Непредвиденное задание 5
Часа через три, когда поезд разогнался уже до своей «скорой» скорости, оставив позади малоэтажные пригороды, редкие небольшие городки и даже один серьезный губернский центр, в котором простоял без малого полчаса, гастаты потихоньку перебрались из плацкарты третьего класса в купе второго, к Рыжей, уже заждавшейся своих «мальчиков». С проводниками договаривался Олигарх, и тут, как и предполагалось, все прошло спокойно и гладко, а вещи свои перетаскивали по очереди, чтобы не привлекать излишнее внимание в полупустых вагонах, хотя, казалось, это было ненужной предосторожностью. Но гастаты твердо усвоили еще в «учебке» простое правило: «Лучше лишние сто метров проползти на брюхе, чем словить пулю, едва поднявшись с земли в самом начале атаки».
Рассовали баулы и ящики с оружием в рундуки, на полки, посмеялись, толкаясь тощими задами в тесном пространстве купе, но переодеваться в боевое пока не стали, так же, как и распаковывать карабин и штурмовки. Время терпит, да и в узких, тесных интерьерах вагона пистолеты удобнее и надежнее в случае огневого контакта.
Усевшись вокруг столика двое надвое, предоставив Котяре место рядом с единственной женщиной, переглянулись, и Уголек вытащил из кармана уже помятый атлас автомобильных дорог, разворачивая его перед товарищами.
– До самого города не поедем, тем более, до городского вокзала, – начал излагать наметки плана капрал. – Выскочим где-нибудь за десяток-другой километров. Начинать изучать обстановку изнутри лучше все-таки снаружи… Толком мы ничего не знаем, какие там дела творятся, да и времени особо на разведку нет.
– Выйдем пораньше, что за проблема? – Олли слегка покосился на Рыжую, будто выглядывая в ней признаки ожирения, дряблости мышц или хронической усталости, но – нет, женщина выглядела вполне подтянутой, даже спортивной, в меру крепкой, насколько это не портит женственности фигуры.
Они еще немного порассуждали, больше рисуясь перед попутчицей, чем по необходимости, порешили устроить базу поближе к аэропорту, но все-таки в сторонке, не привлекая к себе лишнего внимания размещением возле стратегического объекта в воюющем городе. Начинать поиски в Шейлоке задумали в промышленном районе, небольшом, наполненным в основном частными ремесленными мастерскими и ремонтными цехами, там, по мнению Олли, было легче спрятаться, затеряться, да и скорее всего этот район с началом боевых действий оказался заброшенным.
Рыжая прислушивалась к их разговором с внимательным одобрением, как обычно слушают женщины малопонятные рассуждения близких ей и не очень мужчин. В нужных местах – кивала понимающе, будто отвечая на не прозвучавший вопрос: «А тебе силенок хватит? Сможешь десяток-другой километров пробежать? В подвале, на бетонном полу пару ночей провести? В душном, пропахшем бензином и машинным маслом гараже сутки высидеть?» Гастаты прекрасно понимали, что задавать такие вопросы не имеет смысла так же, как спрашивать владеет ли взрослая женщина навыками стрельбы, справится ли со штурмовкой, карабином или хотя бы армейским пистолетом, умеет ли пользоваться противогазом, видела ли наяву, как выбивают искры из железобетона срикошетившие пули.
Сделали перерыв, подзакусили слегка – в вагоне, в дороге есть, кажется, можно непрерывно, было бы – что. Пожевали бутербродов с ветчиной и белой рыбой, запили казенным железнодорожным чаем, за которым Олигарх сам сбегал к проводнику, чтоб преждевременно не возбуждать в том ненужное любопытство интересной компанией, собравшейся в одном купе, и её поведением. За столом командовали гастаты, Рыжая скромно самоустранилась в уголок, к окну, и не лезла с предложениями сделать все лучше, ловчее, умелее, по-женски.
Аккуратно прибрав со столика обрывки постеленной газеты, крошки хлеба и обертки от ветчины и рыбы, все вернулись к изначальной позиции, и Уголек, наконец-то, решил, что пришло нужное время.
