машина стремительно мчалась по асфальтовому шоссе, рассекающему надвое реденький лесной массив, состоящий главным образом из сосонок, да чахлых, искривленных берёз.

  - Хочу пи-пи, - доверительно сообщила Танька, лишь только вторая коробка под аккомпанемент её, то есть Танькиной, шумной отрыжки кувыркнулась в окно.

  Пришлось останавливаться. Тем не менее, через полчаса они добрались до съезда с основной трассы, где путь им преградил полосатый шлагбаум, просто по отечески опекаемый малоразговорчивым седым прапорщиком в пятнистом камуфляже.

  - Стоять падлы! - приказал военный, нацеливая на путешественников какую-то непонятную трубку, с мигающей на конце зелёной лампочкой.

  - Это ж я, Сергеич, - высунулся в окошко Попов. - Али не узнал?

  - Прознать-то прознал, но порядок соблюдаться должон, - убрал странную штуку военный. - Милости пршу, судари и сударыня. Проезжайте.

  - Но-но, - погрозила Танька кулаком. - Не обзываться.

  - А, что случилось, товарищ прапорщик, что вы сканер используете? Или опять ИНО заскакивали?

  - Они, товарищ полковник. ИНО! Кто ж ещё, - проворчал страж, задирая полосатую балку и таким образом открывая путь моторизованному отряду.

  Попов помрачнел.

  - Эти инопланетяшки, - процедил он сквозь зубы, лишь только они отъехали подальше от форпоста, - эти пупырчатые инопланетяшки совсем оборзели. На прошлой неделе высосали все мозги у грибника, весьма известного и уважаемого в области человека, работника можно сказать телевидения. Говорят он теперь ничего не соображает.

  - Кто? Инопланетянин? - решила уточнить Танька.

  - Кто-кто! Дед пихто! Конечно же, грибник.! - рассердился полковник. - Требует отпустить из реанимации домой. Но вы же сами понимаете, - Попов повернулся к Загибину. - Как отпускать, когда в башке буквально ничего. А вдруг кто обнаружит недостаток серого состава в голове? Вы представляете скандал какой?! Безмозглый журналист, работник телевидения. Это же катастрофа! Четвёртая власть без мозга!

  - А может ум и не в мозагах вовсе? А ещё в чём? - встряла Танька.

  - В тортах! - рявкнул на неё, уже не нашутку рассердившийся, Попов. - В тортах и сосисках. Чем больше жрёшь, тем умнее становишься! - бесновался он, как берсеркер.

  И делал он это может быть отчасти потому, что дорога пошла ни к чёрту. Сплошные рытвины, да ухабы.

  Лес стал гуще, плавно переходя из преимущественно хвойного в лиственный. Дорога пошла под уклон, знаменуя тем самым предверие некоего обширного болота. По обочинам, непосредственно у дороги, тянулся ольшаник, перемежаемый редкими осинками.

  Деревья подступали так близко к дороге, что ветки шлёпали по стеклу, царапали по бамперу и с лёгким шуршанием скользили по металлической обшивке. В днище стучали стебли сухой прошлогодней травы.

  Но вскоре они выползли на другую дорогу. Ровную и гладкую, покрытую укатанной щебёнкой.

  - Уффф! - вздохнул облегчённо Попов. - Я думал заблудились. - Он посмотрел в зеркало заднего вида, словно проверяя не гонится ли кто. - Это резервный космодром. Его строили как раз для такого случая. То есть, для засылки диверсанта во вражеский тыл. Корабль "Грозовая Туча" уже подготовлен к телепортационному броску.

  - Туча? Грозовая? Какое романтическое название! - воскликнула Танька, вообще-то страдающая чрезмерной эмоциональностью. - А кто диверсант? - поинтересовалась она, как бы между прочим. И поймав на себе красноречивые, многоговорящие взгляды кэгээровцев, протянула, слегка охренев: - Ни фига себе! Вот это да!

  И Безбашенная прихлопнула комара, нахально усевшегося ей на шею. Да уж, чего-чего, а этого пищащего "добра" на болоте было валом.

  

  Тем временем Березин в своей "Шершавой Молнии" пытался убить комара космического, залетевшего в корабль через отверстие, проделанное метеором, то есть - одним из тех небольших обломков, что разлетелись в радиусе трёхсот километров от взорванного им только что очередного истребителя КИ-10.

  Как и положено в бою, генерал был одет в тяжёлый скафандр и лишь потому не пострадал во время разгерметизации отсека. Пытаясь хоть как-то залатать брешь в боку корабля, он заткнул дыру пальцем, но в это время мимо "Шершавой" прокувыркался фомальдегаусец, основательно упакованный в скафандр.

  

  

  

   49.

  

  

  Чешуйчатник держал в руке булочку.

  Сдоба! - определил храбрый земной командир. И ему стало даже интересно зачем боец вражеской армии изготовил для употребления булочку. Ведь съесть её, находясь в скафандре, ещё никому не удавалось. Как известно, чтобы пообедать в таких условиях, нужно, как минимум, поднять забрало шлёма. И это при том, что температура в открытом космосе далека от идеальной, а горячего кофе в комплекте к булочке генерал не заметил.

  Но чешуйчатник, как выяснилось, совсем не собирался трапезничать. Подлетев к "Молнии", он пришлёпнул подозрительную булку к носовой части корабля Березина и, подмигнув генералу весело, полетел восвояси. А, пролетая мимо иллюминатора, к которому прилип в недоумении землянин, чешуйчатник ещё и прихлопнул по обшивке пятернёй, заправленной в пластик и осведомился вежливым голосом который сейчас час.

  Березин чисто автоматически ответил, осознавая в то же время, что булочка, которую чешуйник прилепил к кораблю, может быть и не булочкой вовсе, а, чем-то другим. Например, миной разрушительной мощи. А, если так, и булочка на самом деле - мина, скоро шарахнет так, что мало не покажется.

  Сдержанно поблагодарив генерала за исчерпывающий ответ, вражеский десантник отправился восвояси, оптимистично что-то насвистывая при этом в индивидуальную радиостанцию. Березин хорошо слышал этот доносящийся до его ума и сводящий с ума свист и ему ужас как хотелось наказать инопланетянина. Ведь подобный способ установки мины не одобрялся КОВПСРОЛом и назывался "подкладывание свиньи в межзвёздном пространстве. ПОСВИВМЕЖПРО - сокращённо. Что поделать, санкции и диспозиции КОВПСРОЛа не распространялись на враждебные ему галактики и туманности.

  Короче, драматические события на рассматриваемом нами здесь участке вселенной развивались по нарастающей и события эти усугубились ещё, когда Березин дотянулся до рычагов системы аварийной защиты и включил режим перенаправления кинетической энергии взрыва. И только потому, взорвавшаяся секундой позже, мина не причинила "Шершавой" никакого вреда.

  Зато пороховые газы и смертельно опасные осколки погнались за нелишённым музыкального слуха, юмора и насвистывающим чешуйчатником, даже не подозревающем об опасности угрожающей ему, собственно, от его же мины. А догнав чешуйчатника, осколки изрешетили его, как сито, прежде чем то успел досвистеть песенку до конца.

  Теперь только свист произвольно выходящего воздуха через многочисленные дыры скафандра и тела, знаменовал собой умолкшую песню.

  Свет Фэта, проходящий беспрепятственно сквозь дырки в теле чешуйчатника, приятно согревал тело и душу генерала, осознающего в свою очередь, что против хитрости инопланетянина земной разум - весьма эффективное средство. А, вернее - противодейственное! Противоминнодейственное!

  Полёживая на палубе и нежась в лучах тёплого Фэт, краем глаза генерал заметил как с левого борта к нему приблизились аж три фомальдегауских КИ-10 и навели на него пушки.

  "Что за жизнь, - подумал генерал сокрушённо. - В последнее время просто невозможно стало летать по вселенной. Не промчишься и парсека, чтобы за тобой не погнались. И одно средство только есть от всех этих настырных космичеких приставал: дать им хорошенько..."

  - ...По шее, - уже вслух додумал генерал.

  И ему весьма по сердцу пришлась такая мысль. По шее ведь обычно легче получать, чем давать.

  " Зато давать неизмеримо приятнее", - подумал он и направился к артиллерийскому погребу подсчитывать оставшиеся снаряды.

  Между тем КИ-10 не стали обстреливать "Шершавую Молнию". Они просто телепортировали один из своих снарядов внутрь корабля Березина. И Березин так и замер на полушаге, с поднятой ногой, когда увидел материализовавшуюся прямо из воздуха и зависшую в метре от пола рубки большую металлическую болванку, способную, если не разнести в клочья "Шершавую", то здорово повредить её. Березину повезло, что снаряд не разорвался в первые же мгновения. "Шершавая" успела телепортировать опасного гостя за борт, но и там снаряд шарахнул так, что генерал слетел с ног и так и остался лежать, гадая цел он или нет. Малая телепортационная установка внутри корабля работала безотказно, но это не умаляло степени опасности, грозящей "Шершавой". Генерал подполз к пульту и включил обзорные экраны. Истребители теперь подобрались ближе. Они зависли в километре над"Шершавой".

  - В рот им каши, - выругался генерал. - Они же совсем оборзели.

  И, раздевшись до пояса, он принялся готовить аннигиляционную пушку. Генерал в одиночку вёл бой с превосходящими силами противника и даже не надеялся этот бой выиграть. Хотя понимал, что выиграть его нужно. - Пятёркин, едрит твою в корень! - проорал он по пси-связи, - Ты, что уснул там? Высылай подкрепление - "Меченосца" и "Монархиста"! Один я не управлюсь!

  

  Генерал Пятёркин к этому времени отправивший на секретный ракетодром троицу во главе с Поповым, уловил волны пси-связи, исходящие от коллеги и задумался.

  - Пожалуй, одна Танька теперь там не управится, - вслух подумал он. - Эффект внезапности потерян. Березин прав, следует принять особые меры.

  И он снял трубку экстренной связи.

  - Полковник Зубов? - на всякий случай уточнил он, лишь только в трубке отозвались и, получив утвердительный ответ, отдал приказ: - Поднимай, Зубов, сладкую парочку - "Меченосца" и "Монархиста". Березин в опасности! Да, система Фэт. Действуй.

  

  Березин затолкал в ствол аннигиляционной пушки снаряд с антиматерией и нажал на рычаг, чувствуя, как вместе с выстрелом содрогнулся весь корабль и увидел, как снаряд уходит к цели - одному из многочисленных скоплений щупакоподобных истребителей.

  - Врёшь, не возьмёшь! - процедил сквозь зубы канонир и жилы на его шее вздулись, как змеи.

  КИ-10 дали ответный залп, потеряв сразу трёх из своих кораблей. "Шершавую" основательно встряхнуло, а помещение, в котором находился землянин, заполнилось клубами едкого, удушающего дыма.

  И только тут генерал заметил корабль Середы и Кондратия. Тот, так сказать, на всех парах спешил к Березину на помощь.

  - Эй, Середа, - прошипел Зимин, давясь едким дымом. - Ты нарушаешь приказ. И потому, если хочешь, чтобы тобой не занялся трибунал, поворачивай и рули к Земле. Немедленно!

  - А, как же вы, товарищ генерал? - вздохнул Середа. - Они же вас раздавят! Глядите сколько их!

  - У меня есть аннигилятор, герой. Смотри, как я их! - И Березин взялся за следующий снаряд. В это же время в "Шершавую" врезался голубоватый плазменный шар фомальдегауско-бараклидского крейсера и "Шершавая" принялась гореть. - Уводи "Скользкий", Середа, не мути космос! Ты должен доставить Кондратия на Землю, а здесь я разберусь сам. Уходи, я прикрою. Беру огонь на себя! - повторил Березин.

  И Середа нехотя ответил:

  - Слушаюсь.

  Но, перед тем, как совсем отвалить, он дал залп из всех имеющихся на борту пушек. И, наверное, выстрел был хорошим, потому что, как раз после него, загорелся бараклидский эсминец.

  - Вот вам за Березина, - злорадно прошипел Семёныч и, развернув корабль, устремил машину к Земле.

  Залп Середы здорово помог Березину, так как заставил поколебаться противника в своих намерениях. Фомальдегаусцы видели, что на них напали с другой стороны, но не знали сколько нападающих. К тому же их эсминец получил повреждения. Но и сдаваться они не собирались. Поэтому, выстрелив по "Шершавой", они устремили некоторые из кораблей вслед за "Скользким".

  Но "Скользкий" к тому времени был далеко. К тому же по скоростным качествам он превосходил фомальдегауские КИ-10.

  Сразу два попадания в "Шершавую" бросили генерала на пол. И он с удивлением увидел, как из глубокой раны в бедре у него заструилась кровь. Точно такая же рана, как он определил минутой позже, находилась в его боку. Генерал потянулся за аптечкой, но силы быстро покидали его. Совсем близко он увидел вражеские истребители и приготовился погибать. Но эти корабли как-то странно повели себя и, вместо того, чтобы напасть на Березина в последнем сокрушительном натиске и добить его, они устремились к Бараклиде.

  - Дьявол! - прохрипел командир. - Да вы же драпаете!

  И, достав, наконец, из аптечки заживляющий спрей, генерал выпустил на обе раны широкую струю благотворной смеси.

  Тем временем КИ-10 всё же настигли "Скользкого". Вернее "Скользкого" настигли их снаряды, перед тем, как он совсем скрылся в подпространстве на пути к Земле.

  "Скользкий" тряхнуло очень сильно. Так, что у Середы зубы чуть не повыскакивали. Что-то загорелось, что-то - ещё нет... А Кондратий сорвал топор с пожарного щита и бросился к стене, размахивая шанцевым инструментом.

  - Ты куда, Кондратий? - окликнул его Середа, почёсывая ушибленный бок и поднимаясь с пола. - Далеко ли собрался, я спрашиваю?

  - Да это... Горим же, Семёныч! Хочу лаз сделать, чтобы нам выбраться отсюда, значит. Дыру прорубить, вот. Окно, что ли...

  - А ну, брось топор, Пётр Первый недоделаный! - приказал майор. - Окно он прорубить задумал! Видали мы такие окна! "Скользкий" сам знает, что делать. Понадобится высадить нас, он высадит. А ты не вмешивайся и сиди тихо, как мышка. Понял?

  - Понял, Семёныч.

  

  Полковник Зубов положил трубку на рычаг.

  - Михалыч,- сказал он своему заму Голицыну, - Седлай "Монрахиста" и "Меченосца"! Пора, брат, за дело браться! Березин в переплёт попал.

  И заместитель молча растворился в сгущающемся сумраке кабинета. Словно и небыло его. Зубов взглянул на часы. Что ж, времени в запасе оставалось мало, но оно ещё было.

  

  В этот раз "Скользкому" удалось залатать повреждения за считанные секунды. Кондратий ещё не успел повесить топор обратно, а повреждения были устранены и остатки дыма всасывались мощными вентиляторами.

  - Достали таки! - больше с уважением, нежели с досадой отметил Середа.

  Корабль шёл в подпространстве и звёзды за иллюминаторами слились в мерцающие синим потоки. "Скользкий" слабо вибрировал.

  - Может телепортируемся? - предложил Кондратий. - Всё ж побыстрее будет, чем в подпространстве идти.

  - Подожди. Я думаю, - ответил майор.

  - Нахрен думать, Семёныч, - заныл Кондратий. - На Земле нас награды ждут, а ты думаешь. Я ж кроме ударника капиталистического труда, что мне дали на моём заводе, ничего ещё в жизни не получал.

  

  

  

   50.

  

  

  Дедовщина в полках и взводах Земной Звёздной Гвардии или, выражаясь по-другому, Гелиос кой Звёздной Гвардии была в те времена нешуточной. В ту пору был её, можно сказать, апофеоз, пик развития. А началась она давно. С тех пор, как эту Гвардию десять лет назад сформировали. С некоторых пор новобранцы, приходя на службу, вместо того, чтобы взяться за службу, как следует, то есть, с усердием и старанием, принимались чистить до самоварного блеска латунные бронепрыги "старичков", штопать их изношенные скафандры и стирать хотя и универсальные и способные выполнять функцию полотенец, половиков, подушечных наволочек, но синтопортянки.

  По правилам неуставных взаимоотношений, господствующих в Звёздных батальонах галактики, новоиспечённый боец не имел права даже поднять взгляд на старослужащего в присутствии последнего, зато обладал неограниченным никем правом считать дни, которые остались "дедушке" до дембеля. Где бы этот новобранец ни находился - хоть на плацу во время занятий строевой, хоть на примерке скафандра и подгонке его под свою новобранскую нескладную фигуру - он имел полное право пересчитывать дни оставшейся службы любого из приглянувшихся ему старослужащих в любом порядке. То есть, в порядке обычном, с заду - наперёд и - перекрёстно-выборочном.

  Старослужащие молодым были благодарны за добровольно-принудительное рабство и освобождали особо отличившихся в подсчёте дней от лишних оплеух и подзатыльников.

  Ко всему прочему новобранцы широко эксплуатировались в частях звёздных рейнджеров на тех непосильных работах, где обычно использовались роботомулы и киберишаки, как известно - механизмы выносливые и неприхотливые.

  Новобранцы тоже были выносливыми в меру, а неприхотливость их являлась следствием особенностей солдатской службы и непосильным гнётом совсем потерявших меру "дедушек".

  Самым лёгким в звездных гвардиях считалось мытьё зубными щётками палуб, а так же трапов - снизу вверх. Такое занятие вообще было самым обычным для только что начавших служить военнослужащих, их времяпрепровождением и досугом, а вернее - досугом "дедов". И, если кто-то из новобранцев не справлялся с полученным заданием и не укладывался в определённый срок, его заставляли до опупения маршировать в тяжёлых космических ботинках с присосками по металлическому потолку.

  Вначале молодогвардейцам забава такая даже нравилась, но потом они немного скисали. Потому, на втором месяце службы довольно часто можно было увидеть молоденького безусого рейнджера, бредущего по потолку среди ночи с потухшим, лишённом радости жизни, взглядом, и донельзя хмурым выражением лица.

  Не редкостью в звёздных частях являлось и использование ещё слабых духом салапетов для езды на них старослужащих в буфет за пончиками или для скачек-гонок с препятствиями на них же, с последующим наказанием пришедших в арьергарде, уже упоминавшимся здесь, хождением по потолку.

  Езда на новичках так вообще практиковалась не только старослужащими, но и некоторыми штабными офицерами и всеми без исключения гарнизонными поварами. Повара, в общем-то, набирались из штатских, а потому видели во всей армейской службе с её авралами, отбоями, подъёмами, полундрами и стрельбой в тире, только потеху, да хохму.

  К тому же гарнизонные повара являлись лицами преимущественно женского пола, а потому практиковали в повседневной жизни не только езду на молодых военнослужащих, но и езду, извиняюсь, под ними, то есть - военнослужащих на поварихах, если кто понимает, о чём речь. Но, последнее - особая статья в жизни военнослужащих и о ней речь пойдёт, скорее всего, в следующей книге, написанной мной или ещё кем-то.

  Сейчас же мы говорим о молодых военнослужащих, замордованных самой своей солдатской жизнью в неприглядном образе старослужащих.

  

  Перепёлкина тоже не минула сия участь. Его поставили на табурет и, приказав ему ни в коем случае не мигать, принялись швырять метательные ножи, которые с противным шелестом проносились то возле одного его уха, то возле другого и с не менее противным стуком вонзались в деревянный щит позади Акакия. Потом в него начали стрелять. Ему прострелили каску и рукав куртки в двух местах. На большее, разучившиеся служить, деды оказались не способны. Подоспевший, хотя и к шапочному разбору, но в то же время очень своевременно, комбат прекратил это безобразие, спасши Акакия от дальнейших издевательств и измывательств над ним и, пообещав ему выдать взамен испорченных каски и куртки, новую амуницию.

  В свою очередь, Акакию пришлось лишь клянчить новые штаны под унизительный хохот дедушек. А, когда его просьбу вежливо отклонили, поплёлся в моечную. Стирать то, что было. Впрочем, и куртку с каской ему тоже не выдали. Куртку он зашил, а треснутую каску, которая в дальнейшем могла пригодиться для варки каши, заклеил очень прочным скотчем, каким обычно склеивали танко-пушки в разгар сражения специально обученные для такого дела бойцы технической роты.

  На четвёртый день пребывания в Гвардии Акакию выдали пулестрел. Незнакомый доселе с этим видом оружия, он долго вертел в руках непонятную штуку, не понимая, для чего предназначена эта железяка, напоминающая с виду поварской черпак. Но, когда у него зачесалось между лопаток, понял, что этой штучкой очень удобно чесать спину. Что и проделал, лишь только остался наедине с собой и пулестрелом-черпаком в полковой сушилке, где со всем неподражаемым великолепием в это время благоухали только что отстиранные носки всего полка.

  - Ты что тут делаешь? - услышал он у себя над ухом и от неожиданности даже вздрогнул.

  Он резко обернулся, отдавая на всякий случай честь, и увидел багровую ухмыляющуюся рожу фельдфебеля. - Ты что делаешь? - повторил фельдфебель голосом, в котором даже приблизительно не было ничего человеческого.

  - Чешу спину, ваш бродие! - доложил Акакий чётко и по уставу.

  - А, если бабахнет?

  - Кто?

  - Ну, не я же, - сознался Поликарпыч, недобро щерясь.

  - Тогда кто, если не вы? - разыгралось некстати у Перепёлкина любопытство. - Ведь кроме нас здесь никого нет. А я тоже бабахать не собираюсь. Но, если я не бабахну, значит, вы бабахнете?

  - Ну, если мне попался такой умный боец, то придётся бабахнуть, - сказал Поликарпыч и, засучив рукава, заехал Перепёлкину в ухо с такой силой, что тот, сложившись пополам, в один миг преодолел тесное пространство сушилки.

  А вдобавок ещё выдержал весьма плотное соприкосновение собственного затылка со стеной. И всё это на фоне донельзя эпатажного армейского мата Поликарпыча.

  Уже часом позже другие несчастные новобранцы, у которых шишек да синяков к этому времени было поболее, чем у Перепёлкина, объяснили Акакию, что черпак на самом деле - не черпак, а лишь с виду только черпак. На самом деле черпак изначально предназначался по их утверждению для уничтожения живой силы противника, как одиночными выстрелами, так и очередями. А, будучи оснащён под ствольным гранатомётом, он ещё и являлся грозным оружием для такой вражеской техники, как различные вертолёты, аэростаты, аэросани, дельтапланы, мотодельтопланы и бронемашины пехоты.

  Применять "черпаки" на крейсерах категорически запрещалось. Широко использовались они на планетах и в открытом космосе.

  - Вот те на! - удивился Акакий, когда новобранцы разъяснили ему истинную сущность того, что уже, грешным делом, он собирался вернуть на кухню, так как считал, что вещь выдана ему скорее по ошибке и недосмотру, чем осмысленно и целенаправленно, и на самом деле принадлежит поварам, этим добрым людям, слегка подворовывающим по мере сил на своём камбузе.

