Квест 2

Наши дни.

Прождав без малого полтора часа после отправления автобусов и в очередной раз подивившись прозорливости деда, уверенно утверждавшего, что исчезновения одного из экскурсантов никто не заметит, важно лишь не «внедряться» по дороге ни в чьи компании, Тавр выбрался на пустынную смотровую площадку, ушел чуть в сторонку от прямого взгляда на темнеющий зев Грота и полез наверх, безжалостно пачкая разноцветную, яркую одежду о камни.

Возле Грота он оказался уже через пятнадцать минут, хотя совершенно не представлял себе изначально удобного пути по склону, но тренировки от ветерана «Махайрода» могли дать фору любому обществу любителей скалолазания и альпинизма.

Уже на маленьком пяточке площадки у входа, внимательно приглядевшись к белеющим чуть ниже по склону костям злосчастной жертвы кровавых легионеров, Тавр саркастически хмыкнул и покачал головой: кто-то из ушлых и предприимчивых экскурсоводов не поленился стащить из анатомического музея пластиковый учебный скелет и умело разбросать не подверженные старению ярко-белые кости на видном месте.

«Деньги теперь – всё, и ради денег людишки готовы на всё», – припомнил юноша сентенцию деда, сбрасывая с плеч рюкзак и доставая из удобного бокового кармашка маленький, экономный, но мощный фонарик. Лишь после этого он решился войти в кромешную, не нарушаемую годами темноту Грота.

…а здесь, кажется, все осталось, как полсотни лет назад – те же деревянные лежаки, сооруженные из непонятных разнокалиберных ящиков, застеленные совершенно обветшалым тряпьем, в котором угадывались армейские бушлаты старинного образца, какие-то совершенно бесформенные узкие полотнища неизвестной ткани, истлевшие по швам, но по-прежнему хранящие форму солдатские брюки-галифе. Возле самого дальнего ложа стояли скукоженные древние сапоги.

«Мы там почти трое суток провели, – рассказывал месяц назад дед. – В самой пещерке-то только в ночь, да и то – по очереди, как положено. Но вокруг все излазили. Как промежуточная база, местечко для тебя самое удобное. И уходить будешь – через гребень перевалишь, считай, вернулся, и пояснить просто, если вопросы будут задавать: мол, залез глянуть на Грот, отстал от экскурсии, не растерялся – хоть в такое и трудно сейчас поверить – выбирался самостоятельно… хотя, не думаю, что кого-то твои приключения заинтересуют».

Положив фонарик на одну из лежанок, Тавр быстро и сноровисто распотрошил свой рюкзачок, переоделся в старенький, но прочный, легионерский комбинезон, прошитый углеродной, упрочняющей нитью, позволяющий держать скользящий удар ножа, переобулся в удобные, привычно разношенные сапоги взамен новеньких ярких, но абсолютно непрактичных в горных условиях кроссовок. Кроме одежды в рюкзачке был хитро припрятан армейский пистолет, пара запасных обойм, которые, как надеялся юноша, ему не пригодятся, легионерский нож, пара плотно закрытых банок со спецпайком разведчиков, собственноручно приготовленным старым триарием в домашних условиях. «Этого тебе на неделю хватит, если не экономить, – пояснил во время сборов дед. – А так – дней на десять, не меньше. Однако, думаю, что справишься ты гораздо быстрее».

Заполнив опустевший рюкзачок современной сменной одеждой, Тавр спрятал его в самом дальнем углу Грота за лежанкой, надеясь, что никаких случайностей за время его отсутствия не произойдет, а возможные посетители пещеры не станут шуровать по её углам в поисках неизвестно чего.