– Для нас в тебе какой-то секретик спрятали, – начал он чуть небрежно, обращаясь к женщине. – Женские секреты – вещь серьезная, я их уважаю, но про твой все-таки узнать хочется, он как-то с нашим заданием напрямую увязан…
– Да нету особых секретов, – Рыжая оперлась локтем на столик и положила голову на сжатый кулак. – Я – мать оборотня…
После «учебки», после начала службы в «Махайроде», после двух кампаний и награждения высшими орденами гастаты самоуверенно думали, что их вряд ли возможно чем-нибудь удивить… но тут… будь помещение побольше размером, они непременно повскакали бы с мест, в движении переваривая сногсшибательную новость, но, к сожалению, вагонное купе, пусть и второго класса, не позволяло разгуляться даже таким малогабаритным мужчинам, какими были гастаты. Оставалось лишь откинуться на спинки вагонных диванчиков, прикрыть глаза и с силой выпустить воздух из легких, что они и проделали с завидной военной синхронностью.
– Э...э…э… Рыж, ты не шутишь? А это – как? – первым решился нарушить молчание Котяра, едва удержавшийся в первые секунды, чтобы не отодвинуться от женщины подальше, в сторонку.
– Все нормально, мальчики, шарахаться от меня не надо, – улыбнулась с едва заметной грустинкой женщина. – Очень давно, почти восемь лет назад, я была хоть и постарше вас, сегодняшних, но молодая и глупая. И ради науки пожертвовала свою яйцеклетку. Для этого самого опыта. Чтобы вырастить чудо-человека. Конечно, я уже и тогда понимала, что первыми при дележке результатов будут военные, особые службы, всякие важные дядьки… но если бы все получилось так, как задумывалось, то и простым людям перепало бы очень много…
– А что задумывалось? – по инерции спросил Олли.
– Быстрая регенерация ран, ушибов, порезов. И это получилось, – охотно ответила Рыжая. – Если попасть оборотню в сердце пулей, он вытолкнет её и заживит повреждение сердечной мышцы часов за пять-шесть. Но это – для таких вот сложных случаев. Более простая мышечная ткань, не такая ответственная, важная для организма, заживляется в три-четыре раза быстрее. Сломанные кости срастаются за сутки-двое. Отравить его практически невозможно, организм отторгает яды, смертельные для простых людей даже в микроскопических дозах. На сопротивляемость боевым газам и радиации никто его не проверял, но, думаю, и тут все будет обстоять в сотни раз лучше, чем у гомо сапиенса усредненного.
– А убить его?.. – и Уго мельком коснулся кончиками пальцев своего виска.
– Верно, верно, – кивнула Рыжая. – Практически – только в голову, хотя, конечно, можно стоять над телом и каждые примерно четверть часа стрелять в сердце… думаю, такого он не выдержит.
– Да, ты нас убила наповал, – высказался Котяра, придвигаясь ближе к женщине и ощущая прилив малопонятного возбуждения, может быть, от необычности ситуации… или еще от чего-то…
– Есть еще один момент, очень важный для вас, – серьезно продолжила Рыжая, чуток покосившись на Кота, но тот, придвинувшись, вел себя смирно. – Я чувствую оборотня, а он – меня. Ну, наверное, так же, как об этом говорят пресловутые экстрасенсы. Причем, он меня ощущает сильнее и – тянется ко мне, а я вот – только знаю, что он находится рядом, да и то – в пределах нескольких десятков метров, не больше…
– Выходит, тебя нам, как подсадную утку, дали? – прямо спросил Уголек, озабоченный более собственной и друзей безопасностью, чем возможными переживаниями пока еще случайной компаньонки на одно задание.
– Не совсем так, – отрицательно покачало головой женщина. – Он в последние месяцы окончательно одичал, стал совсем похож повадками на зверя и вряд ли подойдет ко мне, если почувствует опасность от того, кто будет поблизости. Оборотень может сутками лежать неподвижно, кого-то или что-то выслеживая, просто ожидая, пока не исчезнет опасность для него. А вот подсказать по своим ощущениям – рядом он или где-то далеко, я могу. Хотя, и тут польза от меня невеликая, ну, что такое десяток-другой метров, если он передвигается в несколько раз быстрее обычного человека?