  - Когда спускаешься на гравишюте, только успевай нажимать на курок, - учили, уже поднаторевшие в военном деле гвардейцы, Перепёлкина и прослужившие чуть больше его. - Инопланетяшки будут мельтешить перед глазами и по тебе метить, но ты, знай, меняй обоймы в пулестреле и веди огонь на поражение. Главное не попасть под термопушки.

  - А это что такое? - насторожился он.

  - Увидишь обугленные человечьи кости, некогда принадлежавшие твоим боевым товарищам, сам поймёшь, - невесело усмехнулся один из гвардейцев.

  Акакий представил себе в образе, хорошо запеченного куска мяса, фельдфебеля Поликарпыча и у него почему-то стало легче на душе.

  - И не думай даже, - уловил мысль Акакия тот новобранец, которого Акакий уже прозвал про себя Очкариком, в который раз почему-то оказавшийся от Перепёлкина очень близко. - Поликарпыч никогда не полезет на рожон. Старик всегда руководит сражением из укрытия. Под пули и огнемёты поканаем мы, пушечное мясо. Кстати, меня зовут Фрол, а тебя?

  - Акакий... Кашка, - машинально ответил Акакий.

  И оба новобранца протянули друг другу руки, скрепив, только что возникшую, мужскую дружбу крепким рукопожатием.

  Ты чем прежде занимался? Наверное, шмотки продавал на межпланетных станциях и орбитальных вокзалах? - предположил Фрол и, как он считал сам, понимающе улыбнулся.

  - Не-а, - улыбнулся Перепёлкин в ответ. - Летом, например, бычков выпасал. А весной пахал. Осенью скирдовал солому, зимой чинил упряжь роботомулов.

  - Понятно, - протянул Фрол-очкарик с некоторым превосходством в голосе и сунул под язык супервитаминную таблетку, из тех, что рекламировали денно и нощно по всем средствам внутрикорабельной связи.

  Будучи сам исконно городским, Очкарик, услышав, что Акакий - дремучий крестьянин, несколько поохладел к новому другу, однако уже в следующую минуту позабыл о всколыхнувшем его душу чувстве превосходства. Было что-то в сельском пареньке, каким представился ему Кашка, простое, чистое, как сама деревенская природа. Наверное, только потому Фрол решил про себя: будь, что будет, но пока нужно придерживаться этого Акакия. В отличие от других он честен и бескорыстен. Во всяком случае, он настолько простодушен, туп и неискушён в жизни, что ожидать от него какой-либо каверзы, скорее всего, не придётся. Не то, что все эти городские, которые, блин, уже пытались под видом запасного аккумулятора для пулестрела всучить Фролу мультидешёвый портативный гайковёрт в упаковке.

  От таких мыслей Фрол помягчел.

  - На, попробуй, - вытряхнул он из пёстрой коробочки розовую таблетку не больше ногтя величиной, весьма красивую, конечно, на вид, но пахнущую уж очень подозрительно.

  - Это что? - осторожно, словно цианид, взял Перепёлкин презент и поднёс к глазам.

  - Не бойся, - гыгыкнул Фрол. - Это такая штука, от которой становится очень и очень весело.

  - Героин, что ли? - осенило Перепёлкина, который кое-что слышал в этом плане от молодёжи, то и дело наезжавшей в его деревню из города, по их же словам: "встряхнуться "травкой" на лоне природы" и "приобщиться к весям и пажитям через галлюциногены и димедрол".

  - Героин простому солдату не по карману, Акаша, - вздохнул не без сожаления Фрол.

  - Я не буду, - решительно протянул назад таблетку Акакий.

  Фрол же громко расхохотался и хлопнул Перепёлкина ладонью по широкому и тяжёлому, привыкшему к нелёгкому крестьянскому труду, плечу.

  - Я ж пошутил, - фыркнул он, сияя, словно начищенный микроволновый процессор. - Сия таблетка, как и написано на упаковке, - сунул он под нос Перепёлкина коробочку, - является витамином. Глотай, - поощрил он. - Завтра нам понадобятся дополнительные силы, чтобы сдать экзамен, вытянуть на хорошо оплачиваемый разряд.

  Акакий бросил таблетку в рот и сделал глотательное движение.

  - Как это оплачиваемый? - поинтересовался он.

  - Третий разряд не оплачивается. А за первый приплачивают на пять кредов больше, чем за второй.

  - Негусто, - нахмурился Акакий.

  - Зато на эти деньги можно купить кило сухого печенья и сделать из него отменный торт "Слоёная планета".

  - Как это?

  - Придёт время - покажу. А пока нужно сдать на этот разряд. За второй платят всего три креда и печенья, в таком случае, на полноценный торт не купишь.

  - Да уж. Первый лучше, - согласился Перепёлкин, имея в виду разряд и чувствуя, как у него начал вздуваться живот от таблетки и газы стали потихоньку пробираться к выходу.

  Хорошо хоть сейчас не было рядом подружки Насти, самой красивой девушки во всей его деревне Всегалактические Недогарыши. Его зазноба ужасно не любила звука выпускаемых кем бы то ни было газов, будь то испускающий их деревенский кузнец Кузьмич или общественный мерин Непокорный. И, если Перепёлкин портил воздух в присутствии своей возлюбленной, она очень сердилась, демонстративно морщила носик, затем отворачивалась и произносила фразу, которую Перепёлкин уже знал наизусть, так много раз она звучала. Ведь в деревне Перепёлкина воздух портили многие и очень часто. Можно сказать - всегда. Особенно, после того как собирались в сельском клубе на коллективном просмотре голографического фильма.

  - Ну и дерьмо! - не замечая того сам, вслух повторил любимые слова любимой Перепёлкин.

  

  

  

   51.

  

  

  А так как он, Перепёлкин уже к этому времени сам окончательно и бесповоротно испортил воздух, Фрол-очкарик вполне адекватно и без излишней эмоциональности отнёсся к замечанию Акакия.

  - Так всегда бывает после приёма, - заверил он с убеждённостью человека, знающего толк во всех этих делах и давно практикующего витаминотерапию.

  После этого Фрол-очкарик сам громко испортил воздух.

  Так громко, что сработали противометеоритные сирены, приняв звук вырывающегося из Фрола газа за треск рвущейся наружной обшивки эсминца.

  Очень скоро датчики наружной охраны дали отбой, но суматоха, поднявшаяся на корабле, ещё долго не утихала.

  Фрол же лишь плотоядно ухмыльнулся, а Перепёлкин твёрдо уяснил себе из этого примера следующее: на корабле, даже в такой скукотище, каковой является, как известно, армейская служба, можно неплохо поразвлечься и одним из таких развлечений является употребление витаминных таблеток, провоцирующих срабатывание звуковых датчиков корабля.

  Таким образом "Меченосец" на полном ходу нёсся к звёздной системе Фэт.

  Перепёлкин и Фрол-Очкарик так и не сдали на престижный первый разряд в гимнастическом зале эсминца и им удалось только в складчину купить необходимый для торта килограмм печенья.

  Но положение их ещё больше усугубилось, когда выяснилось, что Фрол-Очкарик совершенно не знает, как готовить торт из этого печенья. Оказалось, Фрол только слышал, что из печенья можно изготовить торт. Но как это делается в реальности, он ни в зуб ногой.

  - Наверное, нужно было сахару добавить, - смело предположил Фрол, когда оба уселись перед глубокой миской, на самом деле - каской Перепёлкина, на дне которой влажно поблёскивала однообразная желтоватая масса - растолчённое и размоченное водой печенье. - Фрол сунул в тесто руку и, отделив от него бесформенный податливый кусок размером с кулак, смело отправил его себе в рот. - Ничего, итак сойдёт, - сообщил он, слегка пожевав.

  А через некоторое время, порывшись в карманах, достал уже знакомую Перепёлкину упаковку и вытряхнул в собственноручно им изготовленный кулинарный шедевр несколько синих и розовых таблеточек. Эффект получился потрясающий. Тестяная масса принялась пузыриться и взрываться, громко хлопая при этом и разбрасывая во все стороны липкие жёлтые брызги.

  Дело происходило в столовой, потому очень скоро солдаты, находящиеся там повернули лица к шутникам и принялись молча наблюдать.

  Между тем, тесто колобродило всё сильнее, а звук взрывающихся на его поверхности пузырей, уже напоминал разрывы средней мелкости петард.

  - Пусть израсходует газы, - пояснил Фрол-Очкарик свою задумку. - Нам меньше тужиться придётся.

  - А стоило ли вообще добавлять? - выразил сомнение по поводу данного газообразующего ингредиента Акакий.

  - Не знаю, - опасливо полез во взрывающееся тесто пальцами Фрол.

  И он всё же залез в тесто рукой и даже положил его часть себе в рот, когда во рту его садануло так, что он даже откинулся назад.

  - Во даёт!- с лихорадочным возбуждением и восторгом сообщил он. - Даже зубы заныли.

  И Фрол блаженно улыбнулся.

  Зато Перепёлкин побледнел.

  - Чёрт меня дери, Фрол! - зашептал он горячо. - У тебя их нет! У тебя же их нет!

  - Кого нет? - прошепелявил Фрол.

  - Зубов нет. Кого ж ещё!

  - Не транди, парень. Зубы у меня всегда на месте. Куда бы они могли деться?

  - Я не знаю куда. Но у тебя их нет! - настаивал на своём Перепёлкин.

  - Не может такого быть, - упорствовал Фрол. - Я сам их сегодня чистил. Да и врач на прошлой медкомиссии отметил, какие у меня здоровые и крепкие зубы.

  - Не такие уж и крепкие они оказались, Фрол, Они вообще теперь никакие.

  И Акакий сокрушённо покачал головой.

  - Не говори ерунды, парень. Я ужас как не люблю ерунду... То есть, я хотел сказать, что не люблю, когда меня разыгрывают.

  И, наклонясь вперёд, Фрол попытался разглядеть своё отражение в гладко выбритой и смазанной специальным космическим вазелином "Салапет-2" голове товарища.

  Отражение было слегка расплывчатым и искажённым. Но даже при таком его качестве Фрол и вправду обнаружил недостачу, то есть, то, что у него на самом деле во рту стало посвободнее.

  - Вот блин! - заметил Очкарик. - И это всего от одного слабо лопнувшего маленького пузырька. А, если бы я высыпал в тесто пол упаковки? А? Что бы тогда было?

  - Голову бы снесло на хрен! - прокомментировал заявление друга Перепёлкин.

  - И не только, - ощерил рот в теперь уже беззубой улыбке Фрол. - Вот радость-то какая!

  - А чему тут радоваться? - всё ещё не понимал, куда клонит друг, Акакий.

  - А вот чему, - интригующе подмигнул Фрол. - Только что мы изобрели с тобой взрывчатое вещество большой силы, балда, - Он нервно хохотнул. - Гораздо более мощное, чем есть на вооружении в нашей армии.

  - И что с того?

  - Ты что, не понимаешь? То, что у нас уже имеется, продаётся по 30 кредов за кило. Наше же тесто - пять кредов кило. Плюс два креда за... - Фрол не договорил и красноречиво похлопал себя по карману, в котором хранил драгоценные пилюли. - И того всего шесть кредов, парень!.. Шесть вместо тридцати! Кумекаешь?!

  - Не совсем, - честно признался Акакий, бесхитростному крестьянскому уму, которого непосильны были задачи на сложение и вычитание.

  Фрол же, поменяв позицию, приблизил к уху сидящего напротив друга рот и заговорщицки зашептал:

  - Теперь нам добавят пайку!

  И, если выразиться точнее, он даже не шепнул, а шепельнул эти слова, но Перепёлкин и не заметил этого. Так его прагматичный крестьянский ум захватила идея на халяву увеличить пайку.

  И неизвестно, чем бы закончился разговор товарищей, если бы не прозвучала команда строиться.

  Опрокидывая табуретки, все ринулись к выходу. А через минуту Поликарпыч уже прохаживался перед строем, глядя на бойцов десантной гвардии, как на последних никчем и неумек. Что отчасти имело под собой основания, учитывая малый срок службы большинства.

  - Обстоятельства изменились, - сказал Поликарпыч негромко, но отчётливо. - Враг напал, как всегда неожиданно и из-за угла. То есть, профессионально грамотно и не менее профессионально вероломно. Одним словом, коварства ему, нашему врагу, как и нам, всем не занимать. Но на то он и враг, бойцы, чтобы учить нас уму разуму. В нашу задачу входит десантирование на планету Драгомея и оказание жесточайшего сопротивления противнику там же, то есть, на его территории.

  - Нельзя ли просто напасть на этого... как его... противника? - послышался из задних рядов звонкий мальчишеский фальцет.

  - Нельзя, - сказал командир. - Потому, что на нас уже напали. А, когда нападают, нужно защищаться. Если бы напали мы, защищаться нужно было бы врагу. Я понятно объяснил?

  - Нет вопросов, - пропищал всё тот же голос.

  - Тогда в бой, ребята! Занимайте посадочные капсулы, в каждую не более десяти человек, потом капсулы отстрелит автоматический оператор с центрального пульта. Патроны вам выдадут на планете. Есть вопросы?

  - Есть! Подадут ли вовремя обед, и есть ли там туалетная бумага, в драгомейских сортирах? Если нет, выдайте газеты!

  - Из жратвы в капсулах - лягушачьи консервы, конина и по бутылке древесного спирта на брата. То есть, на рыло. Ещё там печенье. Каждому по ящику. От постной каши пока придётся отказаться.

  - Откажемся! - рявкнули, как в одну, все пятьсот глоток, потому что бойцы знали наверняка: лягушачьи консервы гораздо вкуснее и питательнее той пищи, от которой фельдфебель только что предложил отказаться.

  - И не вздумайте считать себя умниками, ублюдки! - погрозил кулаком Поликарпыч, злобно сверкая глазками. - Не забывайте, за вами будут наблюдать. И, если кто-то станет плохо воевать, мы это сразу увидим. А теперь бегом марш в капсулы. Тому, кто не успеет занять место к моменту старта, придётся добираться до поверхности планеты кувырком. Правое плечо вперёд!.. Бегом!.. Аршшш!..

  И гвардейцы дружно затопали по клёпаному вдоль и поперёк полу, сотрясая своей молодцеватой, да богатырской поступью, не менее клёпаные, стены и потолок корабля.

  - Трепло, - проронил на бегу Фрол.

  - Что? -не понял Перепёлкин.

  - Поликарпыч - трепло, вот что.

  - Это почему?

  - Потому что, скорее всего, опять забудут патроны доставить на планету.

  - Откуда знаешь?

  - Знаю, - загадочно ответил Фрол и дальше они бежали к своей капсуле номер тринадцать уже молча.

  И лишь только они заняли места в шлюпе и пристегнулись ремнями, как кто-то, кажется, это был долговязый старослужащий с глубоко посажеными глазами, заметил:

  - Ох, не нравится мне вся эта операция. У нашего корабля номер тринадцатый. Номер шлюпа тоже тринадцать.

  В голосе долговязого звучала смертная тоска.

  - Слава богу, что у планеты хоть номер не тринадцатый. Как-нибудь долетим, а там..., - радостно гыгыкнули в конце капсулы.

  - Ошибаешься, - заметили сбоку. - В технических сводках, переданных Лигой Объединённых Планет, этот шарик на древнем языке хинди имеет в своём названии тринадцать букв. К тому же планета, если считать от её солнца, то есть - от Фэта, тринадцатая по счёту. Да, в звёздном каталоге она не имеет тринадцатого номера. Но, что это меняет?

  Кто-то негромко ругнулся.

  - Да, попали в переплёт, - сказали слева. - Как бы теперь из катавасии выбраться целёхонькими.

  - И не мечтайте, - пробасили из-за штабелей банок с лягушачьей икрой. - Интересно, на сколько дней нас забросят в это адское местечко?

  - Дней? - нервно хихикнули справа. - Месяцев, парень! Не дней, а месяцев, будет правильным сказать!

  - Вот отчего армейское начальство расщедрилось насчёт сухого пайка, - с запоздалым озарением промямлили опять из-за банок с деликатесом.

  А сухощавый и бледный новобранец в новенькой форме и неправильно, задом наперёд, одетой на голову каске, громко икнул. Наверное, со страху.

  Что-то загудело. Где-то закричали:

  - Десятый пошёл!

  - Двенадцатый!

  - Трин...

  Окончание команды Перепёлкин не расслышал, так как ещё сильнее загудело, пол под ногами завибрировал, а потом и вообще куда-то пропал.

  А потом он ощутил, как тело его стало неимоверно лёгким. И, если бы не ремни, его бы здорово шмякнуло, наверное, о потолок.

  Зато, по чьей-то нерадивости плохо закреплённый, ящик взмыл свечою вверх и, врезавшись в стальную потолочную балку, отрикошетил от неё и пошёл прямо на Акакия, с беспомощным ужасом взиравшего на этот тяжеленный ящик и от страха изо всех сил вжавшегося в кресло.

  В последний момент, благодаря маневру шлюпа, ящик изменил траекторию и врезался в пол в каких-то двух шагах от Перепёлкина. От удара крышка ящика лопнула и отлетела, а во все стороны брызнули упаковки с печеньем.

  - Весёленькое начало, - заметил худой новобранец. - Нас уже пытаются прикончить.

  За узкими, мутными и запотелыми квадратиками иллюминаторов вовсю бушевало фиолетовое пламя - шлюп входил в плотные слои драгомейской атмосферы.

  Кто-то из новеньких заплакал.

  Кто-то его утешал.

  

  

  Среди личного состава Звёздной Гвардии, особенно в тех её подразделениях, что были прикомандированы к "Монархисту", с незапамятных времён ходили слухи, что в соседних полках и взводах живут получше. И кормёжка там вкуснее и командиры обходятся со служащими помягче, а не гоняют их день-деньской до одури, как ихних, по плацу.

  Молва доносила, что обращаются к рядовым в других подразделениях исключительно на "вы". Страшно подумать, но апологеты "Монархиста" слышали, что если и приказывают там что-либо рядовым, то непременно вставляют высокие командиры - евфрейторы и хвильдфебели в свой приказ "мерси", "пардон" и "пожалуйста". В иных случаях - всё сразу вместе.

  Ночами гвардейцы плакали от обиды, потому что у них всё было по-другому.

  

  - Ррротааа!.. Ррравняяяйсссь!.. Смирнаааааа!...Вольнааа!.. Заааправиться!.. Рядовой-космонавт Пупкин, почему шлём вашего скафандра не блестит как лазеро-штык?.. Вы что опупели, Пупкин? Огурцов, не играйтесь с бластером. Это не игрушка. И отчего у вас перекрыт краник на кислородном баллончике? Вот уже и всё лицо посинело от недостатка дыхания, а глаза закатились под лобик. Откройте краник! И без истерик. Мне за вас отвечать! Пупкин, возьмите кирпич и надрайте, наконец, этот свой дурацкий шлём. Впрочем, отставить. Пора грузиться на корабль... Ррротааа! Правое плечо вперёд! Шааагооом!.. Ааарршшш!!! Пупкин, я сказал - правое. И перестаньте, наконец, драить этот дурацкий шлём. Скрежет стоит на целый мегагигапарсек. Почистите на Драгомее. Заодно попугаете андроидов-аборигенов. Готов поспорить, их жабромозги нипочём не поймут, чем вы занимаетесь и что делаете, олухи.

  - Товарыщ хвильхвебель, а, правда, шо...

  - Отставить! Заткнуться и отставить задавать глупые вопросы. Я вам не справочник, гниды. Вы сами должны знать все глупые ответы на все ваши глупые вопросы, крысы. А, иначе какие вы к хренам десантники? Ну вот... Теперь мне кислород перекрыли. Кто перекрыл мне кислород, сволочи?.. Я сам?.. Что-то не припомню.

  

  Была четверть восьмого когда "Монархист", наконец, взлетел с западного пирса.

  Все 500 десантников, а вернее - 499 (один, пострадавший в неравном бою с диареей, остался в туалете космопорта) сидели в креслах и тупо пялились друг на друга.

  Бывалый космический волк фельдфебель Михалыч ходил между рядов кресел с пристёгнутыми к ним намертво героями-гвардейцами и тыкал резиновой дубинкой кому в физию, кому в урчащий от непонятной и невкусной пищи живот.

  

  

  

   52.

  

  

  Не блевать на палубу, канальи, - с коварной ласковостью увещевал Михалыч. - Вы, что на эсминцах не летали? Знаю, этот тип кораблей вам не по нутру. Резко стартует. А болтает эти долбаные корыта во время полёта из-за несбалансированности двигателей так, что мне самому дурно становится. Но на то вы и пушечное мясо, канальи, чтобы с вами не церемониться. И не смейте мне, хоть что-нибудь сметь! Не перечить и не плакать, ублюдки. Слабаков ненавижу и их собственными руками буду выбрасывать в иллюминатор... Ну вот! Опять краник перекрыли. Что? Вообще не открывали?.. Сидоров спрячьте фотографию девушки. Сейчас не время для сантиментов. Мы идём в бой. Не девушка? А что же это... кто же это такое?.. Жучка?.. Чья? Вашей девушки? Всей деревни?.. Кто? Жучка?.. Не путайте меня, Сидоров. Мне итак нелегко... Галактионов-Колбасинский-Парсеков! Поменяйте фамилию. Короткая более удобна для служб похоронного бюро. Электронов-Сарделькин-Дециметров, например... Полундра, ребята!! На нас напали!!! Метеорит врезался в камбуз...Господи, если ты есть, спаси и сохрани...

  - Солдатскую жрачку! - рявкнул остряк из задних рядов и эсминец вздрогнул от дружного хохота остолопов, которые в силу своего интеллектуального развития и не понимали, что в данную минуту идут на смерть, а не на свидание к портурианским зелёнокожим дояркам.

  

  

  Коврижкин сидел в туалете. Нет, он не страдал диареей. Просто любил иногда посидеть. Поразмышлять о судьбах галактики, а заодно и отдохнуть телом и душою в этом богоугодном заведении. Как некоторые любители покоя отдыхают душою, например, на кладбище.

  Суматоха, что по обыкновению царила во взводе Коврижкина, да и, вообще, чего греха таить, во всей батарее, несколько раздражала его и нервировала. Именно по этой простой причине только в туалете и можно было спрятаться и отдохнуть от вездесущего фельдфебеля Михалыча, который вечно совал нос, куда не положено.

  В руках Коврижкин держал боевой листок "Гелиосец! Не дрейфь и не поддайся врагу!", который он собственноручно сорвал со стены незаметно, когда проходил по коридору. Но не батарейную газету читал сейчас Коврижкин, газету он предназначил для другого, а - надписи на стенах.

  Надписи и рисунки эти были по-своему уникальны. Каждый день их закрашивали. Но, вечные, неуничтожимые, наутро они проступали вновь. Проявлялись во всей своей красе и неувядаемости.