С несколько неожиданной для такого молодого человека неторопливой тщательностью Тавр заполнил удобные, специально для этих предметов предназначенные, карманы комбинезона банками с пайком, обоймами к пистолету, который вложил в набедренную открытую кобуру. Добавил небольшой, в две сигаретные пачки, коробок с пластидом, десяток взрывателей и бухту старого, надежного, бикфордова шнура, прикрепил к поясу флягу с коктейлем из воды, витаминов, безопасных для здоровья, но очень действенных стимуляторов.

Вот теперь можно было отправляться в путь.

«Байки про радиацию, отравленный город и мертвые села с мутантами ты писакам из разных газетенок оставь, – напутствовал его старик. – Там уже через пять лет было практически чисто, разве что – в эпицентре еще фон остаточный стоял, а уж через полста лет… Дорога от пещеры этой до города идет через две деревеньки, ну, это ты сообразишь по карте, зря, что ли, учил?.. но можно пройти и напрямую, там хоть и не ровно-гладко, но ног не поломаешь. Как спустишься с горы, возьмешь курс по азимуту и – через три-четыре часа будешь на месте».

Несмотря на то, что никаких явных опасностей не было, да и простых неожиданностей ни в Гроте, ни вокруг него не произошло, Тавр выбрался под ласковое весеннее солнышко с явным удовольствием. Клаустрофобией он не страдал, но замкнутое пространство со следами трагического прошлого невольно давило на психику, хоть и укрепленную уроками старого легионера, но вовсе не закаленную чужой и своей кровью и смертями.

Быстро спустившись по знакомому уже склону горы чуть в стороне от смотровой площадки, Тавр на какое-то время задумал, вглядываясь вдаль и выбирая маршрут дальнейшего движения. Колебания его продлились недолго, через пару минут юноша решительно двинулся к спуску немного левее, ведущему на старую, заброшенную и едва различимую в свежей весенней травке тропинку.

«Раз уж довелось посетить Долину Смерти, – с душевной усмешкой подумал Тавр. – Надо бы пройтись и по заброшенным деревенькам. Просто любопытства ради глянуть, как оно – на необитаемом уже полста лет острове…»

Пятьдесят два года назад.

На дезертиров триарии наткнулись случайно. Простая мера предосторожности – патруль у невысокого гребня скал – вдруг республиканцам взбредет в голову перебросить в этом месте пару батальонов горных стрелков и неожиданно ударить во фланг удобно расположившемуся в Счастливой Бухте легиону? Конечно, эта пара батальонов ничего не смогла бы решить в боевом смысле, но зачем допускать никому ненужные неприятности, если от них легко оградиться двумя тройками легионеров?

После городской суеты, зачистки центральных улиц, поисков оставшихся по глупости или из самомнения горожан, невысокие, но обрывистые, скалистые горы показались триарием воплощением спокойствия.

Наверное, простые солдаты, что имперцы, что республиканцы, обязательно подумали бы во время своего хаотичного перемещения по зацветающим уже, покрытым кое-где свежей весенней травой склонам: «Вот закончу службу, вернусь сюда, построю домишко, буду каждый день наслаждаться этой тишиной, чистым воздухом, свежим хлебом и родниковой водой…» Но легионеры не были простыми солдатами, и в их головы не приходили иные мысли, кроме насущных, сиюминутных, мало кто из гастатов, принципов, триариев надеялся дожить до перевода в резерв, да и просто не представлял себе – чем можно заниматься в гражданской жизни – вне легиона.

Первым легионеры заметили сидящего у входа в Грот Пентюха. Он бездумно грелся на ласковом солнышке, расслабившись в полудреме, в неком странном промежуточном состоянии между явью и сном. А через несколько минут к нему присоединился Зигатый, вышедший из темноты пещеры, на ходу оправляющий гимнастерку и застегивающий брюки, будто этого нельзя было сделать заранее. Как обычно, дезертир попользовал добытую их неформальным командиром девчонку, и теперь собирался передохнуть, набраться сил для нового захода. Он делал это с пленницей по три-четыре раза на дню – и один, и в компании с Флэтом, иной раз привлекая и ленивого даже до доступного женского тела, суетливо бестолкового Пентюха. Да еще и ночью дезертиры не оставляли девчонку в покое. И пусть она не сопротивлялась, молчала и только кусала губы в наиболее страстные моменты соития, но на добровольные, по согласию, занятия любовью это совсем не походило.