– Значит, на пистолетный бой с ним сходиться нельзя, – сделал практический вывод Уго.
– Да как-то, кажется, никто и не собирался, – саркастически усмехнулся Олли. – Выследим, сгоним с места или еще как заставим проявиться, а там уж и я отработаю…
В паре Котяра-Олигарх Олли был штатным снайпером, а при пассивной позиционной обороне выполнял еще и обязанности снайпера ротного, или, как именовали в легионе – центурионного. И повод уверенно говорить о своих способностях у него был вполне обоснованный.
– Кстати, раз уж мы заговорили, – Олигарх мельком глянул на Рыжую, мол, не обидится ли? – Если есть мама, то должен быть и папа. Дети-то, они ведь по-другому никак не получаются, даже в пробирке…
– Да, был. И у отца с оборотнем связь была почему-то в несколько раз сильнее, чем у меня, – ответила женщина. – Наверное, сказывалось, что они оба – мужчины. Но это сейчас уже не имеет значения. Отец… он три года назад погиб… нет-нет, никаких происков и козней. Погиб в авиакатастрофе, по долгу службы летал он очень часто, ну и… так получилось. Так что, вот такие дела…
…поезд уверенно продолжал двигаться по своему маршруту, то набирая скорость на перегонах, то сбрасывая её перед небольшими полустанками и уездными городишками, попадающимися на пути, а в купе самого обыкновенного вагона второго класса, затаив иной раз дыхание от услышанного, гастаты продолжали впитывать в себя бесценную информацию одной из прямых участниц жесткого, безгранично дерзкого и фантастического эксперимента в надежде, что эти сведения помогут им выполнить поставленное задание и живыми вернуться в расположение части.
– Слушай, ну, а как… ну, его… зовут?.. – запинаясь, спросил у Рыжей Котяра.
– Брось, чего ты засмущался? – коротко и неприятно рассмеялась женщина. – Думаешь, материнские инстинкты пробуждаются уже в момент зачатия? Так у меня и зачатия не было, как такового, простой осмотр, легкий скребок – и все дела. Нет у меня никаких родственных ощущений. Просто был объект экспериментов за номером… сейчас неважно, каким. Потом он пошел в разнос, жаль, конечно, пользы бы от исследований еще много было… вы же про спецпрепарат должны знать? Для укоренного заживления ран? Хорошо, что на себе еще не пробовали, но это – наша работа, побочная по сравнению с созданием оборотня, но на основе этого эксперимента… там много еще чего перспективного светило по части медицины… до поры до времени.
Никто из гастатов говорить ничего не стал, но у каждого в мыслях мелькнуло, что очень правильно бросил их триарий на ликвидацию, раз уж счет пошел на дни. Такие разработки ни в коем случае не должны попадать в чужие, тем более – зареченские – руки.
…первый день пролетел как-то незаметно быстро, наверное, благодаря новизне ощущений. Не то, что бы раньше гастаты никогда не ездили в поездах, но вот в чисто гражданских, да еще и вторым классом, и практически в пустом вагоне, где, кроме их купе, было занято еще два, да и то – наполовину. А, кроме того, их рыжая попутчица до предела нагрузила мозги молодых воинов информацией, полностью посвященной предстоящему заданию, не дав этим самым мозгам детально переварить произошедшее ранним утром на квартире веселой и бойкой проститутки. Впрочем, от глубокого тонкого анализа мельчайших пластов вполне возможной в такой ситуации двойной и тройной игры молодые гастаты сейчас были также далеки, как и от философско-богословских рассуждений на тему дуализма и единобожия.
На первую ночевку в поезде компания устраивалась с усталой обыденностью давно привыкших друг к другу людей. Даже Рыжая ни на секунду не задумалась, раздеваясь при мальчишках до белья и спокойно глядя, как то же самое проделывают они. И хотя Котяра все-таки облизывался на зрелое, но еще вовсе даже не потерявшее привлекательность тело, далее визуального контакта он не пошел, наверное, все-таки сказалась предыдущая ночь, полная спиртного и секса с Машкой.