  Да, смысл настенных каракулей в корне отличался от того, что было написано в боевом листке. И, если в газете батареи, в каждой её строчке культивировалось безмерное враньё, то на стенках туалета писалась чистая правда, одна только правда и ничего кроме правды.

  По сути, туалетное творчество являлось вторым боевым листком эсминца, листком стоявшим в неприкрытой оппозиции к уже упоминавшейся здесь и вывешиваемой в коридоре корабля собственноручно фельдфебелем газете.

  Никто не знал в лицо бесстрашного и неуловимого редактора туалетной стенной (в полном смысле этого слова) газеты. И, скорее всего, в туалете действовала целая редколлегия партизан-журналистов. Но только здесь можно было узнать о том, что действительно думают о фельдфебеле, командирах взводов, рот, отделений, а также о воинской службе, вообще, как таковой, солдаты, гвардейцы Космической Гвардии Гелиоса и Земли.

  Воистину, туалетное творчество являлось народным творчеством. И, где, как не здесь, можно было прочесть бессмертные слова, несущие к тому же глубокий философский смысл и повергающие новичков в озноб, дикий ужас и благоговейный трепет, размышлений.

  "Хвильтхвебиль - сволочь!", "Камроты - казёл!", "Михалыч - критин звезданутый" - было начертано рукой безымянных летописцев, героев космогвардейского эпоса на многострадальных стенах простым и немудрёным космическим слогом.

  О, эти святые наивность и простота!.. Были сотворены и другие надписи типа "Салаги, вы загнётесь драить унитазы", "Зеленопузые, вам ещё служить, как медному электрокотелку", "ДМБ неизбежен, как взрыв сверхновой", философско-ницшеанское "Свой скафандр ближе к телу" и откровенно провокационное "Не троньте фомальдегаусцев и они вас не тронут!".

  В случае последней, здесь приведенной надписи, Коврижкин подозревал вообще заговор. Заговор и чистой воды предательство. Даже - измену, если хотите. Ведь, фомальдегаусцы всегда при случае тайно нападали на землян с тем, чтобы шпионить за ними. И утверждение насчёт того, что, мол, ежели чешуйчатников не трогать, то и они себя поведут корректно и конгруэнтно, должным образом, такое утверждение было совершенно лишено основания и, в некоторой степени, являлось даже опасным заблуждением. И потому, исходя из изложенного, надпись эту, как предполагал Коврижкин, оставил фомальдегауский шпион, завербованный среди гвардейцев Гелиоса ещё в летнем лагере на Земле, где мужественных рейнджеров тренировали дённо и нощно, делая их ещё мужественнее и готовя их к суровым реалиям непростой воинской службы, грядущим походам и, не менее, грядущим, сражениям.

  Одним словом, шпионы, как пережиток прошлых эпох, всё ещё водились в Звёздной Гвардии. И один из них успел таки навредить гелиосцам, нацарапав провокационную надпись, если можно так выразиться, в общественном месте эсминца.

  Было от чего прийти в ужас. Но Коврижкин от рождения был человеком не очень впечатлительным и потому не особо переживал относительно любых шпионов и даже некоторым образом сочувствовал им. Ведь, работа у шпионов вредная и опасная. И опасная она, в первую очередь, для жизни самих шпионов.

  Хладнокровно, но не без удовольствия употребив газету "Гелиосец! Не дрейфь и не поддайся врагу!" по назначению, Коврижкин остался доволен, полученным результатом. И потому, напевая себе под нос "Марш отважных Космогвардейцев", он уже подтягивал форменные фирменные и потерявшие после первой же стирки первоначальную форму бриджи, когда дверь туалета с треском распахнулась, являя очам несколько опешившего новобранца грозного, могучего и непостижимого для простого солдатского ума Михалыча.

  Лицо Михалыча было всё сплошь в красных пятнах, следствии, как по опыту знал Коврижкин, с трудом сдерживаемых эмоций.

  - А вас, боец, что не касается общее построение? - поинтересовался седовласый крепыш негромко, но так, что Коврижкин чуть не взвизгнул от страха, а потом задрожал и, путаясь в так и не одетых до конца штанах, ринулся вон из туалета, попутно огибая отважного командира.

  И, конечно же, следствием такого необдуманного Коврижкиным поступка, как круговое движение со спущенными штанами, явилась полная потеря Коврижкиным равновесия и падение им же на цементный пол заведения.

  Да, чёрт возьми, он грохнулся на пол, как какой-нибудь сражённый неумолимым гелиосцем задрипанный чешуйчатник, выставив к тому же на всеобщее обозрение своё очень и очень неприличное, а можно сказать даже, срамное место.

  В результате этой непродуманной Коврижкиным, спонтанной акции всеобщее обозрение в виде совсем уж рехнувшегося от гнева Михалыча, обозрело Коврижкина и его в край оборзевшее неприличное место и высказалось в том смысле...

  Ох, не хочется повторять высказанное. И, тем более, не хочется вникать в смысл этого высказанного!.. Тем более, что неподалёку от громоздящегося на полу срамной грудой Коврижкина, валялись следы его недавнего и ещё большего, чем описанное здесь нами, преступления: клочки изорванной им и, как он неколебимо до сих пор считал, к месту (наверное - мягкому) применённой газеты с героически несгибаемым и многообещающим названием.

  В любое другое время Коврижкина за подобные вольности и свободомыслие расстреляли бы на месте без суда и следствия. Но в данное время Михалыч, видимо, был чем-то уж слишком озабочен, чтобы придавать значение такому пустяку, как изорванная и вымаранная Коврижкиным героическая газета целого эсминца.

  Скорее всего, Михалычу сейчас было, вообще, плевать на все войсковые СМИ и именно поэтому он заорал, как буйнопомешанный:

  - Бееееееееееееееееее... гом! В строй... Арш!

  Естественно, Коврижкин, не привыкший перечить начальству, мигом подхватился на ноги и, подпрыгивая на одной из них, выскочил из туалета, как известный крейсер "Белая Звезда", однажды выскочивший из одной нехорошей и очень Чёрной дыры.

  Вскоре Коврижкин стоял в строю. Михалыч тоже был тут как тут. Важно прохаживаясь вдоль первой шеренги и поглядывая на гвардейцев, как акула на планктон, он прокашлялся.

  - Для чего рождён солдат? - всё в той же, нагоняющей страх, манере говорить громким хриплым шёпотом, спросил Михалыч.

  - Солдат рождён, чтобы умереть! - гаркнули, как в одну глотку, 499 человек.

  - А перед тем как умереть, что должен сделать солдат?

  - Убить врага! - прокатилось по рядам.

  - Убить насмерть, придурки! - крикнул Михалыч и бросил взгляд на запястье, где красовались наручные песочные часы - последний писк моды. - После того как вы пообедали и повергли врага наземь, вы должны убедиться, что враг мёртв. Понятно, сволочи? - Песок в миниколбах фельдфебеля был распределён равномерно, что указывало на полдень. - Сейчас вы мне покажете, как умеете воевать, лежебоки. Мы опускаемся на Драгомею.

  По рядам пронёсся вздох разочарования. А кто-то даже хихикнул.

  - С кем же там воевать? - поинтересовались из строя. - На Драгомее одни жабы, да комары. Пусть они и размером со слона.

  Михалыч нахмурился.

  - Три часа назад на планету высадился десант фомальдегаусцев, - сказал он. - А в окрестности Драгомеи стягивается флот альверян. Эти две империи, чёрт бы их побрал, заключили союз. И теперь они желают только одного: стереть гелиосцев, то есть нас, в порошок.

  - А зачем фомальдегаусцам порошок? - выкрикнул из строя молодцеватый новобранец с оттопыренными ушами и только что начавшими пробиваться усиками. - Что обычно делают чешуйчатники с таким порошком? Ответьте мне, пожалуйста, если можете. Уж очень хочется знать. Прямо невмоготу. Заранее благодарен.

  Не в меру разговорчивого и любопытного быстро осадили, саданув ему в бок локтём. А потом ещё наподдали в промежность ногой, обутой в тяжёлый армейский башмак.

  - Стереть в порошок гвардейцев - дело нехитрое, - сказал негромко, но так, что слышали все, один старослужащий, долговязый малый с глубоко посаженными крысиными глазками, очень подошедшими бы, на взгляд Коврижкина, любому фомальдегаускому шпиону. - У нас всего-то два эсминца... А у них?

  Старослужащий был в новеньком скафандре, отобранном, скорее всего, у "молодого" и старых, стоптанных шлёпанцах на босу ногу.

  - Сто десять, - невозмутимо ответил фельдфебель. - И что с того?

  - А то... Может, сдадимся? - предложил какой-то новенький. - Я слышал, чешуйчатники и альверяне пленных хорошо кормят. Перед казнью.

  Слишком умничающего салапета навернули. Но теперь - с другой стороны.

  - Кормят не пленных. А кормятся пленными, - пояснил великодушно старослужащий Крысиные Глазки. - Альверяне питаются такими глупышками, как ты. И очень даже от этого толстеют.

  В задних рядах послышался разноголосый, приглушённый стон, завершившийся звуком падения сразу нескольких тел.

  

  

  

   53.

  

  

  - Ну вот... С этой зеленью всегда так, - посетовал фельдшер, неспешно направляясь в задние ряды.

   По пути фельдшер пытался вспомнить то, чему его учили на трёхчасовых медицинских курсах, которые он к тому же проспал. А, именно - какие меры следует принять, если кто-то падает в обморок.

  И, как бы он не ломал голову, выкручивая себе мозги и пытаясь вспомнить то, чего никогда не знал, на ум из хорошо зарекомендовавших себя идей в деле спасения военнослужащих приходили только клизма и зелёнка.

  Вот только он не мог вспомнить, которое из этих, запатентованных в его понимании, средств следует выпивать, а каким делать уколы.

  И потому к тому времени, как фельдшер подошёл к первому нагло и бесстыдно распростёршемуся на палубе новобранцу, он не придумал ничего лучшего, чем пнуть лежачего ногой в бок.

  И, как ни странно, такая мера возымела действие. Обморочный очнулся, вскочил на ноги и, козырнув по всем правилам, представился:

  - Рядовой Иванов. Прибыл из обморока.

  - В строй, каналья! - взвизгнул, брызгая слюной, фельдшер, который, к его собственному сожалению, не был фельдфебелем, но таковым себя ощущал и уж точно мечтал когда-нибудь подняться до вершин такой немаловажной армейской должности. - И скажи спасибо, дегенерат, что недавно я дал клятву Гиппократу.

  - Спасибо, - козырнул, спасённый искусным фельдшером, новобранец.

  Но в строю не поняли.

  - Кому спасибо? - спросили.

  - Гиппократу, сволочи, вот кому. Потому, что он - че-ло-век. А вы - дерьмо. Пушечное мясо, - пояснил Михалыч за фельдшера, толком не ведающего, что такое Гиппократ и потому поставленного вопросом в тупик.

  - Гиппократ был клёвым пацаном, - сообщил Коврижкину вполголоса веснусчатый парень и которого Перепёлкин видел как-то раз неподалёку от полкового писюара. - Он лечил от триппера.

  - А он, что, под артобстрел попал? - так же тихо поинтересовался Коврижкин у нового знакомого.

  - Кто?..

  - Не придуряйся. Этот, как его... Пандо... крат.

  - С чего ты взял? - сильно удивился веснушчатый и полез в карман за жвачкой-суррогатом.

  - Ну, ты же сам сказал: он был.

  - Он сам был и сам умер. Без снарядов, скандала и пороха. Заболел старостью и склеил ласты, выражаясь по-псевдонаучному.

  - Понятно. Повезло парню, - вздохнул Коврижкин. - Он уже умер, а нам только предстоит это сделать.

  - Ррразговорчики! - прикрикнул Михалыч. - Одеть бронепрыги. - Фельдфебель цвиркнул под ноги длинной струёй липкой слюны. - Вы что о себе возомнили, недоумки?! Старослужащих тоже касается. Не вздумайте, - он погрозил кулаком в сторону сбившихся перепугано в кучку военнослужащих, у которых ременные бляхи обвисали чуточку сильнее, чем у остальных, - не вздумайте посылать бронепрыги порожняком. Сам проверю, чтобы в каждой из этих великолепных машин сидело по идиоту. Если что не так...

  И Михалыч снова принялся гонять кулаком воздух.

  Его здоровенный и тяжёлый, словно налитый свинцом, кулак описывал крутые дуги в воздухе, выполняя роль немого предупреждения всем, кто ещё только собирался не выполнить его приказы.

  - Да ладно тебе, командир. Мы, что, не понимаем? - буркнул Крысиные Глазки, которого Коврижкин вначале, да и сейчас тоже, принял за альверянского шпиона.

  И боец Крысиные Глазки с явной неохотой потащился к дверям ангара, за которыми стояли в ряд сотни бронепрыгов - Боевых гвардейских бронированных, индивидуального применения, машин (БГБИПМ).

  За долговязым потянулись остальные "дедушки". Или, как их ещё называли уважительно и почтительно комдивы и комполка - "старички".

  

  

  Дедовщина в элитных подразделениях Гелиосской Звёздной Гвардии вообще-то была явлением малоизученным и новоприобретённым, тайно внедрённым, скорее всего инопланетным разумом для первичной деградации и последующего развала Земной непобедимой во всех других случаях армии.

  В штабе действующих войск знали, что старослужащие, то есть те, кому оставалось до конца службы с гулькин нос, выпендривались так, что даже у многочисленных генералиссимусов Гелиосской Гвардии вставали на старчески плешивых головах волосы дыбом, когда им приносили свои рапорты и отчёты, измученные донельзя деятельностью "старичков", бывалые и битые фельдфебели и унтер-офицеры.

   В подобных рапортах указывалось, что "старички" отбирают у молодёжи сигареты, оружейное масло, лягушачью и кабачковую икру. А так же - коллекционные сигары и дорогой коньяк. После отбоя заставляют молодых кричать сколько "дедам" до дембеля осталось. Молодые драят старослужащим скафандры, смазывают бластеры и вообще угождают повсеместно, как могут, а за это неблагодарные "деды" их называют унизительно "салабонами", "салапетами" и "воинами аннигиляционного вещества не нюхавшими".

  Кошмар какой-то, да и только. Но это только начало.

  

  В учебном бою, совсем обнаглевшие старослужащие наловчились, придавив педаль газа бронепрыгов кирпичом, посылать боевые машины порожняком на вражеские позиции. И пока условный враг обстреливал мчащиеся к нему пустые машины из стоствольных пулемётов, старички, травя анекдоты, во весь рост подбирались сбоку к траншеям неприятеля и забрасывали их звуковыми усиленными гранатами. От взрыва гранат бойцы "вражеской" армии на какое-то время глохли и их целыми дивизиями брали в плен.

  Нарушение устава и всех воинских приказов было явным. Потому что по уставу бойцы земной гвардии обязаны наступать на врага только строго фронтально. А по приказу - героически погибать в бою.

  Нарушая сразу и устав и приказ, гвардейцы-старички попадали в "штрафбат". Но штрафбат был условным, поэтому свежепровинившихся мягко журили, объявляли им общественное порицание и возвращали в действующие части. Потом всё повторялось.

  В общем, любой старослужащий задолго до того, как вчистую демобилизоваться из частей звёздной гвардии, накапливал в послужном списке несколько "судимостей" по серьёзным статьям вперемежку с благодарностями и орденами. И, если его не калечило всерьёз в учебном, не всамделишнем бою и не разрывало на части своим же шальным снарядом в последний день перед дембелем, такой военнослужащий уезжал домой бывалым служакой и прожженым военным аферистом, способным за себя постоять, а также умевшим запугать любого молодого фельдфебеля одним только взглядом.

  Коврижкин служил в гвардии недавно. Но он твёрдо решил дослужиться до почётного звания фельдфебеля, сколько бы времени для этого не понадобилось, хоть сто лет. И он сам бы, лично попросил господа бога даровать ему ещё один десяток лет жизни, если за отведенный судьбой срок не удастся получить лычки фельдфебеля.

  Для Коврижкина все фельдфебели принадлежали к касте небожителей и отчасти напоминали ему богов Олимпа. Михалыч, например, ассоциировался в понимании Коврижкина с богом-Громовежцем, потому что обладал громким голосом и умел материться лучше, чем даже конюх Матвеич из деревни Перепёлкина Косозвёздово.

  Во всяком случае, конюх Матвеич не знал и десятой доли того, что знал Михалыч. Чувствовалось, Михалыч повидал жизнь. Эрудиция его была настолько отточена, что фельдфебель мог, играючись, вставить в свои матерные многосложные сочленения и любой вид оружия, от снарядов до дустовых бомб и парочку галактик и даже знал космические диалекты начиная от внешней границы Гелиосской, то есть, Солнечной, системы до самого центра Крабовидной туманности.

  Матвеич иногда вставлял в свои одно- (и более) этажные маты конскую сбрую, имена жеребцов и кобыл, но никогда не мог пользоваться, культивируемыми в матах Михалыча, Чёрными дырами и гравитационными бурями и штормами.

  Михалыч всё это умел и от того слава о нём ходила нешуточная. В кабаках ему даже наливали бесплатно, чтобы только послушать, когда его развезёт, то, что солдаты его полка слышали от него каждый день и каждый час.

  Но эта тема - тема отдельного разговора.

  

  А в тот день земных гвардейцев затолкали в бронепрыги и высадили с парашютами на Драгомею.

  Бронепрыг штучка такая, что весит не меньше тонны. Поэтому у всех было по четыре пушечных парашюта, а у Коврижкина почему-то - сразу три.

  Коврижкин готов был поклясться, что только чудом не разбился. Чего нельзя было сказать о его бронепрыге. Раздавленный гравитацией вдрызг, он лежал жалкой грудой металла и вяло дымился, то и дело, сыпля искрами вылетающими из испускающей дух его электрической души.

  Коврижкина спасли катапульта и индивидуальный парашют. Не будь их, лежать бы ему сейчас в земле Бараклиды.

  Лишь только его ноги коснулись земли и он высвободился из строп, он сразу же передёрнул затвор своего индивидуального пулестрела, чтобы дать достойный отпор подлым чешуйчатникам. Но на него никто не нападал. Всё внимание фомальдегаусцы сосредоточили на планирующих бронепрыгах, сквозь стёкла которых на Коврижкина смотрели бледные лица его товарищей. Его однополчане уже и не надеялись добраться до поверхности планеты живыми и невредимыми, до того густо поливали их свинцом фомальдегаусцы.

  На глазах Коврижкина вспыхнул свечой один бронепрыг, за ним второй... До ушей донёсся чей-то душераздирающий вопль. Врагу не пожелаешь такой посадки.

  В общем, приземлилась из ихней батареи только половина. Остальную половину разнесли в щепки, а вернее, на винтики и болтики ещё в воздухе.

  А, оставшихся, принялись добивать на земле. Отряд альверян был более многочислен. Они действовали слаженно и дерзко, в отличие от гелиосцев, большую часть которых составляли необстрелянные новички, набранные к тому же из отсталых миров, где ещё не знали ни стирального порошка, ни компиляторных трансгуляторов.

  Чтобы не попасть под ноги своих же бронепрыгов, Коврижкин взобрался на некий, довольно приличных размеров, валун, наполовину вросший в землю, и, устроившись поудобнее за его гребнем, принялся наблюдать за тем, как разворачивались события.

  Неподалёку жёлтым пламенем горели два бронепрыга. Клубы густого, удушающего дыма относило ветром далеко в сторону и этот дым стлался над землёй плотной завесой, предоставляя возможность укрыться за ним ещё одному бронепрыгу под номером 0066.

  Коврижкин сразу узнал машину. Ведь, ещё в ангаре он видел, как в неё забирался Крысиные Глазки.

  Бронепрыг почему-то замешкался. То ли он зацепился за колючую проволоку, которой были обнесены позиции альверян, то ли Крысиные Глазки был слишком уверен в себе, но снаряд, выпущенный пушкой сорок пятого калибра, угодил прямёхонько в бак с горючим и разорвался, оставив после себя лишь днище да куриные лапки танка.

  Зато рядом с Коврижкиным шлёпнулись те самые крысиные глазки, которые он вначале принял за шпионские и которыми так отличался, упомянутый, старослужащий.

  Но теперь Коврижкин уже точно знал: Крысиные Глазки не был шпионом. Иначе, зачем бы ему погибать за гелиосцев? А, именно, это он и сделал сейчас прямо на глазах у Коврижкина и неподалёку от него.

  Глазки лежали совсем близко и злобно пялились на гвардейца, но взгляд этих карих зрачков уже не имел былой деморализующей силы.

  - Гелиосцы! Вперё-ё-ёд! - проревели динамики голосом Михалыча над местом сражения и захлебнулись.

  Не иначе в фельдфебеля угодил заряд шрапнели.

  Внемля призыву, Коврижкин хотел было ринуться в направлении, указанном Михалычем и лазером штыка прочистить себе дорогу к победе и, возможно, славе, но вовремя сообразил, что слава, какой бы сладкой она ни казалась, никогда не заменит жизнь, если он её потеряет по пути к сумасшедшей общегалактической известности.

  Да и что он мог сделать в этой кровавой мясорубке, где снаряды просто перемалывали землю и воздух, а бронепрыги шли так густо, что их бока, соприкасаясь, высекали искры и наполняли воздух оглушающим скрежетом и стуком.

  Но потеха началась, когда альверяне выпустили свои бронепрыги.

  Вернее, это были бронескоки. И отличались они от бронепрыгов гелиосцев тем, что были вдвое меньше. Зато прыгали они вдвое дальше.

  На малой дистанции и бронепрыги и бронескоки стали орудовать коротколучевыми лазерами. Воздух наполнился запахом горелого металла, а пылающие обломки танков вскоре заполонили поле битвы.

  Чтобы не слышать душераздирающего скрежета, Коврижкин зажал уши руками и, присев на корточки, сунул голову между колен. Вот в этот самый момент, когда он согнулся в три погибели, Коврижкина похлопали по плечу.

  С диким криком гвардеец метнулся в сторону и пребывал в паническом расположении духа целую секунду, пока не увидел прямо перед собой невысокого человечка с большой лысиной и печальным выражением глаз.

  Человечек открывал рот, как рыба выброшенная на песок, но ни один звук не вылетал из его рта, как ни старался Коврижкин что-либо расслышать. Было очень забавно. Но, в конце концов, Коврижкину надоело потешаться над беднягой и он подумал, что теперь понятно, почему у незнакомца такой печальный взгляд. Скорее всего, лысый был совершенно нем и как бы ни старался он, ему не сказать ни слова, пока бедолагу не вылечат от этой нехорошей болезни.

  Сделав такое открытие, Коврижкин взгрустнул. Вот, ведь, угораздило его повстречать немого в то время, как в галактике полно болтунов изъясняющихся на разных языках и диалектах.

  Но тут лысый быстренько шагнул к нему и, вцепившись своими пухлыми ручонками в обутые в краги ручищи Коврижкина, оторвал их от ушей Коврижкина. И Коврижкин сразу услышал, что говорит человечек.