Прикрывающий зашедших с разных сторон к площадке Чука и Вера, Кант шепнул только в переговорник: «Ножи»… и тут же метнулись буро-зеленые тени, зажали рты беспечным, расслабившимся на свободе дезертирам, давно уже оставляющим свои штурмовки в пещере, почти забывшим, для чего захватили их с собой при суматошном, хоть и заранее спланированном уходе из части… мелькнули серые, тусклые лезвия – и вот уже триарии спешно, аккуратно оттаскивают мертвые тела за камни, скрывая их от лишних, пусть пока и отсутствующих глаз.

Не отвлекаясь от наблюдения на нижним склоном, Кант скомандовал: «Проверить!», и напарники его призрачными тенями скользнули в темноту Грота. А через минуту у выхода матово блеснуло темное забрало шлема – не высовываясь наружу, лишь встав поближе к свету, чтобы обеспечить лучшую связь, Чук доложил:

– Их было трое. И еще – тут девчонка…

– Симпатичная? – поинтересовался Кант равнодушно.

– Не определить в темноте, – съехидничал Чук.

– Тогда – ждем, – решил командир тройки. – Третьего…

Но ожидание не затянулось. Через десяток минут на склоне замелькала такая маленькая при взгляде издалека фигурка в потрепанном республиканском мундирчике, со штурмовкой в руках. Флэт возвращался из традиционной своей вылазки в ближайшую деревню, он нервно торопился, даже не глядя по сторонам, видимо, часом-другим ранее встретив в привычном, знакомом месте грозу республиканцев – «кровавых легионеров Империи».

Кант спокойно, как на стрельбище, поймал дергающуюся фигурку в оптику карабина, проследил до довольно-таки ровного участка, на котором ничего не подозревающий Флэт немного ускорился, а потом – на выдохе, как делал это уже тысячи раз, согнул указательный палец на спусковом крючке. До дезертира было в этот момент поменьше полуверсты, и Кант отчетливо приметил через оптику, как в солнечных лучах брызнул от головы бегущего мальчишки маленький фонтанчик крови вперемешку с выбитыми  тяжелой пулей мозгами…

Еще минута наблюдения за упавшим, неподвижным телом, и Кант скомандовал:

– Выходите, третий готов.

Вместе с его боевыми товарищами на маленькой площадке перед Гротом появилась и пресловутая девчонка – в помятой, заштопанной, серо-голубой блузке, обнаженная ниже пояса, старательно прикрывающая голые ноги и выше прихваченной с собой длинной юбкой.

– И что с ней делать? – с любопытством уточнил Вер, стоящий позади девушки, как бы, прикрываясь её худеньким телом от возможных взглядов со стороны.

– Забыл, что с женщинами делают? – подколол его Чук, внимательно вглядываясь в непроницаемое забрало командирского шлема.

Поймав перепуганный взгляд затравленного зверька, Кант подумал, что девчонке, пожалуй, и так досталось от дезертиров, а тут еще шуточки напарников. Он неторопливо забросил карабин на плечо, снял шлем, вглядываясь в простенькое, чумазое лицо.

– Ты – местная?

Девчонка только испуганно кивнула, судорожно глотая слюну. Ну, а то как же – понарассказывали простым обывателям про зверства имперцев.

– Через горы пройдешь? – Кант кивнул вверх, на гребень скал.

Ничего не понимающая, видимо, решившая, что её, кроме прямого женского назначения, хотят использовать и как проводника, девчонка кивнула вторично.

– Ну, так одевайся и – иди, – равнодушно сказал Кант и тут же прикрикнул для острастки: – Бегом!