Вторые сутки прошли в томительном, пустом ожидании, наполненном почему-то предчувствием беды, неприятностей и еще каких-то бытовых катаклизмов, впрочем, ничем жизни и здоровью не угрожающих. Гастаты валялись на купейных диванах, молча почитывали запасенные Угольком книжонки, или тупо пялились в окно на однообразный, почти осенний пейзаж пролетавших мимо редких перелесков, бескрайних, казалось бы, полей, редких поселений, будто вымерших без малейших признаков жизни. Рыжая, выложив, видимо, всё, что знала, или что позволено ей было выложить гастатам, тоже томилась от скуки, то и дело срываясь в тамбур – на перекур.
Олигарх даже сперва удивился такой несуразной привычке образованной, отлично знающей биологию и человеческую физиологию женщины, поневоле вспомнив свой уже давний откровенный разговор с наставником в «учебке».
– Если ты попадешься мне выпивший, но на своих ногах и в своем разуме, я, скорее всего, промолчу, – сказал тогда наставник, прищучивший сопляка Олли за бутылкой пива. – Если напьешь, как свинья и будешь хрюкать где-нибудь на улице или в казарме – накажу и очень строго. Но если я замечу тебя даже не с сигаретой, а запахом табака, то ты, боец, вылетишь из «учебки» в течение трех часов. Ровно столько надо, чтобы правильно оформить все документы.
– Наставник, чем же сигарета или сигара страшнее спиртного? – пользуясь такой возможностью и негласным разрешением поговорить по душам, спросил в те дни совсем еще юный Олигарх.
– Страшнее? Ты правильно сказал, угадал, скорей всего, – ответил наставник. – Весь алкоголь ты выгонишь из организма за двое-трое суток. Выгонишь так, что и следа не останется. И пусть спирт разрушает печень, плохо действует на мозги и портит еще кучу органов, но ты легко сможешь вернуться к трезвости. Никотин тоже выводится из организма. Дольше, но все равно выводится. А вот те смолы, которые вместе с дымом оседают в твоих легких, не выйдут никогда и будут накапливаться с каждой затяжкой, с каждым вдохом задымленного табаком воздуха. Не верь, что учебные фильмы о вскрытии призваны просто напугать тебя черными человеческими легкими. Это обыкновенная информация, которую ты должен получить, чтобы сделать свой выбор.
– Но мы же все равно все умрем, и умрем в бою, – возразил Олигарх, окончательно осмелев. – Какая же тогда разница?
– Разница? А разница в том, что ты должен не просто умереть в бою. А перед этим убить своих врагов. Только тогда ты можешь умирать с чистой, спокойной совестью, – усмехнувшись, рассказал наставник. – А если тебе просто не хватит дыхания забитыми смолой легкими, чтобы добежать до врага? Или увернуться от его ножа? Ты ведь не хочешь погибнуть, как простое пушечное мясо, не успев сделать ни одного выстрела?..
– Спасибо, наставник, – только и смог в ответ сказать Олли.
И в самом деле, в «учебке» практически не было курящих, разве что самые старые, за тридцать, ветераны иной раз баловались ароматными трубками с длиннющими мундштуками, собирающими в себе большую часть ядовитых смол, да кое-кто из преподавателей совсем уж гражданских дисциплин позволяли себе украдкой выкурить сигаретку. А вот спиртное – на своих ногах и в разуме – было чуть ли не обязательным атрибутом любых собраний наставников и учителей. Что ж, слова у них не расходились с делом…
Но сейчас Олигарх ничего не стал говорить Рыжей, даже в шутку не вспомнив ту старую историю. Он отлично понимал нервозное состояние никогда не участвующей в боевых действиях женщины накануне, наверное, первого в её жизни кровопролития.
А к вечеру добавило тревоги в их общие ожидания начала и поведение поезда. Теперь он все чаще и чаще замедлял скорость, а то и вовсе останавливался среди пустынного поля или перед въездом на невзрачный полустанок. И проводник, до этого момента безвылазно дремавший в своем купе – обслуживать-то практически некого – начал все чаще и чаще выскакивать в общий коридор, разглядывая что-то в окнах, убегая в соседние вагоны и появляясь оттуда все более и более мрачным.