  

  

  

   54.

  

  

  - ...Ты чё, совсем рехнулся? Кто же слушает собеседника с закрытыми ушами? - сказал пухленький типчик.

  И Коврижкину стало невыносимо стыдно. Но не потому, что руки столь невзрачного человечишки оказались, гораздо сильнее, его рук и он это прочувствовал. А потому, что на них падал горящий вражеский четырёхпропеллерный вертолёт, а Коврижкин ничего с этим поделать не мог.

  - Ерунда! - проследив за взглядом гвардейца, сказал человечек. - Это - Притвора-237-А. Последнее изобретение фомальдегаусцев. Так сконструирован, что может имитировать собственное горение в нужный момент. Сейчас он им задаст, - почему-то с мстительным злорадством процедил он сквозь зубы.

  - Уж не желаешь ли ты победы фомальдегаусцам, этим подлым убийцам? - закралось в душу гвардейца вопиющее подозрение.

  Но человечек громко расхохотался.

  - Поверь, мне уже плевать и на тех и на других, - проронил он, ни капельки не прикрывая своего цинизма. - Мой корабль по самую завязку начинён бандбургскими алмазами и сейчас он врежется в Драгомею.

  - Теми самыми?! Чёрными?! - не поверил Коврижкин, который, что-то читал об этих алмазах.

  - Теми, - обречённо кивнул человечек. - 45 тонн.

  - Но, ведь, транспортировка в таком объёме этого вещества запрещена. Даже школьник знает, алмазы в больших количествах могут сдетонировать!

  - Меня попросили, - жалобно проблеял человечек. - Один из кораблей перевозивших часть алмазов сломался. Пришлось мне взять весь груз в трюм "Голубого Огня", которым я управлял. Но после того, на подлёте к Драгомее нас остановил таможенный катер, мне пришлось в срочном порядке покидать корабль. Иначе меня бы упекли в тюрьму.

  - И вы бросили корабль на произвол судьбы с таким опасным грузом? - ужаснулся Коврижкин.

  О подобном легкомыслии он прежде не слыхивал.

  - Но там оставались таможенники! - пробовал защищаться человечек.

  А потом он разрыдался, уронив блестящую, как бильярдный шар, голову десантнику на плечо и размазывая слёзы по его боевому скафандру с нашивками и галунами Гелиосской Звёздной Гвардии.

  - Таможенники не могут управлять крупнотоннажным кораблём, - продолжал вопить Коврижкин, как будто голова лысого и не лежала на его плече, сотрясаясь от рыданий.

  - Но я же не знал!!!

  Вот тут он врал. Все знают, что таможенники ориентируются хорошо в трюмах грузовых кораблей, перевозящих пищу, неплохо разбираются в орбитальных кабачках и борделях, но они же ни в зуб ногой, когда дело доходит до больших кораблей, загруженных несъедобным!

  - Вы преступник! - вскричал Коврижкин, хватая за грудки лысого. - Вы поставили под угрозу саму вероятность нашей победы над альверянами, фомальдегаусцами и бараклидцами. Если планета сейчас развалится к чёртовой матери из-за падения на неё "Голубого Огня", мы, гелиосцы, естественно, не сможем их победить, просто потому, что не успеем этого сделать... Дайте нам хотя бы полдня, - взмолился Коврижкин. - И мы попытаемся сделать невозможное.

  Он готов был бухнуться перед человечком на колени, лишь бы получить это драгоценное время, необходимое ему, как он считал, для победы.

  Но человечек оторвал голову от плеча Коврижкина и высморкался. Глаза его были полны слёз.

  - Не дам, - решительно помотал головой он. - Ситуация вышла из-под контроля.

  - Что же делать?! - вопросил Коврижкин, в то же время, прекрасно понимая, что делать уже ничего не придётся.

  В небе, ведь, показались абрисы падающего корабля.

  - Есть одно средство, - задумчиво сказал человечек и неожиданно представился: - Малдахай-3, Принц Семи Жемчужных Планет Звёздного Мира Альфа-Центавра... Нет, это не титул, - предварил он вопрос Коврижкина. - Это полное имя. К дворянству я никакого отношения не имею.

  - Не тяни резину, - мрачно прогундосил Коврижкин, глядя на Принца из-под, поднятого, забрала гермошлема и втянул голову в плечи, заслышав пока ещё слабый свист ветра в закрылках приближающегося "Голубого Огня". - Что ты задумал? Делай скорее. Не то мы превратимся в лепёшку. Говори.

  - Чичас, - шмыгнул носом Принц и, достав из кармана маленькую, чёрную коробочку, нажал на кнопку.

  Свист прекратился.

  - Ты что сделал? - побледнел Коврижкин. - А ну верни всё назад!

  Он отчего-то боялся, что Принц сделал ещё хуже, чем было. От таких типов всего следует ожидать.

  - Больно надо, - возразил Принц. - Если я верну всё, как было, через минуту-другую от нас и мокрого места не останется. Ты хочешь, чтобы от тебя ничего не осталось?

  - Нет, - чисто машинально ответил Коврижкин. - Хоть что-нибудь пусть остаётся.

  Зачем Коврижкину нужно было, чтобы от него что-то оставалось, он и сам не мог сказать. Но, тем не менее, он так хотел. Может быть - на память.

  

  

  А в это время на "Меченосце".

  - Нас подбили, - давясь слезами, прокомментировал новичок, перекрикивая рёв пламени за стенами шлюпа.

  - Это атмосфера, балда, - буркнул один из старослужащих и, потрогав стенку шлюпа, отдёрнул палец. - Ух, горячо! - сказал он.

  Некоторое время он сосредоточенно разглядывал волдырь на пальце. А другие принялись, дурачась, подталкивать друг друга к стене.

  - Где наш фельдфебель? Я хочу к фельдфебелю, - сильнее заплакал тот боец, что уже плакал. - Поликарпыч! - звал он жалобно. - Я хочу к тебе!

  Слёзы так и душили "молодого". Но вскоре, наплакавшись, он уснул.

  Тем временем поверхность планеты становилась всё ближе. А, когда до неё оставалось чуть больше 500 метров, сработало устройство, выбросившее парашюты и капсулу дёрнуло так, что внутри у Перепёлкина всё оборвалось, а белый свет перед глазами померк. "Прямое попадание вражеской артиллерии"- подумал он, теряя сознание.

  Но вражеская артиллерия была ни при чём. И потому Перепёлкин остался жив. Очнувшись, он долго разглядывал себя, проверяя сохранность частей тела, а так же - нет ли у него каких-либо сквозных ранений, стопроцентно гарантирующих получение Серебряного Креста и персональной, в связи с этой наградой, пенсии.

  Но всё оказалось на месте и был он даже не поцарапан, что отодвигало на неизвестное время получение любых наград, но приближало вероятность взбучки от начальства за то, что он разлёгся тут, на полу, сильно накренившегося, шлюпа среди разбросанных в беспорядке ящиков, банок и упаковок с продуктами.

  Фрол валялся неподалёку, в куче бессознательных, как и он сам, бедолаг.

  Каким-то непостижимым образом ремни при посадке у некоторых бойцов лопнули и их повыбрасывало из кресел.

  Перепёлкин тяжело поднялся и направился к другу, осторожно переступая через других гвардейцев, и принялся приводить Фрола в чувство. Вскоре тот открыл глаза.

  - Где я? - сказал первое, что пришло на ум Фрол и оторопело заморгал глазами. - Мы на том свете?

  - Успокойся, - обнадёжил Акакий. - Даже, если это тот свет, он ничем не хуже этого.

  - Альверяне! - внезапно закричали снаружи шлюпа. - Спасайся, кто может!

  И послышался топот отдаляющихся ног.

  Другие гвардейцы, вырубившиеся при соприкосновении шлюпа с грунтом, тоже начали приходить в себя.

  - Вот, - заметил кто-то из них, - не успели повоевать, а уже убегают.

  - Чем воевать-то? Патронов ведь так и не дали!

  - И не дадут, - заметили из угла. - Я слышал патроны сложили в другой шлюп, а он не влетел.

  - Но гранаты-то, наверняка, есть, - заявил кто-то убеждённо. - Не может быть, чтобы в бой послали без гранат.

  - Вот, только гранатовый сок, - поднял новобранец с пола банку с жидкостью ядовито-красного цвета.

  Кто-то бросился на поиски оружия. Но очень скоро всем стало ясно, никакого оружия в шлюпе просто не предусмотрено.

  Тем временем снаружи начали доноситься звуки, очень напоминающие лязг гусениц и тарахтение мощных двигателей.

  - Самоходки альверян, - выразил вслух общее мнение невысокий плечистый гвардеец с ясно просматриваемыми признаками паники в глазах.

  И Перепёлкин только теперь почему-то заметил, что гвардейцев в шлюпе - меньше половины. Это говорило только об одном. Большинство гелиосцев в данное время снаружи шлюпа вели неравный бой с превосходящими силами альверян. И Перепёлкин прикинул смог бы он на их месте биться с жестоким и злобным противником, не имея в руках никакого оружия и не смог себе этого даже представить. Как-то не хватало воображения.

  - Блин горелый! - воскликнул Фрол, когда, не очень далеко, хлопнуло и до ушей донёсся приближающийся свист. - Они в нас выстрелили из пушки.

  Грохот близкого разрыва потряс капсулу до самого основания и она ещё больше накренилась. А гвардейцы, как горох, снова посыпались на пол.

  - Спасаемся! - предложил старослужащий и первым, показывая личные героизм и отвагу, выскользнул наружу.

  А шлюп к этому времени накрыло вторым взрывом. Его стенка, не выдержав давления, раскололась надвое и разошлась. Некоторых гвардейцев просто размазало по стенке, но, оставшиеся в живых, выскочили наружу.

  Среди уцелевших, к своему счастью, оказались Фрол с Перепёлкиным. Выбежав из капсулы, они сперва зажмурились от яркого солнца. Но, заслышав завывание снаряда, сориентировались на местности и скатились в глубокую воронку с пологими краями.

  Эта воронка спасла им жизнь. Потому что взрывом убило всех гвардейцев с их шлюпа. Тех из них, кто ещё до этого времени оставался в живых.

  - Вот блин, так блин! - сказал Перепёлкин.

  - Блин блинище! - поддержал товарища Фрол. - Готов поспорить обо что угодно, мало кто уцелел с "Меченосца".

  - Можно и поспорить, - кивнул Фрол, - Но зачем? Я полностью согласен с этой твоей тезой.

  И он прислушался к рёву приближающихся самоходок.

  - Не хотел бы я попасться в лапы к этим парням, - вздохнул Перепёлкин.

  - В щупальца! - поправил Фрол. - У них щупальца. Нам показывали картинки в учебном центре. По двенадцать штук. Один глаз, как у циклопа, по два клюва, с каждой стороны глаза, а вместо ног шарниры, на которых тоже глаза. Поверь, очень отвратительные твари.

  - Понимаю, - вздохнул Перепёлкин. - Только не пойму, зачем нужно верить во всю эту галиматью, что преподают в центре. Хотя, возможно, наши преподаватели и правы. По своей сущности наш враг так же омерзителен, как на тех гипотетических картинках. - Он вскочил на ноги. - Что будем делать? Парочка самоходок альверян уже рядом, а у нас, как не было оружия, так и нет его.

  Фрол загадочно улыбнулся.

  - Как нет? -спросил он. - У нас, ведь, есть наши витамины! А печенья рядом с развороченным шлюпом валом. Целые ящики печенья! Нам бы только добраться до ящиков.

  За краем воронки сильно зарычало и стихло. Потом оттуда прокричали:

  - Семляне, исдавайся! Ми вас не будьем трогайт. Но в противном слючае, если ви не сдавайся, ми вас будьем убивайт! Пук-пук!

  - Да пошел ты! - крикнул альверянину Фрол. - Бежим! - сказал он Перепёлкину.

  И, сорвавшись с места, гвардейцы устремились наверх, потом, чуть не сбив с ног того самого альверянина, что предлагал им по-хорошему сдаться, бросились к расколотой капсуле.

  - Хватай печенье, а я подберу таблетки, - инструктировал на ходу Акакия Фрол. - Устроим кое-кому маленькое шоу, - мрачно процедил он. Ворвавшись в капсулу, внутренности которой в данное время представляли собой месиво из печенья, лягушачьей икры и гвардейцев, Фрол с Перепёлкиным схватили пару ящиков, а так же пятилитровую бутылку с минеральной водой и выбежали через разлом с другой стороны.- Полей пачку водой, а я распакую таблетки! - прокричал Фрол.

  Потом он сунул в быстро раскисшее печенье полгорсти витаминов, отобрал пачку у Перепёлкина и бросил её назад.

  

  

  

   55.

  

  

  Прогремевший вслед за этим взрыв оказался такой силы, что начисто смёл, гнавшихся за ними, альверян. Вторую пачку Фрол швырнул в выскочивший наперерез танк.

  У танка снесло передок, у альверян, что сидели в танке - головы, а у землян- башни от радости, что наконец-то у них нашлось достаточно эффективное оружие.

  Тем временем, альверяне, поняв, что происходит нечто неладное, приостановили наступление. Ведь, то, что они сейчас видели, никак не вязалось с их представлениями о тактике и стратегии землян. Да и откуда было знать альверянам, что сражаются в эти минуты они не с опытными и закалёнными в боях ветеранами, так сказать, авангардом земной гвардии, а с новичками, ничего не подозревающими о подобных воинских дисциплинах и науках.

  Пользуясь установившимся затишьем, Фрол и Перепёлкин подготовили ещё с десяток витаминных фугасов и, расположившись на невысоком холмике, закурили и приготовились к развитию дальнейших событий.

  Через полчаса из люка одного из танков высунулся альверянин с мегафоном и заорал:

  - Ми сохраняйт вам жизнь, если ви нам раскасать секрет ваш оружие.

  - Пошёл в жопу, - сказал Фрол, а потом, приставив ладони рупором ко рту, прокричал в ответ, чуть не сорвав голос: - Бреши, бреши больше! Так мы тебе и поверили!

  - Слово офицера, - послышалось в ответ. После этого, немного подумав, альверянин заявил: - Ми присвоим вам полковника альверской армии!

  Перепёлкин вздрогнул. Голова его закружилась и, как-то сладко заныло под ложечкой.

  - Ты, как хочешь, - сказал он Фролу, - а я пошёл сдаваться. Когда мне ещё дадут звание полковника? Да в нашей солнечной системе нам в жизнь его не получить.

  - Оно-то, конечно, так, - кисло улыбнулся Фрол. - Но, ведь, с другой стороны это чистейшей воды предательство.

  - А разве не предательство по отношению к нам, бросить нас, безоружных против целой армии чудовищ? - аргументировал своё пока что гипотетическое дезертирство Перепёлкин.

  - Наверное, ты прав, - после некоторого раздумья заметил Фрол. - Да погоди ты! - отмахнулся он от, начавшего было снова говорить, альверянина.

  А потом, подняв руки, первым направился в сторону обступивших их с севера полукольцом танков.

  Перепёлкин поплёлся следом. По дороге он размышлял о том, что, если то, что говорят об альверянах, хотя бы на четверть правда, участи их в дальнейшем не позавидуешь.

  

  Их бросили в тесный и сырой каземат. По ржавым, плесневелым стенам ползали сотни и тысячи, выращенных в специальных лабораториях для таких, как Фрол с Перепёлкиным, узников весьма и весьма крупных микробов. Некоторые размером в ладонь, особо докучали землянам, пытаясь их заразить немыслимыми болезнями и эпидемиями, переносчиками которых, собственно, все микробы и являются.

  - Жаль, что мы не прихватили с собой пачечку нашего сладенького динамита, - сказал Фрол, брезгливо разглядывая особо крупного микроба даже без микроскопа, изготовившегося для решительного броска. Когда микроб всё же прыгнул, Фрол успел увернуться и после того, как увесистое, жирное тельце сочно шмякнулось о стенку, Фрол, снял с ноги армейский ботинок и прихлопнул эту мерзость одним размашистым, но выверенным движением. - Нет, так дальше продолжаться не может, - сказал он, отступая в дальний угол от наседающих хозяев камеры. - Альверянские микробы на вид вкусны и питательны, но у нас даже нет спичек, чтобы приготовить их, как следует.

  Перепёлкин, снял с головы надтреснутую армейскую каску и тоже принялся крушить мерзких существ. Отчаянное сражение, перемежавшееся резкими и отчаянными возгласами с обеих сторон, продолжалось до тех пор, пока дверь не отворилась и кто-то не произнёс скрипучим старческим голосом:

  - Ну, вот. Теперь вы и созрели голубчики для дальнейших процедур.

  На пороге тесной и вонючей камеры стоял согбенный, тщедушный старец с тяжёлой связкой ключей в подагрической руке. Старец пронзительно взглянул на Перепёлкина, от чего у того душа ушла в пятки, а в голове помутилось. Особенно после того, как Перепёлкин увидел, что за поясом старика торчит острый, как бритва, нож, похожий на ятаган.

  - Кто это? - спросил Перепёлкин товарища.

  - А хрен его знает. Но что-то мне этот тип не нравится, - проворчал Фрол, разглядывая эмблему на рукаве визитёра: "семь черепов" - традиционную эмблему альверянской армии.

  И Фрол молча отступил в самый темный и дальний угол камеры.

  Покашливая, старичок вышел на середину помещения и принялся бесцеремонно разглядывать заключённых. При этом он чуть ли не с любовью поглаживал рукоятку своего "ножичка". Но, лишь только старцу надоело подобное занятие, он вытащил ятаган из-за пояса и направился к землянам. Остро отточенная сталь тускло отблёскивала в сумраке каземата.

  Перепёлкин выглянул в узкое, перекрытое стальными прутьями решётки окно и увидел, стоящих в охране вокруг тюрьмы, альверянских бронескоков.

  - Сдаётся мне, что-то нехорошее задумал этот мерзавец, - сказал Акакий Фролу. - У тебя там не осталось случайно пары таблеток?

  И Акакий выудил на свет божий из кармана одну печенину, которая Фролу при сложившемся положении дел показалась божественной, огромной и желанной печенинищей! - Вот, - сказал Акакий, - стырил, признаюсь честно, когда мы танк подрывали. Про запас.

  - То-то я ещё подумал, отчего взрыв был не на полную мощность! - в запоздалом прозрении воскликнул Фрол.

  - Ничего себе не на полную. Весь танк разворотило.

  - А так бы от танка ничего не осталось, - резонно заметил Фрол и протянул руку. - Давай печенье, - сказал он. - Двух таблеток нет, но одна в кармане завалялась. Больше этому шибздику и не надо, - он оглядел по хозяйски комплекцию подступающего к ним старичка, помахивающего острой штуковиной. Быстро сунув печенину под кран, чтобы размякла, Фрол воткнул в неё таблетку, словно детонатор во взрывчатку, и бросил самодельное устройство в маньяка. - Ложись! - прокричал он Акакию и сам бросился на пол, затыкая пальцами уши.

  Перепёлкин увидел, как ловко брошенная Фролом граната преодолела расстояние, отделяющее их от старика, и, описав в воздухе дугу, шлёпнулась прямо на лезвие ятагана. Взрыв, прозвучавший вслед за этим, не был очень уж сильным, но его хватило для того, чтобы словно бритвой, срезать клинок у самой рукоятки.

  Острая, сверкающая полоса стали, звеня, отлетела в сторону и упала на каменные плиты пола, а старик остался стоять посреди камеры, оглушённый и полуослепший, сжимая в онемевших пальцах бесполезную рукоять.

  Фрол шагнул вперёд и подхватил связку ключей с пола, что старик обронил.

  - Линяем, - просипел он Акакию.

  Перепёлкин хихикнул.

  - Куда? Гляди, нас охраняет целая танковая бригада. Для этих их бронескоков, - кивнул он на окно, - у нас взрывчатки больше нет.

  И тут оба услышали громкий дружный крик.

  - Урррааааа! - кричали где-то поблизости.

  И Перепёлкин, снова выглянув наружу, увидел бегущих в штыковой атаке однополчан. - Наши, - сообщил он Фролу. - Теперь покромсают эти бронескоки, как четверговую газету.

  - Не обольщайся, - хмыкнул Фрол. - Лазерные штыки хорошее дело, но без поддержки бронепрыгов пехоте не выстоять.

  Тем временем Акакий хорошо видел через окошко каземата, как первый подбежавший к бронескокам гелиосец чиркнул по стальной куриной лапе размером с телеграфный столб лазеро-штыком и перерезал её пополам. Бронескок качнулся, накренился и стал падать. С громким лязгом он рухнул на брусчатку улицы, а солдат побежал дальше. Другие гвардейцы тоже поравнялись с бронескоками, их штыки замелькали, входя в сверхпрочную сталь, как горячий нож в масло, и враг, не в силах противостоять дерзости и отваге нападавших, принялся отступать.

  

  

  - Семёныч, - сказал Середе Кондратий, лишь только они избавились от погони и ушли на достаточное расстояние, чтобы её больше не опасаться. - А, что это Березина не видно? Он, что на голову больной? Там же этих ... ну, этих...их... как их... врагов навалом?

  - Так он нас остался прикрывать, Кондраша, - вздохнул Середа. - Чтобы мы с тобой, паря, наши с тобой заслуженные награды получили за удачно проведенную операцию.

  Кондратий почесал затылок.

  - Так его там сомнут в момент, Семёныч! Их же тьма невиданная!

  Середа закинул руки за голову, удобно устроясь в противоперегрузочном кресле.

  - Такова наша работа, парень. И ты это не забывай. Иногда приходится жертвовать собой во имя своих или чужих товарищей.

  - Ни фига себе, Семёныч! - Оторопел Кондратий. - Да на хрен нам эти награды, если наш генерал погибает! Мы чё, чумные с тобой, Семёныч?! А ну разворачивай свою коломбину и рвём прямо к Березину. Он там уже запарился, небось.

  - Вот и я думаю, Кондраша, не пора ли нарушить некоторые приказы, отданные скоропалительно и поспешно начальством, - сказал майор и положил руку на штурвал.- Поворачивай, дружище, - кивнул он "Скользкому". - Ты слышал, что сказал Кондратий.

  - Да не глухой я, - проревело в динамиках. - Я и сам уже думал чёй-то вы боевого командира в беде бросаете ради каких-то побрякушек на грудь.

  И разведчики почувствовали - корабль ложился в крен.

  

  

  Лишь только "Грозовая Туча" оторвалась от земли, Танька, Загибин и полковник Коляня ни, с того ни с сего, увидели в линзах иллюминаторов огромный сиреневый шар, висящий в усыпанной звёздами пустоте.

  - Драгомея, - представил планету Коляня. - Прошу любить и жаловать.

  - Что, уже? - удивилась Танька. - Очень уж быстро.

  - Чудеса науки, - прокомментировал полковник и покосился на Загибина.