Наши дни.

Деревня Тавра разочаровала. Нет, конечно, памятуя напутствия старого легионера, он не ждал аккуратно разрушенных домиков, выкошенной травы вокруг них, бравых мутантов, выглядывающих из окон и подстерегающих неосторожных путников. Но за полсотни лет то, что осталось от деревеньки после беспощадных поражающих факторов ядерного взрыва превратилось в заросшее бурьяном, полынью и лебедой с трудом проходимое поле, на котором бугорками вздымались остатки сгоревших или разрушенных ударной волной и временем домов. Центральная улица едва угадывалась в этом природном хаосе, и Тавр смело прошел по ней, распугивая по пути многочисленных птиц, среди которых признал, разве что, скворцов. Из-под ног его шустро прыскали в разные стороны негромко попискивающие грызуны, но и тут опознание было затруднено – с большинством представителей животного мира юноша был знаком по фильмам, картинкам и фотографиям, а это – слишком большая разница, ведь чаще всего в реальной жизни и птицы, и мыши выглядят и ведут себя совсем по другому, чем в специальной учебной программе, смонтированной, приглаженной и отредактированной для бестолковых городских жителей.

Слегка разочарованный окружающим его спокойствием, Тавр, изрядно натренированный дедом, без особого напряжения, остановившись лишь разок по пути – справить малую нужду – через пять часов добрался до окраинных развалин города. Здесь он все-таки попробовал замерить радиоактивный фон, но современный аппарат упрямо отрицал все газетные публикации и рассказы экскурсоводов – фон мало чем отличался от природного, пожалуй, гранитная набережная в столице Метрополии фонила побольше.

В городке Тавр сориентировался быстро, хоть и остались от домов жалкие, приглаженные ветром, дождями и временем развалины, но общие очертания улиц, площадей, переулков и тупичков сохранились прекрасно, и найти нужное здание для понимающего топографию человека не составляло труда.

«Там развалины, небось, сплошные, – рассказывал старый легионер. – Но домик тот был знатный, приметный, и стоял в сторонке от эпицентра. Вряд ли его снесло до фундамента, так что – запоминай…»

Беломраморные колонны уцелели почти до половины, естественно, превратившись за прошедшие годы в буро-грязно-мраморные, так же, как и роскошные когда-то широкие низенькие ступеньки, ведущие теперь к обломкам фасада, полностью перекрывающим вход в помещение. Но проникать в здание отсюда, с центрального парадного входа, Тавр и не планировал.

Сейчас, когда до захода солнца оставалось совсем немного времени, надо было поискать вокруг и в самих разрушенных домах хоть какой-то инструмент, перекусить и – устроиться на ночлег. Конечно, за прошедшие годы от любых лопат и пожарных багров осталась лишь ржавая металлическая труха, но вот лом для разбора завала на месте входа в подвал наверняка так и остался ломом – а что ему сделается за полсотни лет даже под дождем?

Необходимый простейший инструмент нашелся удивительно быстро, в маленьком, едва ли не полностью уцелевшем здании бывшей котельной, прикрытом со всех сторон сильно разрушенными домами, принявшими на себя основную силу ударной волны. Очистив поверхность вечной железяки от слоя ржавчины, Тавр пригляделся к опускающемуся все ниже солнышку. Наверное, можно остановиться, отдохнуть, пристроиться на ночлег прямо здесь, в котельной, но юный организм бушевал от нетерпения, скрывая вполне понятную усталость. И Тавр, наскоро пожевав питательную смесь старого легионера, глотнув бодрящего коктейля из фляги, решил не откладывать трудную работу на завтра.

И вновь ему повезло – завал у бокового входа в подвал нужного здания оказался совсем небольшим, будто чисто символическим, маскировочным, а не образовавшимся во время рукотворного катаклизма. А вот с металлической дверью, освободившейся в небольшом заниженном углублении в стене, пришлось изрядно повозиться в уже надвигающихся сумерках. Кажется, металл дверного полотна насмерть прикипел, приржавел к могучей, тоже железной притолоке, совсем не реагируя на сильные удары и попытки поддеть его ломом.