Во вторую ночь спать легли, не раздеваясь, хотя и считая в душе это излишней предосторожностью, как оно и оказалось утром. Но после их пробуждения и почти до полудня поезд едва ли одолел две сотни километров, и Уголек, упорно разглядывающий карту-схему автомобильных дорог, решился…
Когда поезд в очередной раз затормозил и, лязгнув вагонными сцепками, остановился совсем неподалеку от маленькой, казалось, насквозь просматриваемой рощицы, гастаты, предварительно заблокировав купе проводника и двух оставшихся к этому времени в вагоне пассажиров, быстро, без суеты, криков и лишних телодвижений, вытащили на край насыпи свой багаж и через четверть часа, когда состав соизволил медленно, будто нехотя, тронуться в дальнейший путь, перетаскали баулы и ящики с оружием в лесок. Здесь, под символической защитой от чужих глаз, среди чахлых стволов желтеющих березок и осин, сноровисто, привычно переоделись, помогая друг другу подогнать снаряжение и уже совершенно не стесняясь присутствия Рыжей. Да и она не засмущалась, когда потребовалось сменить и нижнее, красивое на взгляд мальчишек, тонкое синтетическое белье в легких кружевах на более практичное.
Шлемы с поднятым пока затененным забралом из легкого, но пуленепроницаемого пластика. Кольчужные рубашки с коротким рукавом, защищающие от удара ножом, срикошетившей пули, осколка на излете. Толстые, грубые штаны с вшитыми углепластовыми нитями, с набедренными кобурами для пистолетов. Поверх кольчуги – широкие, не стесняющие движений рубахи камуфляжной расцветки, тоже усиленные, упрочненные хитрыми достижениями современной химии. Поверх всего – защищенные титановыми пластинами жилеты с многочисленными карманами, в которые гастаты рассовали запасные обоймы, легкие «наступательные» гранаты, рвущиеся без осколков, запалы к ним. Все снаряжение было своим, родным и, несмотря на регулярные чистки и стирки, казалось, пахло знакомым собственным потом. А вот Рыжей все тоже самое досталось новенькое, с иголочки, еще не притертое, но тщательно подобранное именно по женской фигуре. И большую часть времени гастаты затратили на помощь именно своей спутнице, все-таки никаких боевых навыков у нее не было и в помине. Завершая снаряжение, разделили и рассовали по плоским, удобным вещмешкам аптечки, химкомплекты, противогазы, сигнальные ракеты, маленькие специальные рации, позволяющие слушать эфир на большинстве военных и гражданских частот, таблетки «сухого спирта», запас консервов, купленных еще в городе Олигархом, патроны в небольших, специально для этого предназначенных «цинках». Достали и проверили оружие: карабин, две штурмовки, – даже решились на контрольные выстрелы, все равно в округе никого. Из своей дорожной сумки Рыжая извлекла небольшой пистолет-пулемет, незнакомой гастатам модели, видимо, что-то уж очень современное и секретное или импортное, но под местные патроны, впрочем, нельзя объять необъятное, и знать досконально все виды огнестрела, выпускаемого в мире. Ящики из-под оружия, баулы, сумку Рыжей, для очистки совести, прикопали подальше в лесочке.
– Готовы? – уточнил Уголек ради их спутницы, в полной готовности товарищей по оружию он был уверен. – Тогда – пошли… пока вдоль железки, через пяток километров свернем.