  Но Загибин даже не смотрел на Попова, сосредоточив всё внимание на сиреневой планете. - Одевайся, - приказал Таньке Коляня.

  - Так я вроде одета, - похабно улыбнулась Танька.

  - Примерь это, - полковник распахнул створки, вделанного в стену, шкафа и Безбашенная увидела висящие там рыцарские латы. - Ну, может быть, и не совсем рыцарские, а больше напоминающие современный, космический бронекостюм, но, тем не менее, очень уж похоже всё это было на те средневековые доспехи, что Танька как-то видела в музее на экскурсии, когда ещё училась в третьем классе общеобразовательной средней школы. - Твой размер. Успели сделать, пока мы ехали на ракетодром. - Некоторое время Танька разглядывала бронелаты, потом подошла и положила на них руку. Металл был тёплым на ощупь. - Бронепластик. Выдерживает прямое попадание снаряда из гранатомёта.

  - Не хило, - оценила Танька и принялась напяливать броню. - Что я должна делать? В нём. - Поинтересовалась девушка, лишь только дело было сделано и она предстала пред ясны очи Загибина и Попова в новом одеянии.

  - Твоя миссия - водрузить земной флаг на здании драгомейского правительства. - Коляня потёр руки. - Не скрою задание трудное и опасное, но и - почётное. Выполнишь, войдёшь в земную историю.

  - Только и всего? - подбоченилась Танька и броня чуть слышно скрежетнула на ней. - Давайте флаг. Я пошла. Укажите только точный адрес.

  - Погоди, Таня, мы ещё не сели, - урезонил девушку Попов.

  И, набрав координаты необходимой географической точки на компьютере, он нажал на "Enter". Телепортационная сила тут же бросила корабль вперёд и вниз.

  И Танька, как стояла подбоченясь, так и оказалась на Драгомее. Вместе с кораблём, конечно, а так же - Загибиным и Поповым.

  - Вот так номер, - выглянула она в иллюминатор.

  - Видишь вон тот комплекс зданий? - указал Коляня на кучу-малу ультрасовременных построек. - На самом высоком нужно водрузить эту штуку. Плёвое дело, если бы комплекс зданий не охранялся. Но, к сожалению, он охраняется. Поэтому мы на "Туче" завяжем бой, а ты - действуй. Будем прикрывать с воздуха. Всё понятно?

  - Да, вроде бы, - смыкнула плечами Танька и доспехи слабо громыхнули. - Давайте тряпку.

  - Не тряпку, во-первых, Таня, а флаг, - многозначительно поднял палец Попов. - Запомнила? Флаг! - и он вручил Таньке какую-то трубу. - Тут в футляре всё необходимое. Телескопический флагшток и, собственно, само Знамя. - Попов перекрестил борчиху. - Дорожи им, Танюша! Потеряешь, без обеда оставим.

  - Только не это, командир, - взмолилась Танька. - Я всё сделаю, как надо!

  И, громыхнув дверным засовом, Безбашенная исчезла.

  А Попов ещё раз перекрестил девушку. Но теперь уже - вслед.

  

  

  

   56.

  

  

  Когда Кондратий с Середой вернулись к Драгомее, генерала Березина они на драгомейской орбите не обнаружили. Не было на орбите и вражеской эскадры.

  - Сбили на фиг, Семёныч! - сказал Кондратий, подразумевая, конечно, под сбитым, Березина.

  - Что-то я сомневаюсь в этом, Кондраша, - покачал головой Середа. - Не из того теста лепятся земные генералы, чтобы их можно было вот так просто, как клопов, уничтожить, Кондратий.

  - Так это ж не просто, Семёныч. Тут их видимо-невидимо было.

  - И всё ж, Кондратий, не верю я в такие сказки, будто Березина можно сбить за те полчаса, пока мы отсутствовали. Не реально это.

  - Ну, не верите, так не верьте, - надулся Кондратий. - Как говорится, баба с возу - кобыле легче.

  

  

  "Летучка" Риф скользила улицей Хамрамона и вскоре пирегойка заметила знакомую лачугу, где провела детство. Но останавливаться там не стала. Всё равно ведь в том крысятнике никто теперь не жил. Названная мать Рифмы, отныне бросившая пить и принявшаяся изучать науки, которыми очень заинтересовалась, обреталась теперь при дворце, получив титул графини, орден материнского мужества, крест Четырёх Звёзд за спасение жизни особы принадлежащей Королевской семье и - пожизненную пенсию в размере достаточном, чтобы о деньгах больше не думать.

  Риф направляла "летучку" в ту сторону, где, как она помнила ещё по прежней жизни, дислоцировались военные части фомальдегаусцев. Добираться до тех мест ещё было не менее четырёх километров. Потому принцесса увеличила скорость и бросила взгляд на небольшие клетки стоящие за её спиной.

  Ддзеги, словно почувствовали чешуйчатников, своих извечных врагов. Цветистые, яркие гребни на их спинах уже стояли торчком. Оба фыркали и скребли коготками по полу клеток, так им не терпелось ринуться в бой.

  Перед самым концом 111-й улицы, упёршейся в каменный забор воинской части, Риф свернула в узкий переулок, внимательно вглядываясь вперёд - не видно ли солдатских патрулей, встреча с которыми была бы крайне нежелательной для неё в данные минуты.

  В глубине души Риф уже праздновала победу над фомальдегаусцами, когда услышала за своей спиной двойное чавканье и, оглянувшись, не обнаружила ддзеги. Клетки покоились на месте. А вот биоторпед не было. Вместо них на полу клеток и по прутьям их стекала однородная розоватая кашица, исходящая паром. Таким образом, усилиями снайпера бесценный груз был уничтожен и отныне жизнь самой принцессы подвергалась смертельной опасности.

  " Блин! - подумала Риф. - С таким трудом доставила торпеды, а у самой цели враг прокинул меня!"

  Было от чего приуныть. Но унывать было некогда. Положив "летучку" в крен, принцесса ушла от третьей пули, предназначавшейся ей, и резко взмыла вверх, перелетая через четырёхэтажное здание и укрываясь за ним от снайпера.

  Четвёртый запоздалый выстрел лишь выбил штукатурку из стены. Но Риф была вне пределов досягаемости стрелка.

  Оказавшись за домом, Риф сбросила ногой, теперь пустые, клетки с платформы и, сбавив скорость, стала раздумывать над тем, что ей делать на враждебной планете без торпед. Ведь только с помощью ддзеги и можно победить чешуйчатников.

  Ясное дело, за ней теперь начнут охотиться. Но в её летучке не было кислорода, чтобы убраться поскорее с планеты. Баллоны пусты и заправить их негде. Разве только "одолжив" компрессор у чешуйчатников. "И зачем только я оставила звездолёт? - подумала Рифма с запоздалым сожалением. - Сейчас бы он очень и очень пригодился".

  Запутывая следы, она кружила по улицам, в то же время прекрасно понимая, слишком долго она не сможет за нос водить врага. В скором времени её обнаружат, возьмут в клещи и тогда не спасёт принцессу Пирегойи уже ничто.

  Внезапно, она увидела фомальдегауские склады. Приземистые, длинные сооружения... Они тянулись в сторону множества рядов колючей проволоки, опоясывающих по периметру воинскую часть. Надеясь чем-нибудь разжиться на складах, пирегойка направила "летучку" к этим баракам, высматривая в то же время возможную охрану.

  Скорее всего, стрелок, уничтоживший ддзеги, ещё не успел сообщить о вторжении на планету диверсанта, поэтому часовые не очень то усиленно охраняли вверенное им хозяйство. Во всяком случае, те из них, которых вскоре обнаружила пирегойка, сидели перед экраном стереовизора и наблюдали за трансляцией какой-то спортивной борьбы.

  Риф тихонько проскользнула мимо и никто не заметил её. Она сразу же направила аппарат межу складских помещений и вскоре заметила распахнутые ворота в одном таком. Риф влетела прямо в ворота и обнаружила, что огромное пространство склада заставлено всевозможными ящиками разной величины и конфигурации. Рифма сразу догадалась, что это было оружие фомальдегаусцев. Ящики были тщательно рассортированы и составлены в пирамиды. Между таких пирамид и заскользила принцесса.

  Она сразу решила, что спасти её на планете может только одно: ручной аннигилятор, которые, как она знала, были на вооружении фомальдегауской армии.

  Двое чешуйчатников выскочили внезапно. Они управляли чем-то похожим на бесколёсые самокаты, а к рулям этих транспортных средств были прикреплены плазмомёты. Третий чешуйник выбежал наперерез. У третьего, в отличие от первых двух, не было никакого транспорта, но зато оружие его было посерьёзнее. В руках фомальдегаусец сжимал, ни много, ни мало, средней мощности противопехотный дезинтегратор, который так же с успехом можно было применять и против тяжёлых танков.

  Фомальдегаусец с дезинтегратором нажал на спуск, наведя оружие на пирегойскую принцессу, и большая груда ящиков, находящаяся справа от неё, тут же превратилась в тончайшую пыль. Риф попробовала уйти за вторую кучу ящиков, но там её уже поджидали те двое на самокатах.

  Риф взмыла под потолок и тут часть крыши над ней превратилась в ничто, образовав прямо над головой пирегойки большую почти правильной формы округлую дыру размером со шкаф.

  Те фомальдегаусцы, что были с плазмомётами, почему-то не торопились стрелять. А тому, что держал в руках дезинтегратор, требовалась перезарядка, так как фомальдегауские дезинтеграторы имели всего лишь по два заряда.

  Теперь Риф поняла, почему не стреляют самокатчики. Они боялись зацепить какую-то из охраняемых ими пирамид с оружием и патронами. Ведь, дезинтеграторщик, стреляя наобум, ничем не рисковал. Его оружие мгновенно распыляло любое вещество в атомы, и даже порох не являлся тому исключением. Весь этот порох и все другие взрывчатые вещества под воздействием излучений мощного оружия превращались в атомарную труху, минуя стадию молекулярного взрыва-распада. В то время, как плазма - весьма и весьма горячая субстанция, способная в считанные мгновения воспламенить любой тротиловый заряд.

  Таким образом, пока дезинтеграторщик выбрасывал огромные, размером с бутылку гильзы из патронника своего оружия, самокатщики погнались за Риф, не предпринимая, впрочем, никаких попыток выстрелить в девушку. Тем временем на глаза Риф пока попадались лишь ящики со снарядами для бортовых пушек фомальдегауских истребителей КИ-10, да плазмомёты, которые она тоже не могла применить без риска быть взорванной и самой вместе со складом.

  Рифма мчалась по длиннющему складу, пока не увидела то, что ей могло помочь. Она свободно читала на фомальдегауском и не только на нём. Каждый обитатель фэтского мира владел, как минимум, тремя языками. Принцесса знала все языки и наречия фэтской системы. У неё была хорошая память и пирегойка в сжатые сроки обучалась чему угодно, если в этом возникала необходимость. Вот и сейчас, заметив на крышке ящика причудливую иероглифы, она без труда прочла их и теперь знала, что в ящике находится.

  Один из самокатчиков пошёл наперерез, разгадав замысел девушки, но она была уже у ящика. Соскочив с "летучки" Риф откинула крышку и фомальдегауский пулестрел оказался в её руках.

  Того самокатчика, что мчался наперерез и слишком поздно заметил угрожающую опасность, она сшибла с катушек первым же выстрелом. Второй успел укрыться за ящиками. Но в следующее мгновение ящик, из которого Риф только что извлекла оружие, с неприятным, пронзительным звоном превратился в пылевое облако.

  Закашлявшись от едкой пыли, Риф отшатнулась в сторону и направила оружие на дезинтеграторщика. Но тот успел скрыться за колонной, подпирающей свод здания, и пули, высекая щепки, впились в дерево.

  Оглушительно завыла сирена. Уцелевший, самокатщик успел добраться до рубильника.

  Отныне за жизнь пирегойки её друзья не дали бы и ломаного гроша.

  Второй выстрел дезинтеграторщика уничтожил часть колонны рядом с Риф и крыша, больше ничем не поддерживаемая в этом месте, грузно просела, громко потрескивая.

  Представив себе суетящегося сейчас с перезарядкой фомальдегаусца, Риф побежала в его сторону, на ходу передёргивая затвор винтовки.

  

  

  - Ну, что, Семёныч? Садимся? - предложил Кондратий.

  - Погоди, парень, - взмахнул рукой майор. - Если генерал уже придрагомеился, а он это сделал точно, то там нам, Кондраша делать нечего. Тем более, что в сводках "Скользкого" недвусмысленно говорится: на Драгомею высадились на двух эсминцах подразделения Звёздной Гвардии. А это не хрен собачий, Кондраша. Десант есть десант. Я думаю гораздо необходимее наша помощь Рифме. Отчаянной девчонке, пирегойской принцессе, помчавшейся в одиночку на милитаризованный до крайности Фомальдегаус.

  - Так с ней две биоторпеды, Семёныч! Эти штуки за несколько суток способны перемолоть не одну армию.

  - Теоретически, Кондраша. Только теоретически. А на практике всё гораздо сложнее. На практике, Кондраша, и на биоторпеды можно найти управу. Что, если их уничтожили до того, как ддзеги принялись за дело?

  Кондратий задумался.

  - В принципе, Семёныч, такое возможно, - сказал он. - И тогда пирегойке кранты, командир. Её сомнут ...

  - Знаю, как четверговую газету. Наконец-то, хоть что-то ты начинаешь понимать, Кондраша. Летим на Фомальдегаус и никаких возражений!

  - Никаких, Семёныч! Мы должны выручить принцессу так же, как она спасла тебя, Семёныч и тем самым ты спас меня, дёрнув эту вредоносную паскуду за хвост.

  - Один за всех и все за одного, - нажал на кнопку запуска двигателей Середа. - А ты меня знаешь, Кондратий.

  - И ты меня, Семёныч. Мы ж давно знакомы. Иль забыл?

  

  

  Березин на своей потрёпаной в передряге с КИ-10 "Грозовой Туче" шлёпнулся на Драгомею. Он едва не отбил себе копчик. Но, тем не менее, и копчик и он остались целы. Березину ещё повезло, что он придрагомеился в стороне от главного сражения земных космогвардейцев с тройным конклавом альверян-драгомейцев-чешуйчатников. К тому времени линия фронта, проходящая между враждующими сторонами, напоминала сильно изломанную кривую и, в общем-то, фэтовцы теснили землян, поэтому прибытие генерала оказалось как нельзя кстати. Оно вдохнуло в землян веру в победу и подвигло их на очередное, уже неведомо какое по счёту за сегодняшний день, контрнаступление.

  В воздух взвилась зелёная ракета и мужественный механический голос проревел над полем:

  - Земляне! Вперёд! Не посрамим матушку Землю и гелиосскую систему!

  - И тут же окрест разнеслось дружное "Уррраааа!", а в воздух на шарах, заправленных гелием, взметнулись земные флаги и союзники чешуйчатников принялись эти шары поджигать один за другим вместе с их флагами из скорострельных зенитных установок.

  Березин, как сладкую музыку, слушал хорошо отработанное, слаженное "ура", а потом, развернув пушки в сторону неприятеля, взял в руки микрофон.

  - Солдаты! Гвардейцы! Уважаемые земляне! Милостивые судари! Земля, гелиосский мир в опасности. Не дадим же подлому супостату захватить нашу вотчину! Бей захватчиков, круши их направо и налево, едрит твою налево.

  И он дёрнул за спусковой рычаг, открывая одновременно рот, чтобы не разорвало барабанные перепонки.

  

  Безбашенная гелиоска упорно пробивалась к вражеской цитадели. Она шла в полный рост, никому не кланяясь и ни перед кем не унижаясь и потому пули беспрестанно щёлкали по её латах, не причиняя ей самой в то же время никакого ощутимого дискомфорта.

  Тех отдельных вражьих воинов, что бросались ей наперерез в штыковом исступлении, она срезала с ног одним ударом, закованного в броню кулака. Главной для Таньки являлась задача не потерять знамя. Поэтому она крепко держала футляр в одной руке, расправляясь с врагом в то же время другой. Бронетранспортёр, выскочивший было наперерез, она просто перевернула набок своей ручищей. А потом и стукнула кулачищем по броне, в результате чего все находящиеся в бронетранспортёре получили разной степени контузии.

  По рядам врага медленно поползла паника. И альверяне первыми запросили командование земной армии отказаться от применения Безбашенной в боях, вплоть до завершения войны. Взамен альверяне предлагали сверхсекретные технологии по превращению, так называемого, чёрного золота - угля в белое золото - ценную пушнину северных регионов планеты. Однако среди землян, хе-хе, не нашлось ни кого, кто купился бы на такую, ничего не стоящую, дешёвку.

  - Танька - наш знаменосец, - ответили земляне с достоинством, посчитав тему переговоров исчерпанной.

  А Танька тем временем, чуть ли не сыпля матами, продолжала крушить вражеские позиции на пути к заветной цели. И по дороге перевернув ещё парочку самоходных артиллерийских установок, она вошла в святая святых демонической в земном понимании фомальдегауской армии.

  Выудив из футляра флаг, она принялась разматывать полотнище.

  

  

  

   57.

  

  

  В драгомейском же каземате Фрол подобрал с пола ключи и направился к выходу.

  - Ты, как хочешь, а мне здесь надоело, - сказал он Перепёлкину.

  Акакий вздрогнул, испугавшись не на жизнь, а на смерть, что останется один и устремился вслед за товарищем.

  Вскоре они вышли из стен узилища и направились в сторону рвущейся в небе шрапнели. Рядом шла битва между бронескоками фомальдегаусцев и бронепрыгами землян. Пулемёты корёжили и рвали металл на части, сверхпрочные пилы визжали, вгрызаясь в обычно неподатливую броню. Лазеры заставляли пузыриться и лопаться металл.

  Один из бронескоков подпиленный бронепрыгом едва не рухнул на друзей, но те вовремя заметили угрожающую опасность и отбежали в сторону. Из бронескока выбрался чешуйчатник и задал стрекача.

  - Враг посрамлён и бежит, - прокомментировал Фрол.

  Но тут же он позабыл о своих словах, когда на них попёрла одна из вражеских машин. Юркнув назад в неприступные, с толстенными бетонными стенами, коридоры каземата, беглецы затаились там, пережидая опасность. Через дверной проём они видели стальную лапищу, топчущегося в нетерпении у входа и стерегущего их двуногого, прямоходящего танка, но вскоре на танк налетели два бронепрыга и разнесли его в куски.

  Друзья мысленно поблагодарили господа бога и свои танковые подразделения за оказанную вовремя услугу и бросились через поле в сторону, запримеченной ранее "Грозовой Тучи", рядом с которой опознали Березина, известного им по фотографиям висевшим до того в их армейской казарме.

  - Товарищ генерал! Товарищ генерал! - наперебой кричали они. - Позвольте доложить!

  - Докладывайте, - приказал Березин, лишь только гвардейцы приблизились. - Что случилось?

  - Рядовой Аникеев для получения дальнейших распоряжений прибыл!..

  - Рядовой Перепёлкин прибыл!

  Доложились они.

  - Просите, герои, всё, что вашей душе пожелается, - душевно приказал генерал. - Я ведь видел, как геройски вы бежали из плена.

  - Дозвольте пострелять из пушек "Грозовой Тучи"!..- предложил Акакий.

  - Да! - попросил Фрол. - А то мы ещё никогда не стреляли по живому врагу. Только по мишеням.

  - Дозволяю! - разрешил генерал и друзья бросились в башню корабля.

  Вскоре они уже густо поливали поле боя отборными фугасами и врагу сделалось плохо.

  - Кучнее! - наставлял генерал. - Бей по дотам! Они главная опасность для наступающей пехоты. Круши их не жалеючи, робята! Нам отступать некудыть, позади Земля!

  

  

  Оставим пока Березина и перенесёмся к пирегойской принцессе. В то время, как наши отважные герои, во всяком случае - многие из них, сражались с беспощадным и вероломным врагом, принцесса тоже не теряла времени даром, дублируя их, та сказать, действия и поступки, всех этих отважных героев и во всем неосознанно подражала им в помещении фомальдегауского склада, битком набитого фомальдегаусцами.

  Дезинтеграторщик не успел перезарядить оружие, как воронёный ствол девятимиллиметрового пулестрела прижался к его виску, вдавливая редкие рыбьи чешуйки в жирное тело. Рифма не выстрелила бы, если б фомальдегаусец оказался чуть-чуть покладистее. Но он попытался выбить из её рук оружие и за это поплатился жизнью. Принцесса тут же подобрала вывалившееся из чешуйчатых лап орудие и направила его в сторону сбегающихся товарищей, только что приконченного ею, охранника и те замерли на месте, заворожённо глядя на дульный срез, поверх которого смотрел на них прищуренный глаз пирегойки. Тягаться с такой мощной штуковиной, как пехотный дезинтегратор, никто из этих парней не хотел.

  - Бросьте оружие и мы мирно разойдёмся! - выдвинула ультиматум принцесса.

  И все было уже начали складывать оружие на пол, как вдруг один из этих поганцев, молоденький, да зоркий углядел-таки, что противопехотник Риф полностью разряжен и тут же громогласно возвестил об этом остальных.

  - Она не успела зарядить противопехотник! - заорал он, как резаный и вскинул повыше плазмомёт, целя из него в Риф.

  Так как Риф ещё не рассталась с пулестрелом и держала его в другой руке, она легко справилась с задачей по ликвидации остроглазого шустряка. Тот, даже не вякнув, свалился на пол, как мешок с картошкой, лишь только она нажала на спуск.

  Отшвырнув в сторону безполезную махину, она принялась поливать свинцовыми пулями подбирающихся чешуйчатников. В то же время пули последних засвистели вокруг девушки. Один из сгустков плазмы чуть не размазал её по воздуху. И, наверное, Риф пришлось бы туго, если бы в дело не вмешались какие-то третьи силы.

  В какой-то момент воздух в помещении склада расчертился прямыми линиями излучений пирегойских лучемётов и в воздухе ощутимо запахло озоном. В дальнем конце склада пирегойка увидела сопланетников. Они шли неторопливо в её сторону и отсекали от принцессы не в меру расходившихся фомальдегаусцев.

  - Нас послал Гарди, - сказал один, едва приблизился к Риф.

  - Ддзеги погибли, - сказала Риф. - Снайпер чешуйников уничтожил всех.

  - Плохо дело, - нахмурился Рад, так звали пирегойца.

  - Что с экспериментом по сворачиванию пространства, - поинтересовалась Риф, не забывая отстреливаться от наседающих фомальдегаусцев.

  Рад сделал парочку выстрелов и сменил обойму. После этого лучемёт снова задёргался в его руках, исторгая из себя широкие голубоватые лучи.

  - Мы уже свёрнуты, - сообщил он будничным тоном. - Вся вселенная теперь плоский лист, свёрнутый рулон, на поверхности которого множество звёзд.

  - Но я не ощущаю ничего! - удивилась Риф.