Тавр огорченно сплюнул ржавую пыль, щедро набившуюся в рот в последние минуты. Прерываться не хотелось, но и стемнело уже окончательно; без привычного городскому человеку уличного освещения с трудом можно было разглядеть в лунной подсветке даже самые близкие развалины домов. Пришлось доставать пластид, вминать в узкие щелочки возле дверных петель податливую взрывчатку, ставить детонатор и отматывать от бухты шнура двухметровый кусок, поминая добрыми словами деда, обучившего юношу этой нехитрой, но опасной работе.

В тишине разрушенного, заброшенного богами и людьми ночного города громыхнуло как-то особенно громко, но – главное – эффективно, после взрыва Тавру осталось лишь подцепить ломом скособоченную, полуоторванную дверь и с шумом свалить её в сторону от прохода.

«Что ж, раз так удачно получилось, – подумал юноша, с волнением вглядываясь в темнеющий зев подвального входа, – то здесь и переночую, внизу, у самой цели…»

Усталость от дневного перехода, расчистки завала и борьбы с дверью навалилась вдруг с полной силой, заставляя ныть мышцы, дрожать пальцы, прикрывать глаза.

Пятьдесят два года и три месяца назад.

В просторном оперативном зале Генерального Штаба имперских вооруженных сил над расстеленными на широком столе картами работали пять офицеров: три подполковника, майор и капитан. Повесив на спинки стульев кители и оставшись лишь в зеленоватых форменных рубашках с пристегнутыми погонами, офицеры что-то тщательно промеряли, записывали в рабочие блокноты, сдаваемые сразу же при выходе из зала в «секретку», подсчитывали, вычисляли. Шестой находящийся в зале офицер лишь изредка посматривал на тихую, но кипучую деятельность подчиненных, стоя поодаль от стола, у широкого, светлого окна, выходящего на суетливую столичную улицу.

Он первым и заметил, как в зале через незаметную, подсобную дверь появился невысокий, коренастый и крепкий человек с могучими, пышными бровями, в погонах с маршальскими звездами.

– Господа офицеры!

И все, мгновенно оторвавшись от карт и своих записей, бросив руки по швам хорошо отутюженных брюк, замерли, повернувшись лицом к вошедшему – начальнику Генерального штаба.

– Вольно, – после короткой паузы, оглядев тружеников, скомандовал маршал. – Можете быть свободны… перерыв – два часа.

Слегка недоумевающие, но искренне обрадованные представившейся возможностью передохнуть, офицеры молча и быстро, стараясь выглядеть бесплотными тенями, покинули помещение, лишь шестой – полковник – остался на своем месте, у окна. Без слов переглянувшись с маршалом, полковник глянул на часы.

– Сейчас будет, – нахмурившись, строго сказал маршал, подходя ближе к столу.

И точно, через центральную, официальную дверь в оперативный зал быстрыми шагами не вошел даже, ворвался худощавый, невысокий легионер с золотым значком «Махайрода» на довольно поношенном, но крепком еще повседневном френче с непонятными для непосвященных значками на маленьких пристегнутых погончиках.

– Здравствуй, Лис, – первым поприветствовал его маршал, нарушая все возможные и невозможные положения Уставов и полностью игнорируя субординацию, так тщательно им самим лелеемую в отношениях с другими офицерами.

Вошедший резко, но с легкой небрежность чувствующего свое превосходство над другими людьми, козырнул и уставился пронзительным, неуютным взглядом на стоящего у окна полковника – тот даже поежился едва заметно.

– Это замначальника оперативного отдела, – пояснил маршал, интуитивно понявший невысказанный вопрос. – Единственный, кто будет посвящен… прошу знакомиться – легат «Махайрода» Лис, генерального штаба полковник Вязов.