Рыжая приняла его слова за чистую монету и подумала, было, что они и в самом деле – пойдут вдоль насыпи, а то и вовсе по шпалам, но гастаты прошли лишь с сотню шагов в сторону от железнодорожного полотна и – побежали. Привычным, неторопливым, размеренным бегом, через каждые пятнадцать-двадцать минут переходя на быстрый шаг и чуток отдыхая и сберегая силы, хотя, казалось, им вообще не требовалось никакого отдыха. Через час такого ритмичного, безостановочного движения женщина подумала, что сейчас упадет и просто не встанет. При всей спортивности её натуры и хорошей физической форме ей никогда не приходилось бегать так много по пересеченной местности, ведь это не пяток кругов на стадионной гаревой дорожке. Здесь под ногами шелестела желтеющая уже трава, попадались мелкие ямки, неизвестно откуда взявшиеся сухие ветки деревьев, а то и давно вросшие в землю, упавшие, казалось, в первые дни сотворения мира бревна. Но остановиться и отдышаться Рыжей не дали. Котяра и Олигарх умело подхватили женщину под руки и буквально потащили вперед, стараясь не дать сбиться с темпа, и тащили так до тех пор, пока к ней не пришло «второе дыхание». Теперь бежать стало легче, и Рыжая даже смогла с удивлением присмотреться к гастатам, которым этот бег, казалось, давался без напряжения и особых усилий, будто всю жизнь они только этим и занимались.
А на исходе второго часа женщине показалось, что рядом с ней бегут не обыкновенные, худые и низкорослые мальчишки, груженные донельзя воинским снаряжением, а некие фантастические создания изощренного разума – электронные организмы, киборги – настолько безупречно-экономными, четкими и разумными были их движения без малейших признаков усталости. Казалось, вот так, в полном снаряжении, с оружием за плечами, не глядя под ноги, а ощупывая свой путь невидимыми радарами, они могут бежать и день, и неделю, и месяц подряд, не отвлекаясь ни на что, кроме поставленной перед ними задачи.
Следующий первым Уголек перешел на быстрый шаг, постепенно замедляясь, и коротко скомандовал через плечо:
– Перекур! Отдых четверть часа. Оправиться и заправиться!
И тут же мальчишки превратились в живых, из плоти и крови. Лица их лоснились от выступившего пота, дыхание, хоть и не сбившееся, потяжелело. Не смущаясь присутствием женщины, они всего на пару шагов отошли от стоянки, от места, на котором сбросили с плеч вещмешки, и шумно, с явным удовольствием, облегчились, как и приказал командир. И Рыжая, перебарывая невольно смущение, подавляемое огромным желанием, присела в сторонке от них…
– Эх, красота, – сказал Олли через несколько минут, повторно прикладывая к губам флягу. – Вот так бы всегда о нас заботились…
– Не греши, охальник, – упрекнул его Уголек. – А то ты когда выходил в рейд без воды или патронов…
– С водой, с водой, – согласился Олигарх. – Вот только редко когда вместо воды во фляжках был витаминный коктейль…
До самого вечера, пока еще можно было что-то нормально разглядеть под ногами, они продолжали этот невероятный бег, все дальше и дальше уходя от железной дороги, при этом, правда, потихоньку сбавляя темп и чаще останавливаясь на пятнадцать-двадцать минут, но Рыжая подозревала, что делается это только ради нее, чтобы не загнать городскую женщину насмерть в первый же день. Уже в сумерках Уголек остановил их небольшую команду возле непонятно как оказавшегося на пути полуразрушенного сарая почти без крыши, зато с четырьмя стенками, и пусть одна из них полностью обвалилась наружу, три оставшиеся стояли, кажется, прочно.
– Раз, два, три, – рассчитал капрал ночное дежурство среди гастатов, начав с самого себя, и пояснил Рыжей. – А ты спишь всю ночь, завтра тебе будет тяжелее всех…
Женщина покорно кивнула, не желая спорить и пытаться доказать этим монстрам в человеческом обличии свою состоятельность. Все равно она оказалась просто на десяток порядков слабее их. И сейчас у Рыжей все прочие затмевало единственное желание – уснуть. Она даже не стала ничего есть, только отхлебнула пару экономных глотков из фляги и торопливо устроилась под стеной, подсунув под голову такой же, как у гастатов, вещевой мешок, разве что бывший почти в три раза легче.
Рег.№ 0072680 от 10 августа 2012 в 19:28
Другие произведения автора:
Перекресток. Часть третья. Простая история. гл.32
Нет комментариев. Ваш будет первым!