  - Не удивительно, - ухмыльнулся Рад. - Никто ничего не ощущает. Я тоже. Но ещё немного и мы с нашей галактикой превратимся в точку. И тогда вообще всем чувствованиям придёт конец.

  - Глупо как-то всё вышло, - вздохнула принцесса.

  - Мир полон глупости, Ваше Высочество, - ухмыльнулся Рад. - Но это не значит, что мы не должны с ней бороться.

  - Вы хотите сказать...

  - Да, уже создана установка, противодействующая свёртыванию. И она включена. Иначе мы бы уже умерли.

  - Рада слышать. То есть, рада слышать, что в мире есть не только глупости, но и умности.

  - А я рад, что Вы рады, - сказал Рад и оглушил рукояткой лучемёта неосторожно к ним прокравшегося чешуйчатника.

  Двое других пирегойцев защищали принцессу со спины. Лучемёты дёргались и подвывали в их руках, когда они пытались сдерживать всю ту ораву, что наседала на гуманоидов.

  Риф склонила голову к Раду и сказала ему в самое ухо, стараясь перекричать весь тот невыносимый бедлам, что состоял из воя лучемётов и стрекотания фомальдегауских пулестрелов, перемежаемых глухими хлопками-всхлипами плазмомётов:

  - Зачем вы вмешиваетесь? Я же говорила, месть - моё личное дело!

  Рад улыбнулся.

  - Совет Двадцати решил уничтожить рабство в Системе. Его Величество Король Пирегойи, как известно, входит в Великую Двадцатку и к его мнению прислушались на одном из последних заседаний.

  - Однако, любит папашка свою дочурку, - буркнула себе под нос Риф.

  Но самым удивительным явилось то, что каким-то непостижимым образом Рад услышал последнее изречение принцессы.

  - Не без того, - так же тихо сказал он, но принцесса не услышала слов командира пирегойского королевского спецназа, в отличие от него самого.

  

  

  "Скользкий" сел неподалёку от города, где сейчас шла ожесточённая перестрелка между пирегойцами и чешуйчатниками. Середа с Кондратием ещё не знали, что целые полки и дивизии пирегойской армии опускались в данное время на планету, чтобы нанести мощный удар по фомальдегауской армии. Вековое противостояние монархической Пирегойи и откровенно фашиствующего Фомальдегауса просто обязано было завершиться по настоянию и поддержке Двадцатки не в пользу Фомальдегауса. Но никто не ожидал, что сломить сопротивление тотально военизированной фомальдегауской хунты будет легко. У чешуйчатников хватало вооружения и боевого опыта, чтобы смять без проблем первые наступающие отряды пирегойцев.

  Поэтому в помощь антифомальдегауской операции были приданы силы ещё трёх планет Системы, но они ещё только готовили армии к предстоящей переброске на зарвавшуюся планету.

  Вот потому помощь, которую собрались оказать пирегойцам земляне со своим "Скользким" была, как нельзя кстати.

  - В городе сажать космические корабли строго возбраняется, Кондраша, - наставлял молодого партнёра майор. - Поэтому мы с тобой проберёмся в цитадель врага пешедралом при лёгком вооружении. А там видно будет. Одно скажу, надеяться придётся нам отныне не на наш дезинтегратор, а лишь на силу и мощь своего мозга, которого у нас с тобой, Кондраша, аж целых два.

  - Кого, Семёныч, два? Выражайся поточнее.

  - Мозгов у нас два, Кондраша, вот чего два, понял?

  - А, где ж второй, Семёныч? Что-то я не вижу.

  - А второй у тебя, Кондратий. Ты, что не знал?

  - А у тебя нет, что ли? Этого... как его...

  - Вот вместе с моим и есть два.

  - А с моим - три тогда получается. Два с твоим, плюс ещё мой...

  - С твоим, Кондраша - один, - рассердился разведчик. - Мой мозг плюс твой, так сказать, мозг - получается один. Это тот самый редкий случай, когда один плюс один равняется одному.

  - А обычно как бывает, Семёныч, если к одному прибавить один?

  - Обычно, Кондраша, в таком случае бывает два. Но бывают исключения, вроде нашего. Но тебе этого не понять. Слишком ты молодой ещё разведчик, паря, для такого понимания.

  - Но я же ещё постарею, Семёныч?

  - Постареешь, Кондратий, и не только. Но ещё и поумнеешь, даст бог. В твои годы я тоже был лопушком и не понимал элементарных вещей. Например, теории относительности Энштейна или чем отличается канализация от телепортации.

  - И чем же, Семёныч?

  - Канализация это способ переброски отходов жизнедеятельности человека. А телепортация - способ переброски производителя этих отходов.

  - Загадочно, Семёныч. Слишком загадочная и расплывчатая формулировка. Как будто и не вы её придумали. У вас, товарищ майор, обычно всё чётко и ясно получается, когда вы говорите. А тут такого нагородили.

  - Так я, может быть, волнуюсь, Кондратий. Оттого и не в достаточно точной степени формулирую свою мысль. Но даст бог, всё образуется и я как в прежние времена, чётко и по военному изложу всю философию Конфуция в двух фразах. Ты же меня знаешь, паря.

  - Знаю, Семёныч. Мы же с тобой познакомились на Фомальдегаусе. Ты ещё тогда чешуйчатником был. Вспомнил?..

  Так незаметно за разговором они дошли до окраины города и оказались неподалёку от военных складов, когда Кондратий заметил псевдопода.

  - Гляди, Семёныч, чешуйчатник, - сказал он.

  Середа взглянул в указанную Кондратием сторону.

  - Это не чешуйчатник, Кондратий. Это псевдопод.

  И, подойдя к существу, майор крепко ухватил существо за ворот, встряхнул хорошенько и вывернул тем самым его наизнанку.

  С неприятным, каким-то утробным хлюпаньем существо из чешуйчатника превратилось в фарагоссца. Оно захлопало веками, словно перемазанными синей краской, и промычало что-то типа "мерси".

  - Я тебе дам "мерси-колбаси", - передразнил Середа. - А ну скажи Кондратию, кто ты такой!

  - Псевдопод,- созналось существо.

  

  

  

   58.

  

  

  Середа тряхнул фурию ещё раз и та обернулась пирегойцем.

  - Что ты можешь?

  - Превращаться.

  - Во что?

  - Во что угодно, лишь бы выжить.

  - То-то же, - отпустил удовлетворённо мимикродонта майор и тот сразу превратился в огромный светло коричневый цветок. Середа погрозил пальцем. - Не вздумай слинять от нас! Я тебя теперь и под землёй разыщу. Ты нам нужен для одного дела.

  - Вот блин горелый! - воскликнуло существо, вновь превращаясь в синего, как знамя Ханаона, фарагосца. - Вот блин-блинище! Годами никому не нужен, а тут вдруг всем понадобился.

  - Кому ещё? - недобро сощурился Середа и псевдопод-на-этот-раз-фарагосец сник.

  - Этим... Чешуйчатникам. Кому же ещё.

  - Чего они хотят от тебя?

  - Они хотели, чтобы я, притворившись чешуйчатником, задержал тех, кто прибудет на Фомальдегаус для того, чтобы повоевать с хунтой.

  - А, что такие есть? Я спрашиваю: есть желающие?

  - Полно, - хмыкнул фарагосец-псевдопод. - Уже несколько фэтских миров объявили войну Фомальдегаусу.

  Середа удивлённо взглянул на Кондратия.

  - Слышал? - спросил он.

  - Что? - почесался Кондратий.

  - А то, - хмыкнул майор. - Теперь с фомальдегаусцами воюют не только земляне.

  - А мне что с того? - передёрнул плечами Кондратий.

  - Как что! Ты же землянин, етить твою налево! - напомнил Елизар, чем вызвал, хотя и кратковременный, зато неподдельный интерес Кондратия.

  Кондратий почесал затылок.

  - И, что будем делать, Семёныч?

  - Кое-что сделаем, Кондраша, - поднял к младшему разведчику взор, расцвеченный мыслью, майор. - Есть одна идейка и я намерен воплотить её в жизнь.

  - А как же эта наша знакомая, пирегойская баба, Семёныч? Мы что её бросим? - разгадал самым сверхъестественным образом ход мыслей командира Кондратий.

  - Ну, во-первых, не баба, Кондратий. Принцесса. Во-вторых, ей на помощь мчатся целые армии. А мы, Кондраша, лишь на несколько минуток покинем фэтские миры и перенесёмся на старенькую Землю.

  Кондратий уселся на большой камень лежавший тут же.

  - Ну, не такая она уж и старая, Семёныч, - заспорил он. - Ей всего-то - четыре миллиарда лет. По космическим меркам - младенчество, не более.

  - "Старенькую" это я так, для красного словца ввернул, - сказал Середа. - На самом деле я хотел тебе напомнить о телепортации, которая имеется в арсенале средств "Скользкого". Ты не забыл ещё о ней?

  - Об чём, об чём, а об ней не забыл, Семёныч, - улыбнулся своей неподражаемой, обезоруживающей слесарной улыбкой Кондратий. - Но теперь вспомнил, - обнадёжил он начальника и проникаясь сам в то же время оптимистическим духом.

  - Тогда вперёд! - ухватил за шиворот, сделавшего попытку улизнуть, пока земляне были заняты разговором, псевдопода.

  Вскоре разведчики шагали назад к "Скользкому". А Середа, вдобавок ко всему, тащил упирающегося мимикродонта.

  - Тебе же лучше будет, - увещевал его Середа. - Здесь тебя непременно когда-нибудь подстрелят, если не фомальдегаусцы, то кто-то другой. А вас итак осталось всего лишь несколько особей в фэтской Системе. На Земле же я отдам тебя в хорошие руки. Там ты будешь в полной безопасности и, уверен заранее, тебе там понравится.

  - Может ему подружка нужна, Семёныч? - осведомился осторожно Кондратий, не без участия поглядывая на извивающегося в руках Середы и находящегося в состоянии первобытного ужаса мимикродонта, ведь на других планетах данному псевдоподу бывать ещё не приходилось.

  - У них не бывает подружек, Кондратий. Эти твари размножаются, если они размножаются, конечно, - озабоченно произнёс Середа, - почкованием.

  - Что же, тоже не хило, - крякнул Придуркин. - надеюсь, они получают от этого удовольствие.

  - Думаю, не очень, если данный вид существ находится на грани исчезновения. Остаётся надеяться, в земных тепличных условиях сей экземпляр, - встряхнул Середа пленника, - вспомнит о своей способности к самовоспроизводству.

  - Отпустите, козлы! Что я вам сделал? Отпустите, подонки! - ныл псевдопод, но Середа не обращал внимания на вялое сопротивление жертвы.

  - А может и вправду отпустим, Семёныч? - сжалился Кондратий, глядя на несчастного мимикродонта. - Что он нам действительно сделал? Пусть живёт, как хочет.

  - Я ему жизнь хочу сохранить, Кондраша, - покачал головой, майор. - Ему и его виду. Ты, что до сих пор не понял такой мелочи?

  - Понял. Конечно, понял. Но уж больно жалко его.

  - Да он и сейчас притворяется, Кондраша! - возмутился Середа. - Нет у него никаких чувств! Все их чувства, как и они сами, ненастоящие. Они ведь, эти псевдоподы до того все поддельщики, что и рождаются кто кем. И сами не знают собственного истинного облика. Если мимикродонт надумал отпочковать от себя отпрыска, то он сделает это, находясь в любой личине. То есть, если в данном случае псевдопод пресмыкается в личине чешуйчатника, то и отпрыск его появится в личине чешуйчатника. Если отпочковывающий играет роль растения, потомок рождается растением. Теперь уже никто не узнает, как выглядел первый псевдопод в эволюции этого вида. Но это и не важно. Потому как у них нет лица и, скорее всего, в ближайшем будущем такового не предвидится.

  Вскоре Середа усаживал мимикродонта в противоперегрузочное кресло "Скользкого", пристёгивая ремнями. Но тот, почувствовав неладное, превратился в плесень, растёкшись между пальцев Середы, а потом довольно быстро расползся по стенке и части пола рубки.

  - Но-но! - погрозил ему пальцем Середа, сделав строгое лицо. - Не вздумай чего-нибудь отчебучить по дороге. Сотворишь чего, в порошок сотру и скажу, что так всё и было!

  - Семёныч, какая дорога? Ты, что, в самом деле? Это ж секундное дело, если ты телепортировать надумал.

  - Не твоего ума дело, Кондраша. Я сам знаю, что мне говорить и делать, - недовольно проворчал разведчик, вводя в адресное окошко установки нужные данные и нажимая пусковую кнопочку.

  И в тот же миг они оказались на берегу речки Петляевки, другими словами - на околице деревни Щихлебаловки-Тюрьевкрошевки.

  Середа попытался соскрести пальцем со стены хотя бы кусочек зеленовато-ядовитой на вид плесени, но ему это не удалось. Вьевшаяся намертво в стену она не поддавалось. Перепуганный насмерть мимикродонт ни в какую не желал расставаться со "Скользким".

  - Ну, что ты, дурачок, упираешься. Мы же тебя на курорт привезли. Посмотри, как здесь хорошо, - повёл рукой в сторону иллюминаторов Середа.

  - Щас растворителем обольём, - пригрозил Кондратий, которого на заводском конвейере приучили не церемониться с прогульщиками, пьяницами и разными другими лодырями.

  Услышав про растворитель, псевдопод тут же отлепился от стены и стёк на пол, сформировавшись в человекоподобное существо, как две капли воды, похожее на майора Середу.

  - Можно я таким побуду? - спросил он у землян.

  - Да уж побудь, - скрепя сердце, процедил Середа. - Только - временно, чтобы не вносить неразберихи.

  А Кондратий так даже выпучил глаза. Сразу двоих майоров с внешностью Середы он видел впервые.

  - Побудь, побудь! - вдохновлённый мыслью понаблюдать за двумя начальниками вживую, так сказать, поощрил он.

  Откуда-то появился приличный сквозняк, как от хорошего вентилятора и оглянувшись назад, оба разведчика увидели Пелагею. Стоя у входного люка, недремлющая, Селёдкозасольская помахивала над головой грабельками, с которыми и не думала расставаться за всё время отсутствия на планете Кондратия и войны его с чешуйчатниками.

  - Где моё сено? - спросила Пелагея, ни каким образом не обзывая в данную минуту разведчиков, но, тем не менее, всем своим видом показывая, что она думает об отважных парнях, не взирая на их вполне благопристойный вид и не менее корректное и лапидарное поведение.

  Весь арсенал самых нелестных эпитетов отражался в глазах кустодиевской женщины и храбрые агенты ясно читали весь его перечень в глазах Пелагеи.

  - Вот оно, - вытолкнул наружу фомальдегауского псевдопода Середа, шепнув одновременно твари, чтобы та превратилась в стог.

  Псевдопод, которому, с одной стороны терять было нечего, а с другой он ужасно боялся растворителя и других, сходных реактивов, послушно выполнил распоряжение майора. И изумлённая женщина тут же кинулась целовать ни с того, ни с сего появившийся перед ней стог.

  - Дорогое моё! - приговаривала она возбуждённо, имея в виду, конечно же, сено. - Как я соскучилась без тебя. Наконец-то мы вместе. Не расстанемся теперь никогда.

  До признания в любви к стогу со стороны Селёдкозасольской оставалось лишь полшага, когда она поимела неосторожность упомянуть всуе свою корову, которой ужас как хочется пожевать сенца в холодный и ненастный день пока грядущей зимы.

  Услышав упоминание о жвачном животном, которое не прочь закусить псевдоподом в качестве добротного, хорошо высушенного сенца, мимикродонт тут же превратился в уменьшённую копию "Скользкого", справедливо рассудив, что в его прежнем положении жвачное животное ничем не лучше, обещанного Кондратием, растворителя.

  Обнаружив, что целует металл, Кузминична заподозрила подвох и обман во всей этой истории с возвращением ей, принадлежащего ей сена и рукоятка грабель вновь легла в натруженные ладони

  - Кидаловом решили заняться, парни? - поинтересовалась Кузьминична и лицо её налилось нехорошей краской нехорошего уже самого по себе гнева.

  - Да что вы, уважаемая! - поспешил заверить фрау Середа. - Мы только демонстрируем возможности нашего подарка вам, почтенная.

  - Возможности? - переспросила Пелагея и добавила уже без всякого выражения, так, на всякий случай: - Я вам дам "возможности"! - Однако, хозяюшку сильно заинтересовал предложенный немного странноватым на её взгляд типом с внешностью майора разведки вариант возможностей. - Выкладывай, что там у тебя, - произнесла она деловито.

  - Понимаете ли, - уловил тенденцию желания обязательного всеобщего поклонения в лице этой женщины Середа. - То, что мы доставили вам - весьма редкий экземпляр существа, исторически не имеющего собственной личины, но способного мастерски перевоплощаться в любую другую. Таким образом...

  - Таким образом, - подхватила Пелагея, - я сейчас обобью все грабли об ваши спины, господа товарищи хорошие. За то, что вы вздумали водить за нос несчастную и больную женщину, у которой, тем не менее, хватит здоровья, чтобы проучить целую роту таких, как вы, придурков.

  - Придуркин здесь только я, - ревностно вставил Придуркин.

  - Тем более, - кивнула Пелагея и устремила взгляд на Середу, которого она небезосновательно посчитала здесь старшим и которого и решила в случае чего огреть в первую очередь.

  

  

  

   59.

  

  

  Но Середа был не из тех, кого учат всякие встречные-поперечные и с охотки другой раз и сам был не против поучить. Поэтому, не успев запамятовать "придурков" выскользнувших из уст в общем-то глуповатой женщины, он приказал псевдоподу превратиться на минутку в фомальдегаусца.

  Пелагея, всё ещё обнимавшая стог сена, превратившийся в маленький "Скользкий", вдруг увидела и осознала, что обнимает отвратительное и мерзкое даже на её непритязательный взгляд чудовище и с криком бросилась в сторону. Но мимикродонт уже превратился в цветочную поляну, который и сам не очень-то любил чешуйчатников, так как те постоянно охотились за ним и ему подобными.

  Потом, совершенно последовательно, фомальдегауский супероборотень превратился сперва в корову, которую увидел вдалеке. Потом в собаку, кошку, ивовый куст и, наконец, - в саму Селёдкозасольскую.

  Себя самой Селёдкозасольская испугалась больше всех. Неизвестно, что сильнее напугало женщину: то ли грабли, зажатые мстительно в её руках, то ли её застиранный халат, то ли отработанный годами предыдущей жизни и умело воспроизведенный здесь, по случаю, мизантропический взгляд на её одухотворённом хронической жаждой мстить людям за свои несбывшиеся желания и мечтания лице. Но эта женщина чуть не свалилась в реку, едва увидела в двух-трёх шагах от себя саму себя. И даже взмахнула грабельками, пытаясь запугать близняшку.

   На что Селёдкозасольская-2 махнула с не меньшим дружелюбием граблями в ответ. Тут псевдопод решил малость остановиться и сделать тем самым, как он полагал, приятное колоритной женщине, памятуя о её жарких поцелуях в бытность его то стогом, то звездолётом поочерёдно.

  Как бы там ни было и, не смотря на то, что женщина была сейчас напугана, между псевдоподом и ею протянулась невидимая ниточка симпатии и доверия друг к другу, что в дальнейшем на взгляд Середы могло послужить основанием для настоящей дружбы и сотрудничества в плане реализации возможностей оборотня на Земле и сохранения его вида для вселенной. Пока симпатия эта была больше односторонней, но Кузьминична и не знала ещё всех преимуществ обладания мимикродонтом.

  - Изыйди сатана! - закричала Кузьминична на Кузьминичну и хотела её огреть граблями хорошенько по спине, но вовремя опомнилась, подумав о том, что эта перманентная особа перед ней, буравящая её своими бессовестными, крысиными глазками, вполне может оказаться её сестрой, потерянной возможно в раннем детстве. Ведь бывало же такое в латиноамериканских сериалах! - Ты кто? - поинтересовалась уже более спокойно и даже в некоторой степени сдержанно она.

  - Я псевдопод с планеты Фомальдегаус фэтской Системы, - сказала сестра-близняшка.

  - Тьфу! - сплюнула Селёдкозасольская. - А я подумала ты - моя сестра-близняшка из телесериала. Фанатка мыльных телесериалов Селёдкозасольская и в этот раз осталась верна себе и естественным и непринуждённым образом смешала явь и вымысел, сладкий киношный сор и суровую прозу, так сказать, не менее суровой своей, бывшей бы непроглядной без кино, жизни. - Давай дружить. Я вижу, что хоть ты и псевдопод, но очень уж смахиваешь на меня саму. Вместе начнём руководить деревней. Всё одно здесь все поспивались. Я буду самогон гнать, а ты продавать.

  - А что такое самогон? - поинтересовался псевдопод, который никогда не видел данной жидкости.

  - Валюта, - не вдаваясь в подробности, изложила свою точку зрения на сей счёт Кузьминична. - А я - валютчица, - похвасталась она. - Станешь выполнять мои указания, озолотишься. Будут у тебя и ковры, и хрусталь, не говоря уж о видеомагнитофоне, телевизоре, холодильнике и прочей дребедени.

  Решив, наконец, вмешаться в ход дела, майор КГР прокашлялся.

  - Посчитаю своим непременным долгом, уважаемая гражданка Селёдкозасольская, довести до вашего сведения, что вы попали в поле зрения нашей разведки с тех самых пор, как на вашем огороде осуществил посадку инопланетный космический корабль. Ведя за вами скрытое наблюдение, мы установили, что у вас появилась необходимость в домашнем помощнике, который управлялся бы за вас по хозяйству и, тем самым, снял бы часть ваших повседневных забот. С другой стороны данное существо, - он кивнул на псевдопода, который уже принялся растекаться на глазах изумлённой женщины по земле, превращаясь в мягкую и душистую траву, - с другой стороны это существо, которое мы назвали псевдоподом, нуждается в защите и бережном отношении. Одним словом, мы передаём его вам, чтобы вы смогли использовать его, как в качестве тягловой огородной силы, так и в виде неиссякаемого источника ручного труда, в случае перевоплощения существа в полноценного, рослого, сильного и категорически непьющего мужчину. - Середа что-то шепнул траве, расстелившейся перед ним, и та охотно сформировалась, выплеснувшись к верху, в деревенского плотника Фёдоровича, который, будучи в подпитии, как раз проходил неподалёку. В результате особой одарённости, наличествующей у мимикродонта, мимикродонт принялся вихляться в точности, как и плотник, то есть - из стороны в сторону и бубнить себе при этом под нос:

  - Вы что думали, Фёдорыч пьян? - псевдопод упал на спину и посмотрел ошалелыми глазами сперва на Пелагею, потом на Середу. - Фёдорыч не пьян. - Мимикродонт повозился на земле, пытаясь подняться на ноги, но ему с третьей попытки удалось только сесть. - Фёдорыч трезв, как никогда. Только приболел маленько.