Короткие, офицерские кивки в знак приветствия.

– Давай к делу, Петрович, – совсем уж панибратски сказал Лис, обращаясь к маршалу.

Впрочем, сам начальник Генштаба, в глубине души, очень любил, когда его называли вот так – по отчеству, без всяких громогласных приставок и восторженных эпитетов.

– Начинай, – кивнул маршал штабисту.

– Коротко о ситуации в целом, без этого никуда, – как бы, извиняясь, сказал полковник. – Как вам должно быть известно, на весенне-летнюю кампанию запланирован прорыв фронта и наступление на Плюмбург с целью лишить республиканцев основной базы добычи и переработки цветных металлов.

– Хотите использовать легион для прорыва? – бесцеремонно перебил штабного легат, изобразив при этом на лице легкое презрение, мол, кому же такая идея в голову пришла?

– Ни в коем разе, – суетливо опроверг предположение легионера полковник. – прорывать будут обычные, бронетанковые части, но… вот беда! Чуть юго-западнее основного направления прорыва республиканцы совсем недавно, буквально на прошлой неделе, сосредоточили сразу три дивизии: две простые, стрелковые, из новобранцев, и механизированную гвардейскую, а это – до сотни танков в строю. Их возможный удар во фланг частям прорыва может свести на нет все наши усилия.

– Ковровые бомбардировки? – коротко посоветовал легат.

– Нет, не получится нужного эффекта, – отрицательно замотал головой полковник. – Республиканские дивизии сильно рассредоточены на местности, даже бомбовым ковром их не выбить… а ловить на марше уже в начале нашего наступления – это рулетка.

– Стратегическая авиация? – уточнил легат, но на этот вопрос, слегка поморщившись, отреагировал до сей поры молчавший маршал:

– Ты же знаешь, ну, или догадываешься, Лис, есть негласная договоренность: мы не применяем в зоне конфликта тяжелую артиллерию, дальнобойные ракеты и стратегическую авиацию, а республиканцы не просят помощи у британцев и, вообще, у прочих западных европейцев. Приходится довольствоваться тем, что есть.

– И что же в таком случае нужно от легиона? – уже раздражаясь на штабную говорильню, довольно резко спросил легат.

– Отвлечь эту группировку республиканцев, – спокойно пояснил полковник. – Вот, гляньте…

Он подхватил со стола оставленный там кем-то из ушедших офицеров карандаш и повернул к шагнувшему поближе легату лист карты.

– …здесь – три дивизии, а вот южнее и восточнее – Счастливая Бухта, замкнутая, с единственным проходом в горах, практически, в тыл группировке. Представьте, как отреагируют в генштабе Республики, если вдруг в Бухте высадится десант – достаточно мощный, чтобы угрожать их главному, фактически стратегическому, резерву?

– Хотите поиграть в «триста спартанцев»? – усмехнулся одними губами легат. – Конечно, проход в долину, в эту Счастливую Бухту, можно будет удержать и против трех сотен танков, но так ведь – завалят числом. У меня на их тридцать тысяч штыков – десять центурий…

– Откуда взялась десятая? – с искренним любопытством поинтересовался маршал, вновь включаясь в разговор.

– Из триариев, – ответил легат. – У каждого командира есть своя мечта, моя вот – сбылась. В легионе есть центурия, полностью состоящая из триариев, это, как только что сказал полковник, мой стратегический резерв.

«Такая центурия месяц будет держать все три дивизии в этом «бутылочном горлышке» ущелья, – подумал штабист. – Только патроны и гранаты подавать успевай… ай, да ушлый этот легат, молодец…»

Но вслух полковник сказал совсем другое. 

Другие произведения автора:

Пыль. Часть I. гл.2

Пыль. Часть I. гл.4

Черный дом. Часть первая