  - Ещё один алкаш, - резюмировала Пелагея.

  Середа дёрнул псевдо-Фёдоровича за рукав, в то время как оригинал, пошатываясь, зигзагами убирался восвояси, а вскоре и вовсе исчез в ближайших зарослях.

  - Прекрати немедленно! - прошипел Середа. - Нельзя же до такой степени входить в образ, Станиславский недоделанный!

  Псевдопод тут же переформировался в Кондратия.

  - Ась? - переспросил ложный, не всамделишный Кондратий. - Ну, что, Семёныч, долго мы будем париться в этом гадючнике Тюрьевкрошевке? Не найдётся более достойного места, что ли, в необозримой вселенной для двух богатырей космической разведки?

  Могёшь, - сказал Середа псевдоподу, пока Кондратий ошалело смотрел на самого себя. - И самое главное - трезвый, ведь! Что значит благотворно влияющий пример. - В дальнейшем, гражданка Селёдкозасольская, - обратился он к женщине, судя по всему, уже смекнувшей какие неслыханные перспективы сулит, как в личном плане, так и в общественном, это приобретение в виде непонятно чего и непонятно кого, - в дальнейшем будьте бдительны и не позволяйте объекту превращаться в отрицательных личностей и тому подобную мерзость. Ставьте всегда в пример данному существу, - Середа прихлопнул по плечу псевдо-Кондратия, - личностей светлых, непьющих и не тяготеющих к криминалу и к прочему антизаконному и антисоциальному образу жизни.

  - Да я чего? Я с радостью, - забормотала посчастливевшая в одночасье женщина. - Пусть поживёт пока у меня. Если негде. Я и накормлю и обогрею и бутылочку поставлю, - раскисла совсем уж она, ведь сбылась давнишняя и казавшаяся ей неосуществимой мечта о мужчине-супермене, который по её желанию теперь мог превратиться и в киношного ковбоя и в кольщика дров и в импортный дорогущий диван, если в том назреет необходимость.

  Да, что ни говори, а развернуться отныне Пелагее Кузминичне было где. Хватило бы только фантазии. Но на этот счёт Пелагеюшка решила задействовать общественность, без права передачи объекта в чисто символические руки последней. Просто данная общественность на чисто общественных началах подключится к творческому процессу превращения космического оборотня в нужные и полезные и просто интересные объекты типа Домогарова, Микки Рурка, Сильвестра Сталлоне и прочих звёзд и знаменитостей. У кого, сколько фантазии хватит на эти пертурбации.

  

  

  - Ну, всё. Покедова, - помахал ручкой Кондратий почему-то псевдоподу и направился к космическому кораблю.

  Середа нехотя поплёлся следом. Очень уж бывалому разведчику не хотелось улетать с Земли. Семь лет в чужих мирах, вдали от родины это вам не хрен свинячий. Ностальгия загрызёт до смерти. Хорошо хоть у разведчиков ранга и класса Середы нервы были крепкие. Другой бы уже запил с горя. Но не таков был майор. Если встанет бывало не с той ноги, сам загрызёт кого хочешь. Хоть и эту самую... э-э-э... ностальгию. Со скукой придачу.

  Вообще, как считал майор, вся ностальгия от безделья. Если человеку есть чем заняться, то ностальгировать ему, как правило, некогда. И с этих позиций, да и с многих других майор был прав. Сам он был человеком сугубо деловым, потому, маленько порасстраивавшись, что приходится улетать, тем не менее, сел на вверенный ему транспорт, то бишь, "Скользкого" и, включив зажигание телепортационной установки, выжал педаль акселератора.

  Но, перед тем как скрыться в необъятных просторах бескрайней вселенной, оба, и Середа, и Кондратий выглянули в иллюминатор и увидели, как их знакомая Пелагея Кузьминична Селёдкозасольская правит с помощью упряжи спасённым ими от вымирания псевдоподом-уже-мерином, покрикивая с самым счастливым видом на осчастливленного мимикродонта:

  - Но-о, холера! Что встал, как вкопанный?! Нам ещё с тобой пахать, не перепахать! Огородов-то у соседей - тьма и за вспашку они хорошо платят! Пошё-ёл вперёд, буланый! Я ещё за тебя возьмусь, псевдоскот!

  Псевдо-буланый понуро плёлся по меже, таща за собой небольшой, но зато настоящий, не псевдо плуг. Зато он уцелел в эволюционном сражении за выживание.

  - Куда летим, Семёныч? - спросил Кондратий, прежде чем "Скользкий". Повинуясь неумолимым правилам телепортационных технологий, растворился в земном воздухе.

  - К пирегойской принцессе, паря. Мы итак к ней затянули визит, - ответил майор.

  

  

  В то время как Середа с Кондратием спасали псевдоподический вид от вымирания, пирегойская принцесса вела борьбу за собственное выживание. Пирегойский спецназ помогал ей в этом, но до окончательной победы было далековато. И, наоборот, победа чешуйчатников казалась неотвратимой. Слишком не равны оказались силы. И даже беспримерные мужество и отвага пирегойцев не гарантировали им возможности сведения сражения хотя бы вничью.

  - Осторожнее, принцесса! Сеть! - выкрикнул командир спецназа Рад, и Риф только успела пригнуться, как брошенная в неё прочная капроновая сетка накрыла одного из пирегойцев.

  Сбитый с ног сетью спецназовец, попробовал высвободиться, но, чем больше он старался, тем больше запутывался. Другой подскочил к нему и одним взмахом ножа перерезал капрон. Лучемёты пирегойцев заработали с удвоенной силой. Справа прорвалась особенно многочисленная группа чешуйчатников и, несмотря на то, что передние сразу же попадали наземь, дымя обугленной чешуёй, задние всё так же напирали, выкрикивая угрозы на фомальдегауском языке.

  Пирегойцы заняли круговую оборону, став кольцом спина к спине. Аннигилятор им найти не удалось и потому приходилось обходиться тем, что имелось: пулестрелами, плазмомётами и прочей мелкой ерундой вроде пистолетиков и ножей. Вскоре у них стали заканчиваться боеприпасы. Первым замолчал лучемёт Рада. Потом смолк пулестрел Риф. После этого отказало оружие ещё у двух десантников.

  Рад, орудуя только прикладом лучемёта, прорвался к дезинтегратору фомальдегаусцев и успел произвести оба выстрела прежде, чем его ударили по голове и он упал, потеряв сознание. Выстрелы, произведенные Радом, расчистили проход - целый коридор в толпе нападающих и пирегойцы ринулись в этот проход, торопясь сделать это прежде, чем чешуйчатники смогли бы опомниться и вновь преградить им дорогу.

  Действуя ножами и прикладами, отважные пирегойцы успели пройти треть расстояния, прежде чем их схватили и свалили наземь. Отныне они становились пленниками злобных чешуйников. Риф с тоской посмотрела в ту сторону, где на полу склада лежал Рад. Голова командира была залита кровью и Риф казалось, что молодой атлет не дышал, хотя она и не могла поверить в его смерть.

  В дальнем конце склада продолжалась какая-то перестрелка, скорее всего там орудовала вторая группа пирегойского спецназа, которая вначале обратила огонь на себя, чтобы первая группа однополчан прорвалась к принцессе. Но теперь и эта, вторая группа увязла в битве с превосходящими силами противника, и положение её бойцов казалось крайне безнадёжным.

  Принцессу связали по рукам и ногам и поволокли куда-то отдельно от её соплеменников. Но куда её тащили, принцесса так и не узнала. Внезапно крыша склада затрещала и опасно провисла, а потом, поколебавшись немного, рухнула внутрь складского помещения и в образовавшемся огромном проломе Риф увидела нос корабля землян.

  "Скользкий" опустился прямо на крышу склада, так как с помощью пси-связи, на которую вышел опытный Середа, Кондратию и майору стало понятно, что, если они промедлят хотя бы немного, пирегойской принцессы им не видать. Телепатические сигналы, которые, как известно, являются основой пси-связи, донесли до Середы суть намерений фомальдегаусцев, а именно то, что чешуйчатники опознали в Риф пирегойскую принцессу и собирались её убить.

  - Эй, вы, чешуйчатозадые! - закричал Кондратий, приоткрыв форточку широкого иллюминатора. - Только троньте ее, и я вам всем морды поразобью!

  - Из аннигилятора, - добавил Середа и, чтобы его правильно поняли повращал стволом того, о чём он упомянул. Фомальдегаусцы знали особенности конструкции сего орудия, а, потому решив не усугублять своё положение, замерли в ожидании развития событий. - Оружие на пол, - как по писанному чесал Середа, - мордами в пол. Вот так. Кто шевельнётся - труп. Всем понятно?

  - Всем, - ответил кто-то из, уже улёгшихся на пол.

  Аннигилятора фомальдегаусцы боялись панически, помня, что проделывал, играючись, "Скользкий" с помощью этой штуки в пустыне Гири-Гири. Да и у самих у них была такая штука, только вот находилась она далековато. В самом конце склада, где пирегойские спецназовцы уже собирали, брошенное чешуйчатниками оружие. Спецназовцы же освободили принцессу от пут.

  - Однако, вовремя вы прибыли, - сказала она, подойдя к "Скользкому". - Ещё бы немного и мне - конец.

  - Извиняемся, что не сделали этого раньше, - проворчал Середа. - Были заняты.

  - Мы спасли псевдопода, - похвалился Придуркин.

  - Да не то, чтобы спасли. Но переправили на другую планету, где ему будет безопаснее и комфортнее.

  - Что ж, похвально, что вы заботитесь не только о землянах, но и о существах с других планет, - улыбнулась принцесса. - Я думаю, вы честно заработали по Серебряной Звезде и званию полковника. Награды и звания мы вручим вам сейчас, а торжественно отметим это событие по прибытию на мою планету.

  

  

  

   60.

  

  

  - Семёныч, ты дослужился. Тебе полковника дают, - толкнул в бок локтём агента Кондратий.

  - Да и тебе же, балда, дают, - удивился Середа.

  - Да я-то что, Семёныч, - скромно потупился Придуркин. - Я ещё и евфрейтору не нарадовался. Мне полковницкие погоны сейчас вроде ни к чему.

  - Ладно, не привередничай, паря. Бери, что дают, - урезонил Придуркина более опытный в получении званий Середа. - Один хрен эти звания ни Пятёркин, ни Зимин с Березиным не признают.

  - Раз так, то возьму, - согласился Кондратий. - Для потехи.

  - Не для потехи, а в знак уважения к тем почестям, которые нам оказывают эти прекрасные инопланетяне, честные гуманоиды и благовоспитанные хомо сапиенс.

  - Это эти, что ли? - кивнул в сторону глазеющих на них, уже связанных чешуйчатников Кондратий.

  - Не эти, балда, - произнёс, не раскрывая рта, по-гангстерски Середа. - Вон те, - показал он незаметно глазами на пирегойцев. - Кто тебе, дурак, полковника присвоил? Ты, что, дебил вообще?

  - Так бы и сказал, Семёныч, что те. А то говоришь загадками.

  - Я тебе дам "загадками"! Вот вернёмся в "Скользкий", ты у меня попрыгаешь там, поотжимаешься от пола двести раз и походишь строевой с полной выкладкой и с дезинтегратором на плече. Это нас здесь уравняли в звании. А по земному званию ты против меня мелочь микроскопическая.

  - Так кто спорит, Семёныч? Я ж супротив начальства не иду. А, если иду, только по дурости врождённой, от хвамилии такой.

  - Ладно, слышали мы уже про твою фамилию. Нельзя же из неё культ личности делать. Посовестился хотя бы, Придуркин. Всё же в дальних мирах находимся, и свинячить, как это делают у нас на Земле, не стоит. На тебя, Кондратий, вся галактика смотрит. Стоит ли позориться?

  - Не стоит, Семёныч. Лучше не будем. А то как-то стыдно. Всё ж таки мы пирегойские полковники.

  - То-то и оно, Кондраша. На Пирегойе мы теперь белая кость.

  Придуркин уселся на броню "Скользкого".

  - Слушай, Семёныч! Есть идея, - сказал он. - А давай поселимся на Пирегойе. Пирегойцы такие же на вид, как и земляне, только станем полковничье жалованье получать. Наверное, и проезд на общественном транспорте для нас, как героев Пирегойи, будет бесплатным. Девки ихние с ума свихнутся, как нас увидят в эполетах и с Серебряной Звездой на груди. Женимся, детишек пирегойчат заведём.

  Середа с подозрением уставился на Кондратия.

  - Так это чистейшей воды, Кондратий, дезертирство и по земным законам за одни эти мысли я сейчас должен тебя арестовать и переправить прямиком в земной штрафбат. А тем не позавидуешь. Чуть что, их первыми бросают залатывать Чёрные дыры в космосе, и устранять возмущения гравитационных бурь.

  - Ну, ты и скажешь, Семёныч! Дезертир! Какой же я дезертир? Я ж ещё не спустился на Пирегойю и не попросил у них ничего. А ты сразу - дезертир. Уже и пофантазировать нельзя.

  - Ты фантазируй, Кондратий, да меру знай. У нас уже был один такой фантазёр. Насилу от тюрьмы отвертелся. Пришлось дополнительный подвиг совершать, чтоб реабилитироваться. А ты попробуй, найди повод для подвига. Не так-то это просто, Кондраша. Подвигонесущие ситуации не так часто возникают, как этого хотелось бы. Другие разведчики годами по космосу рыщут, но так и не находят созревшей для подвига ситуации.

  

  

  На чёрном оппеле Пятёркин мчался по ночному Пятигорску. По встречной полосе то и дело проносились целые вереницы машин, но Пятёркин словно и не замечал их. В голове генерала билась и пульсировала одна единственная мысль относительно объекта доставленного на Землю агентами Середой и Кондратием. Псевдопод, как охарактеризовал в процессе пси-связи доставленное существо Середа, мог оказаться одним из первых бойцов новой, небывалой и невиданной доселе армии. Армии производимой и воспроизводимой самими же её бойцами.

  - Вот это да! - не заметив того сам, вслух произнёс Пятёркин. - Ну и везуха же! Вот подвалило везение, так подвалило! Да с миллионом таких псевдоподов мы в порошок сотрём любую армию, не говоря уже об этих подлых фомальдегаусцах. Земля и вся Солнечная Система будут надёжно защищены, а мы станем покорять другие миры и наводить на них свой, земной порядок! Ну и Середа! Ну и голова! Таких агентов мало сейчас. Они на вес золота. - Пятёркин прикинул, сколько весит Середа. Подумал, что - мало и присовокупил к нему Придуркина. Выходило в самый раз. Но только, если продавать их кому-нибудь, а не наделять золотом самих. - А может дать Середе подполковника вместо золота? Не так накладно. Да и засиделся мужик в майорах. Нет, за такую операцию полковника не жалко. Пусть знают другие агенты, что в штабах их не сплошь свиньи сидят, а - через одну и уж, что-что, а в положение простых агентов войти умеют. А, если и не умеют, то все равно умудрятся войти. Точно, Середе дадим полковника, а Кондратию... Кондратию... Пожалуй, ему тоже нужно что-то дать. Может лейтенанта? Точно пусть будет лейтенантом. Офицерские курсы потом закончит. Звание получить труднее. Но он это звание заслужил. Заслужил, чёрт его возьми!

  Пятёркин немедленно связался со штабом с помощью обычной радиосвязи и приказал, чтобы приготовили в отношении Придуркина Середы и других особо отличившихся агентов, но выполняющих задания в других секторах галактики, документы о награждении их различными званиями и наградами.

  - И вызывайте их по одному немедленно для вручения соответствующих их нынешнему положению погон, - приказал Пятёркин.

  - Есть! - послышался в трубке чеканный как у легендарного диктора Левитана голос безвестного полковника.

  И Пятёркин подумал, что, пожалуй, надо наградить и этого полковника, за его голос. Талант ведь среди канцелярских бумаг пропадает, поощрять надо.

  

  

  Тем временем, как "Голубое Пламя" приостановило своё падение, в случае осуществления которого могла накрыться целая планета, и, что немаловажно - придачу с земным десантом, Коврижкин выдвинул голову из плеч, которую незадолго до этого задвинул туда и с надеждой посмотрел на Принца Семи Жемчужных Планет.

  - Малдахай-3..., - начал он проникновенно.

  - Где? - не поверил Малдахай, который был почему-то третьим, и принялся вертеть головой, в надежде непременно отыскать взглядом сей непонятный, названный Коврижкиным объект.

  - Это я тебе говорю - Малдахай. Так ведь тебя зовут?

  - А-а, - протянул несколько разочарованно Малдахай-3 и он же - Принц Семи Жемчужных Планет Звёздного Мира Альфа-Центавра. - Я думал тут, что-то ещё. Нет, называй меня проще - Принц. Я ведь не привык к полному имени. Полностью меня называли только сестрёнки и братишки и то лишь затем, чтобы подразнить.

  - А не обидишься, если я тебя буду Принцем называть?

  - Нет. Мне нравится это имя.

  Коврижкин вздохнул.

  - Принц, дела наши хуже некуда. "Голубой Огонь"...

  - "Голубое Пламя".

  - ... "Голубое Пламя" - в атмосфере Драгомеи. А такой фактор лишь увеличивает вероятность самопроизвольной детонации, находящихся на его борту бандбургских алмазов. Не станешь же ты отрицать, что через минуту-другую всё сие шарахнет, и мы превратимся в пригоршню-другую светоносных кварков?

  - Не стану, - кивнул степенно и важно Принц. - И никто бы не стал этого делать на нашем месте.

  - Вот, что значит контрабанда! Гибель целого мира! - возмутился Коврижкин.

  - Каждый имеет право совершать маленькие ошибки, - попытался оправдаться Принц.

  - Ничего себе "маленькие"! - продолжал возмущаться Коврижкин. - Существование целой планеты поставлено под угрозу!

  - Но ведь в масштабах всей вселенной потеря невелика, - не сдавался Принц. - Что такое какая-то планетёнка с силой притяжения в один порядок для всей звёздной системы хотя бы даже нашей галактики?

  - Но на этой планете находимся мы, мой вы дорогой! - подшагнул к Принцу Коврижкин, непроизвольно сжимая кулаки, и Принц посчитал благоразумным несколько отступить от взбешённого Коврижкина.

  И в это самое время "Голубое Пламя" взорвалось. Оно просто вспухло, действительно, превратившись в ослепительно яркий сгусток голубого пламени, и Коврижкин ехидно улыбнулся.

  - Вот почему космические корабли нельзя называть именами подобного ряда, - сказал он, философски щурясь. - Рано или поздно имена срабатывают! И всё приходится начинать сначала: строить корабль, красить его и тэ дэ и тэ пэ. Заливать в баки горючее.

  - На краске можно сэкономить, если покупать её оптом в корпорации, на которую я работаю, - не преминул напомнить по случаю Принц.

  - Уже сэкономили, - проворчал Коврижкин и, приставив руку ко лбу козырьком, вгляделся в пылающие обломки "Пламени", зависшие в небе. - Что-то он как-то недовзорвался, что ли, - сказал он через некоторое время.

  - Наверное, погода сыровата, - предположил Принц, тоже не отрывающий взгляда от портящегося прямо на глазах вверенного ему корпорацией транспорта.

  - Не, я думаю алмазы фальшивые, - помотал головой Коврижкин.

  - Отчего ж тогда они взорвались? - удивился Принц.

  - Может быть не все фальшивые, а только частично, - теперь предположил земной гвардеец.

  Притвора-237-А падал за горизонт. А потом его охватило и взаправдашнее пламя. Скорее всего, пилот, заглядевшись на взрывающийся корабль, забыл выключить установку на борту вертолёта имитирующую языки пламени и та, перегревшись, замкнула проводку, чем вызвала всамделишнее загорание вертолёта, плавно переросшее впоследствии в бурное, феерическое и где-то даже в чём-то красивое зрелище пожара на борту.

  Вертолётчики прыгали вниз один за другим, открывая ранцевые парашюты. Но, отвертевшись от одной напасти, они не могли минуть напасть другую в образе наглым образом детонирующего "Голубого Пламени". Во всяком случае, так считали Принц с Коврижкиным, которые с неким даже чувством превосходства посвящённых наблюдали за спасающимися пилотами Притворы, только что чуть не уничтожившими их.

  И всё-таки тот факт, что "Пламя" недовзорвалось, не давал покоя ни Коврижкину, ни Принцу. Нечто во всём этом было ненормальное, мистическое и это настораживало и напрягало их, лишая возможности катиться проторенной тропой в пропасть неизвестности, во тьму и в ничто.

  - Обычно процесс взрыва не затягивается, чтобы не отвлекать внимание погибающих, - заметил Принц с некоторым раздражением. - Этот же, - он кивнул на клубящийся голубой огонь над головами, - устроил настоящее представление.

  - Бежим! - подскочил к ним один из пилотов Притворы, невысокий скуластый альверянин. - Сейчас рванёт!

  - Не, не рванёт, - убеждённо сказал Коврижкин. - контрабандный товар частенько страдает качеством. И нам точно такой сейчас попался. Выпал, так сказать, на нашу долю. Контрабанда есть контрабанда, - изрёк он философически.

  Естественно, в данной ситуации ни Коврижкин, ни Принц, ни альверянин не знали, что полноценного взрыва не произошло в случае с "Голубым Пламенем", лишь благодаря зарвавшимся пирегойским учёным, которые к этому часу до того свернули пространство вселенной, что оно не только приостановило взрыв "Пламени", но и пресекло напрочь все попытки и поползновения в этом же направлении всех сверхновых звёзд. И, в общем-то, полезные для галактик и вселенной взрывы сверхновых, теперь стали проблематичны и, практически, даже невозможны. Если мелкие взрывы, вроде рвущихся снарядов и бомб, продолжали сеять разрушения и смерть среди полков и дивизионов, враждующих и сражающихся в данное время армий в фэтской Системе, то взрыв в масштабе целой планеты уже не вписывался в каноны новой, только что возникшей, благодаря неуёмному уму перигойских физиков-кваркоядерщиков, физики.

  Однако, в случае развития необратимого процесса сворачивания вселенной, и взрывы бомб станут невозможными. Была ли какая-то хотя бы сомнительная польза от сведенной спазматически вселенной, от этого её спазма в данном положении вещей? Наверное, нет. Ведь люди любят повоевать. И лишение их подобной утехи может пагубно сказаться на привычках людей в виде их деградации и полнейшего морального разложения. Всплеск эмоций эгрегоров человечеств становится невозможным, вследствие невозможности применения ими, группами людей и целыми человечествами эффективных и зрелищных видов вооружения и разумные цивилизации просто зачахнут на корню, случись такое.

  Конечно, можно повоевать и с помощью каменных ножей и топоров. Но, где гарантия, что эффект принесения этими нехитрыми инструментами по лишению человеческих жизней и нанесению максимального человеку вреда, тоже не аннулируется? Да и эффективность этого эффекта тоже не высока. Не тот эмоциональный всплеск. Не та энергизированность. Не та категория и не тот класс развлечений!

  

  

  

   61.

  

  

  Другое дело, когда по тебе строчит пулемёт, в небе горят осветительные ракеты, сам ты весь ползёшь по минному полю, а навстречу тебе выкатываются вражеские танки, поддерживаемые цепью автоматчиков, когда у тебя закончились патроны, совсем нет гранат, штык-нож по недосмотру не выдали ещё на призывном пункте, а сам ты весь уже изранен и не надеешься уцелеть в той мясорубке, в которую ты попал по недосмотру родителей.

  Вот это развлечение! Это - прикол! Для тех, конечно, кто со стороны вражеских позиций смотрит на тебя в бинокль и гадает, доползёшь ты до следующего ряда колючей проволоки, чтобы израниться о её острые шипы ещё больше, или тебя уложит снайпер до того, как ты успеешь составить и отправить ноту протеста в межгалактическое сообщество по правам человека в связи со скотским состоянием "взлётной" полосы в иные миры! "Взлётной" полосы, естественно, которой является нейтральная земля между рядами окопов схватившихся в смертоносном клинче враждующих армий.

  Так думал Коврижкин, глядя на недовзорвавшийся корабль с алмазами, пока альверянин улепётывал, куда глаза глядят, а Притвора того альверянина догорала за горизонтом, вздымая к небу, с зависшим в нём недовзорвавшимся и недосгоревшим "Пламенем", оранжевые языки пламени.

  

  

  Тем временем, которое мы сейчас тщательно описываем в этой главе, пирегойские учёные вовсю подключали питательные элементы и батарейки к только что сконструированной ими, противоколлаптической установке. По их мнению, наращивание количества силы противодействующей сжатию вселенной могло привести к положительному результату. Простота же данной антиколлапционной установки заключалась в том, что установка была тем же самым аппаратом, что и подверг сжатию пространство физической вселенной. Учёные лишь перебросили клеммы, питающих установку, элементов питания с плюса на минус, а с минуса на плюс. И такая нехитрая операция заставила заработать коллапсатор в обратном режиме. То есть, в режиме "наоборот".

  Во всяком случае, плоды последних усилий опомнившихся пирегойских ядерщиков и видели Коврижкин с чужедальным Принцем на Драгомее.

  

  

  Зато не видела горящего, а вернее чадящего пламенем "Пламени" Безбашенная, посланная отважными землянами, как известно, для развала драгомейской экономики. Вооружившись земным флагом и, расталкивая бесцеремонно попадавшихся на пути альверян и фомальдегаусцев, она упорно продвигалась к назначенной ей цели - высокой водонапорной башне, придвигающейся к ней всё ближе по мере её продвижения вперёд.

  Пули отскакивали от панциря с тем же эффектом, с каким отскакивает горох от стенки. Магнитное поле, окружающее панцирь Таньки, отклоняло все выпущенные в неё сгустки плазмы. Дезинтеграторы не брали Таньку, так как она оглушала дезинтеграторщиков ударом кулака по голове ещё до того, как те успевали выстрелить. Единственное, что немножко мешало ей, так это противотанковые "ежи" и противотанковые рвы. Но и их успешно преодолевала отважная девушка, раскидывая с помощью хитроумных приёмов сумо вражеские доты, дзоты и прочую военно-тактическую мелочь.

  Перед самым входом в водонапорную башню Танюха столкнула кабинами два вражеских бронескока. А потом, не дожидаясь, пока те рухнут на землю, догнала ещё один и свалила его, дёрнув последнего за его куриную лапку. Можно, конечно, было продолжить развлечение, но Танька понимала, главное, наиважнейшее в любой войне это водружение знамени на самой высокой точке вражеской территории. Отчего-то вражье знамя, развевающееся над любой численности воинским подразделением, действует, как мгновенно отрезвляющий фактор на умы самых высших чинов этого подразделения и заставляет все их мысли устремиться к подписанию акта о капитуляции. Таковы непреложные законы психики генералов и маршалов в войнах и ничего с этим не поделаешь. История прямо пестрит фактами о подписании капитуляционных документов именно после водружения такого знамени над вражеской территорией и против статистики, как говорится, не попрёшь.

  

  

  Когда штаб КОВПСРОА вышел на связь с Середой, даже Кондратий уловил эти волны.

  - Семёныч, - позвал он майора, - Эти, как их, штабные с тобой связаться хотят.

  - Слышу, Кондратий, слышу, - сказал разведчик, поворачивая мысленно воображаемую ручку настройки пси-связи, чтобы лучше слышать штабных коллег, всех этих канцелярских крыс с их блокнотами, бланками, пишущими ручками и скрепками.

  - Предлагаем телепортироваться в штаб для получения наград, - прозвучало в открытом сообщении.

  - Вот приставалы, - пробурчал мысленно, пси-связически Середа, но, к счастью штабисты не расслышали его, - не могут обойтись без того, чтобы не оторвать человека от работы на самом интересном месте работы.

  - Это, каком же таком месте, Семёныч? - поинтересовался Кондратий.

  - Месте Победы, Кондраша! - с некоторым пацифизмом, как показалось Кондратию, откликнулся коллега. - Мы же с тобой сейчас триумфируем, а они мешают.

  - Я ж говорил, пора линять из Земной Гвардии, - проворчал Придуркин. - В ней только все и думают о карьере. А воевать и некому.

  - Ещё одно упоминание о дезертирстве и я предам тебя анафеме, - пригрозил майор. - Знаешь, что такое "предать анафеме" на сленге разведчиков? - поинтересовался он.

  - Ну, "предать" - слово мне знакомое, - сказал Придуркин, плотоядно ухмыляясь. - Я не единожды размышлял над его значением и даже медитировал над ним. Всё нужно испытать в жизни, - сказал он совсем уж загадочно.

  Середа лишь косо посмотрел на Придуркина.

  - "Предать анафеме" на языке разведчиков, - сказал Середа, - значит, расстрелять коллегу без военного трибунала за предательство и безнравственно-вероломное поведение. Скажи спасибо, что я тебя давно знаю, а то бы уже... Одним словом, не расстреливаю я тебя, Кондраша, чисто по знакомству. Устав, конечно, я тем самым нарушаю, но - в пределах, допустимых в таких случаях, законов человеческого фактора. То есть, Кондраша, я - тоже человек, хоть и разведчик, и ничто человеческое мне потому не чуждо. Даже - твоя, Кондраша, жизнь!

  - Ну, Семёныч! Ну, ты и даёшь! Расстрелять меня задумал, своего закадычного дружка и подчинённого! Да я тебя, можно сказать, из Бараклиды спас, а ты в пределах допустимого допускаешь мысль в свою голову, Семёныч, о моей, так сказать, преждевременной, с помощью тебя, Семёныч, кончине. Опомнись, Семёныч! Что ты понимаешь в вопросе дезертирства, если ты никогда его не изучал. Ведь дезертир, майор, такой фрукт, что может дезертировать, как вперёд, так и назад. Ты слышал, что-нибудь о двойных и тройных агентах?

  - Да я сам такой..., - заикнулся, было Середа, но тут же прикусил язык. Однако Кондратий не заметил оплошности командира. - Я хочу сказать, - сказал майор, - что у нас в КОВПСРОА все сплошь тройные и более агенты. Вербовка направо и налево, перекрёстным и квадратно-гнездовым способом сплошь и рядом практикуется, как в нашей разведке, так и в любых других разведках мира и потому тройное агентство уже как бы и не престижно, до смешного банально. Чтобы удивить свою возлюбленную, требуется нечто большее, этакое, понимаешь, изощрённо-вычурно-чарующее. В общем, в стиле агента проституирующего направо и налево.

  - Вот блин, Семёныч! - оторопел Придуркин. - Не ожидал я таких слов от тебя! Ты мне всегда казался достойным для подражания примером. А теперь я до того презираю тебя, что тобой восхищаюсь!

  Середа скромно потупился.

  - Это ещё что, Кондратий. Мы с тобой достигнем немыслимых высот в плане вероломства и предательства, помянешь моё слово.

  

  И тут Кондратий проснулся. Он и не заметил, как уснул, намаявшись за день, на самом интересном месте совместного митинга с пирегойцами. Он взглянул на майора, выступающего в данное время перед пирегойцами и советующего им добить, забаррикадировавшихся в других складских помещениях, чешуйчатников, пока те не опомнились от первоначального шока и не организовали тактически грамотное контрнаступление.

  - Размажьте их по стенкам, ребята, - советовал Середа.

  А потом он взглянул на Кондратия.

  - Семёныч, - позвал его слабым голосом Кондратий, - На каком месте начался мой сон? На том, где ты являешься предателем Земной Гвардии? Или том, где ты десятерной агент, гордящийся своим послужным списком агента. Агент являющийся агентом всех самых крупных, враждующих между собой армий?

  - Чтоооо!!! - взревел майор. - Да ты знаешь, что делают с такими, как ты провокаторами?

  - "Предают анафеме", - заученно сказал Придуркин.

  - Как это? - не понял Середа.

  - Расстреливают, - пояснил Кондратий. - Без суда и следствия и даже без военного трибунала, скорого на расправу.

  - Где ты такой ереси нахватался, Кондраша? - озабоченно спросил Середа и приложил руку ко лбу подчинённого. - Уж, часом, не заболел ли?

  - Не, Семёныч, - тряхнул головой Кондратий. - Сон мне приснился.

  - Нельзя спать в бою, паря, - нахмурился майор. - Враг не дремлет и так и выжидает, чтобы, кто-нибудь из бойцов противостоящей армии уснул. Мы не должны, Кондраша, радовать противника. Это кредо каждой действующей в меру сил армии. Максимум дискомфорта и переживаний для врага - вот мерило истинного воинского искусства и тактического мастерства любого бойца любого из соединений нашей армии.

  - Не знал, Семёныч. Думал, это мы развлекаемся.

  - Одно у нас развлечение, Кондраша. Это получение зарплаты, наград, званий и выход на пенсию. Других не предвидится...А теперь отправляемся на Землю. Нас хотят видеть в штабе.

  - Зачем, товарищ майор?

  - Не знаю, евфрейтор. Наверное, пропесочить хотят.

  - Ну, я им такого не позволю. У меня тоже гордость разведчика имеется, - пообещал Кондратий.

  - Большому кораблю - большое плаванье, - поощрил Середа.

  

  В здании КОВПСРОА, перед которым они сели, хмурый Зимин вручил им погоны с внеочередными звёздами и по медальке за беспримерные мужество и отвагу, традиционные для такого рода операций, как спасение Земли, галактики, вселенной и всего сущего от гибели.

  - Это вам авансом за ту службу, которую вы понесёте в дальнейшем, - сказал раздражённо Зимин, незаметно, но настойчиво подталкивая и оттесняя разведчиков к выходу. - Полковник Смертин! - крикнул в коридор. - Выдайте агентам по две порции сухого пайка: банке сгущёнки на рыло и сто граммов сырокопчёной колбасы на обоих. Пусть порадуются земной жизни, уставшие от суровых будней инопланетной действительности отважные бойцы.

  Смертин выдал разведчикам не по две порции затребованного генералом, а всего лишь по полторы. Но и этому разведчики были рады. Они ведь успели здорово соскучиться по земным реалиям - сгущёнке и тушёнке.

  Навернув презент прямо у стапелей, они прилепили кое-как на грудь награды, а погоны рассовали по карманам и стартовали с Земли к новым приключениям и новым мирам.

  - Иногда я думаю, Семёныч, - поделился мыслями с командиром Кондратий, - что вот ради этих семидесяти граммов колбаски, выданной нам милостиво на Земле, стоило лететь к чёрту на кулички, чтобы подставиться под пули и щупальца врага. Ведь не в колбасе дело, а во внимании. Родина нас не забыла. И в самый опасный момент для себя вспомнила о своих сыновьях и отметила их героические заслуги.

  - Наконец-то ты понял, что не в жрачке дело, - сказал полковник лейтенанту, - а в стремлении к ней.

  

  Танька тем временем о еде была совершенно противоположного мнения тому, каким в данный момент располагал Середа. Она водружала на крыше водонапорной фомальдегауской башни земной многоцветный флаг и была счастлива выполнением этих нехитрых своих обязанностей. Счастлива по той простой причине, что теперь-то жрачка ей, за проявленные ею отвагу, мужество и героизм на поле боя, была обеспечена. Её исцарапанные пулями латы гремели на ветру, а флаг теперь гордо реял на флагштоке. У Таньки кружилась голова от счастья и высоты. А ещё внизу она увидела генерала Березина и без памяти влюбилась в него с первого же взгляда, как хороший снайпер не стреляет, когда это нужно, дважды. Чтобы не обделить своими всеохватывающими чувствами и других, Танюха попутно влюбилась и в чумазых, перепачканных пороховой гарью Фрола и Акакия, подвизающихся рядом с генералом. Но в них - только немножко. Основные же её любовные инстинкты были сосредоточены на Березине, вытесняя из могучего олимпийского сердца девушки былую любовь к секретному, но, тем не менее, по непостижимому парадоксу военной судьбы, широко известному в определённых кругах изобретателю Загибину-Кулибину.

  

  

  

   62.

  

  

  На Фомальдегаус тем временем начали прибывать основные силы пирегойских подразделений, а добавочные полки стартовали с Хенджеликс, Сервеи и Ханаона, образовавших с недавних пор военный конклав антифомальдегауских сил.

  Когда военные склады на локальном участке планеты были захвачены пирегойским десантом, принцесса Рифма отдала приказ грузиться в десантные звездолёты и препроводить под усиленной охраной почётных земных гостей на её родину.

  - Мои родители и сестра очень будут рады увидеть вас, когда узнают, что вы спасли мне жизнь, - сказала Риф. - Чешуйники отступают, и добить их для наших доблестных пирегойских гвардейцев является лишь делом времени.

  - А что же по части сворачивания пространства? - забеспокоился Кондратий. - Ведь мы можем и не успеть долететь до планеты.

  Он взглянул на один из висящих в фомальдегауском небе огромных шаров.

  - С этим всё теперь в порядке, - улыбнулась принцесса. - Установка по приостановлению свёртывания вселенной, которую задействовали наши учёные, сработала в точности с намеченным планом. А мощный энергетический выброс, произошедший в результате взрыва бандбургских контрабандных алмазов, повернул процесс вообще вспять. И теперь пространственно-временной континуум нашей проявленной вселенной вновь достиг своего оптимального звучания в регистре вибраций. С той лишь разницей, что процесс свёртывания-развёртывания Пространства отныне стал управляем стараниями учёных. Теперь в случае возникновения войны, мы можем довести сжатие Мира до такой степени, что порох начнёт сочиться водой и, в силу этого, потеряет способность воспламеняться. Таким образом, мы сумеем контролировать любую войну. А, если нет, превратим её в тривиальную поножовщину, так как любое оружие, основанное на выбросе больших количеств энергии, потеряет способность функционировать.

  - Не хило! - только и смог вымолвить Кондратий.

  - Посмотрим, - проворчал более искушённый в войнах полковник Середа.

  Он то знал не понаслышке о том, что на всякий яд есть противоядие, а на всякое действие - противодействие.

  Эти универсальные вселенские законы он изучил ещё в школе, и на мякине Середу провести было очень сложно, как и на любом другом сверхдешёвом сырье.

  Как понимал Середа, начиналась эра новых войн, эра битв разворачивающих-сворачивающих Пространство установок. И, если уж победит разворачивающая установка, оружие, в основу которого заложена способность к выбросу энергии, вновь получит возможность действовать.

  

  

  Двадцать обитаемых планет фэтской Системы, два десятка населённых миров кружили вокруг своего светила в ожидании новых свершений, новых войн и новых побед в этих войнах, ожидали перемирий, пактов о ненападении, нот протеста и актов незамедлительной, сиюминутной капитуляции, жалоб и заявлений по поводу ночных бомбёжек и утренних артобстрелов.

  

  Селёдкозасольская пахала на своём псевдоподе, спасённом от нахрапистых чешуйников, Кондратий и Середа летели с полуофициальным, дружественным визитом на дружественную Пирегойю, а война, развязанная фомальдегаусцами, медленно угасала, повинуясь усилиям Совета Двадцати, королей и президентов прогрессивных планет-Миров. И, по всей вероятности, следующее столетие обещало стать мирным, беззаботным и беззлобным, с развитием науки, техники искусств и дружественных отношений между планетами и звездными мирами.

  - Что-то мне домой захотелось, - зевнул Середа, глядя через иллюминатор на приближающийся шар Пирегойи.

  - Потише, товарищ полковник, - шепнул Кондратий. - Не дай бог принцесса услышит. Обидится ведь страшно!

  - Ну вот, Кондраша, ты и превратился в настоящего разведчика, - повернул к лейтенанту голову полковник. - Только что ты уловил мой телепатический сигнал самого секретного уровня. Такой сигнал не улавливает даже генерал Пятёркин. А он то дока по этой части. Я же ведь ничего ртом не сказал, а ты, тем не менее, меня услышал. Данная способность, Кондраша, проявляется у агентов только по истечении некоторого времени и то, если агент постоянно находится в условиях приближённых к экстремальным.

  - Лучше б я и не слышал вашего сигнала, товарищ полковник. А то мне самому после этого сигнала вашей долбаной связи захотелось домой.

  Середа окинул взглядом рубку пирегойского судна на тот случай, если пирегойцы надумают их взять в плен и допросить хорошенько. Середа пытался запомнить местоположение основных приборов и разгадать их назначение. "Чем чёрт не шутит?" - думал он. Разведчик, по мнению Середы, ко всему должен быть готов. И, единственное, что утешало новоявленного полковника, так это наличие "Скользкого" в одном из грузовых отсеков мощного транспортного корабля пирегойцев.

  И, тем не менее, повода для паники не было. Пирегойцы являли собой пример гостеприимства. А впереди земных разведчиков ждали только почести и награды. Стоило ли тревожиться в такой благоприятной для их земного разума ситуации?

  Безбашенная Танька тоже напросилась на экскурсию. Для неё, новичка в звёздных мирах такая экскурсия носила познавательный характер. И начала Танька успокаивать свой исследовательский зуд с поглощения различных яств названной цивилизации, что и делала в данное время в столовке корабля. Доспехи она так и не сняла, считая их последним писком и даже где-то душераздирающим визгом вездесущей и всепроникающей моды. Единственное, что она сделала в плане уступок, да и то лишь из чувства симпатии и любви к генералу Березину, влюбившему её в себя своим мужеством и беспримерным героизмом, единственно, что сделала по этой части Танька, так это отдала футляр от флага, который с некоторых пор намылилась таскать с собой повсюду в качестве дамской сумочки. Но, когда "сумочку" у Таньки отобрали, выяснилось, почему она прикипела к ней всей душой: в футляре из-под флага лежал десятизарядный противопехотный альверянский деструктор, способный превратить в атомарную пыль и молекулярные брызги за считанные секунды любой фомальдегауский, и не только, танк. Как выяснилось, Танька очень боялась насильников со стороны ныне разгромленных, но всё ещё бандитствующих разрозненными группами чешуйчатников. У неё отобрали тяжёлое орудие, лишь убедив, что на Пирегойе нет фомальдегаусцев. Кроме тех, конечно, что сидят в пирегойских тюрьмах, отбывая свои сроки за многочисленные военные преступления.

  

  - Елизар Семёнович! Кондратий Игнатьевич! - обратились к полковникам союзной армии пирегойцы. - не соизволите ли откушать с Её Светлостью принцессой Пирегойи Рифмой?

  - Соизволим, - не стал ломаться проголодавшийся, как волк, Кондратий. - Кабы у вас ещё и абсент нашелся, было бы вообще со всех сторон симпатично.

  - Если вас не затруднит, милостивые судари и сударыни, - языком, более приличествующим обстановке, отозвался Середа, - подскажите, где тут у вас рукомойник и покончим с этим?.. Смотри, не напейся, - показал кулак он Кондратию. - Ещё не хватало тащить по ракетодрому тебя под мышки. Опозоришь ведь всех: и меня и Землю и землян. Всю гелиоскую Систему.

  - Да я чего, Семёныч? Я ж ничего! - оправдывался заранее и наперёд Кондратий. - Наконец-то, благодаря объединённым усилиям землян и некоторых планет фэтской Системы, фэтский Мир познал мир и по такому случаю предусматривается годовой праздник по земному летоисчислению, празднества с их карнавальными шествиями, всенародной гульбой и салютами в честь победы, Семёныч.

  - Значит, на год уходишь в запой, Кондраша? Так тебя понимать?

  - Я могу и вообще не пить, Семёныч. Принципиально. Ты ж меня знаешь. Брошу и всё. Закодируюсь или торпеду вошью. И ни капли, ни глоточка!

  - Ох, Кондратий, и, что мне с тобой делать? - сокрушённо качал головой Середа. - Ладно, гуляй, гусар. Хрен с тобой! Но только не забывай, что ты на службе.

  - Есть не забывать, товарищ полковник!

  - Действуйте, лейтенант.

  

  Потихоньку Кондратий и Середа всё реже стали вспоминать о Земле. Их квазиностальгия нашла более оптимистические формы, легко вписавшиеся в график праздничных развлечений фэтской Системы, а самый разудалый, квасной патриотизм был вытеснен напрочь событиями, которые последовали вслед за приземлением на Пирегойю. Ведь только там принцесса призналась родителям, что давно и безутешно влюбилась в Кондратия. А Кондратия она поставила перед выбором: или башка с плеч или безбедная и сытая жизнь в качестве наследника престола, но жизнь совместная с принцессой.

  - Вот, блин, - жаловался по прошествии некоторого времени начальнику Кондратий. - Я ей говорю, что её батя император, а она мне: он - король. И не переспоришь. Вот и живи с ней! Никакого почитания в отношении мужа. Эмансипация, грозящая перерасти в матриархат. Золотая посуда после пиршеств грязная. Во Дворце частенько не метено. Чуть выпью из кубка, усыпанного бриллиантами, где-нибудь втихаря за троном - она тут, как тут! "А ну дыхни!" - требует!

  - Тебе надо прекращать этот бардак и погонять её хорошенько, - советовал Середа. - Битая баба лучше не битой. Это всякий в галактике скажет.

  - Ревнивая сука, Семёныч, - продолжал жаловаться Кондратий. - "Опять, - говорит, - по дворовым девкам шлялся!"

  - Я, - говорю, - только - по фрейлин. Что я дурак, - говорю, - свою знатную кровь портить!

  - А она что?

  - А она говорит: "погною всех в тюрьмах и острогах!" " Для чего мы тогда с тобой демократию вокруг Фэта устанавливали? - спрашиваю. - Двойными стандартами живёшь, милая".

  - А родители её что?

  - А родители, знай себе, царствуют. Сидят день-деньской на троне, да телек смотрят.

  - Мдаа, - только и смог вымолвить Середа.

  

  

  

  

  

  

  

  

  

  

 

Другие произведения автора:

Когда наступит тишина...

Не спешите, вётлы...

Акация