Искажение. Беспорядки

Беспорядки

Бунт, мятеж, вооруженное восстание народа, как его не называй, если не происходит под мудрым и здравомыслящим руководством профессиональных военных, то обязательно вырождается в погромы, мародерство и бардак в самое кратчайшее время, пока лихие и не очень революционеры в штабах и ячейках спорят о прописных истинах, не в силах принять нужного, иной раз кровавого, но единственно верного решения.

…Они шли по улице, опьяненные собственной безнаказанностью, одурманенные чувством вседозволенности, ошеломленные собственной, неожиданно свалившейся на них, значимостью. Среди толпы полуподростков от шестнадцати до двадцати не выделялось сколько-нибудь явных, ведущих за собой лидеров, но все они шли, будто скованные между собой, с единой целью: отвести душу за все те ограничения, что годами налагало на них общество, старшие по возрасту, родители, и которые они считали несправедливыми по отношению к себе, любимым и единственным.

Почему ж это нельзя пить пиво и вино на улицах и мочиться на стены домов? Почему нельзя размалевывать эти стены веселыми и смешными надписями? Кто это установил, что одни слова – цензурные, а другие – нет? И почему это молодые должны получать на работе гораздо меньше старых пердунов, которые только и умеют, что учить жизни, делать замечания и доносить начальству? Ведь им, молодым, надо гораздо больше и сразу всяких удовольствий в жизни.

Устилая за собой мостовую осколками оконного стекла, битыми бутылками и смятыми банками из-под пива и всяких слабоалкогольных коктейльчиков, разодранными пакетами и пластиковыми упаковками дурацкой разовой еды, называть которую именами собственными язык не поворачивается, они шли, горланя во всю мощь легких непонятные им самим лозунги, хрипя плохо различимые песенки о свободе и удовольствиях, раскидывая по сторонам всё, что попадалось под руку.

Кто-то первым пнул подвернувшийся по дороге автомобиль, и вот уже десяток-другой расшалившихся мальчишек били в нем стекла, вырывали дверцы, мочились в салон. «А давай перевернем!», и через пару десятков секунд изуродованная машина лежала вверх колесами, как грустный памятник ушедшим дальше по улице люмпенам.

А кто-то из последних, проходивших мимо поверженного автомобиля, догадался чиркнуть зажигалкой и бросить в салон кусок вонюче и дымно горящего пластика…

Провожая толпу взглядом, из маленькой, незаметной подворотни вышел высокий худой мужчина в возрасте далеко за сорок, в длинном черном пальто с измазанными грязью полами, в черной, маленькой кепочке. Спутник его, ниже почти на голову, но шире в плечах и мощнее в груди, недовольно морщась, поинтересовался:

– И вот этот сброд у нас будет революционерами считаться? Хорошо хоть простые обыватели по домам заперлись, а то тут недолго и до крови…

– Кровь уже была, – меланхолично сказал высокий. – Знаешь же, вчера кто-то расстрелял группу «ликвидаторов» почти в самом центре.

– Кто-то? – хмыкнул собеседник. – Неужели ж ты не знаешь – кто?

– Вот и не знаю, – раздраженно ответил высокий. – У нас нет и не было никогда такого количество боевиков в одной группе… да и боевиков таких нет, что б за несколько минут уничтожить подготовленный специально к разгону беспорядков сводный отряд.

– Штаб туда кого-то посылал с утра, ты в курсе?

– Как же не в курсе, если с этим посыльным письмо мое ушло, – казалось, что при упоминании штаба высокий разнервничался еще больше. – Толку пока от этого штаба – ноль.

– А кому же ты писал, если не знаешь, что там за группа объявилась? – решил выяснить ситуацию до конца его собеседник.

– Писал наобум, – еще раздраженнее ответил высокий, видно было, что неподконтрольная ситуация его не просто раздражает, а уже бесит. – В тех краях где-то Комод должен быть, может быть, до него письмо дойдет…

– В тех краях и Вирус бродит, за которым Паша присматривает? – вопросительно округлил глаза собеседник.

– Связи нет, никто ничего не знает, но руководить пытаются все, – в сердцах махнул рукой высокий. – Штаб все ж таки, какой-никакой…

– Должен же кто-то что-то решать… и объявлять об этих решениях, – меланхолично заметил собеседник.

– Н-да… и потом отвечать за всё сотворенное и натворенное, – согласился высокий.

– Так что в штабе узнали о вчерашнем бое у ресторана… э-э-э, как его там называли? – упорно возвращался к разговору собеседник.

– Возле «Меридиана» был бой, – скорчив кислую физиономию, подсказал высокий, – вот только в штабе ничего не узнали. Послали их гонца куда подальше. И не просто послали, а с музыкой. Бедный парень с мокрыми штанами вернулся. И сказки какие-то рассказывает. Мол, в ресторане неизвестные военные с ружьями начала века. Но дисциплина у них – на высоте. Его сразу задержали и расстрелять пообещали за проникновение на их территорию. А вот верховодит у них какая-то атаманша. Девица-малолетка, в короткой юбке. Этот гонец лучше всего юбку запомнил, кретин.

– Вот, а говоришь, что ничего не знаешь, – чуть укоризненно сказал собеседник. – Вот только насчет атаманши – это вряд ли. Вирус, конечно, девица боевая и задорная, но… никто её не знает, не зря же такое чумовое прикрытие ей организовали. А раз не знает, то и не пойдет за ней. Значит, или не она, или у нее свой отряд где-то припасен был. Причем, в таких закромах, что даже мы об этом не знали, не то что «ликвидаторы».

– Верить-не верить – твое дело, – не стал протестовать высокий. – Она-не она, чей отряд, откуда взялся…только ведь, как ни крути, а там, в ресторане, сила. И мы её не контролируем. Хуже, чем не контролируем. Нас оттуда просто послали открытым текстом. Мол, штаб весь дурака валяет, а если хочет делом заниматься, то пусть приходит к ним, под ружье…

– А что не так про штаб? Кстати, контроль – палка о двух концах… – начал было собеседник.

Его перебил дружный топот сотен ног, бегущих по улице с той стороны, куда ушла нестройная колонна молодежи, опрокинувшей и поджегшей автомобиль. Те, кто минут десять назад шли победителями и хозяевами жизни, теперь бежали со всех ног с единственной мыслью: скрыться, спрятаться, забиться в щель и отсидеться до лучших времен. Первыми бежали самые легкие на ногу и, естественно, самые догадливые, кто с напугавшим их не столкнулся лицом к лицу, но во время сообразил, что пора уносить пока еще целые ноги. Они вихрем проскочили мимо двух мужчин, поспешно отступивших к спасительной своей подворотне. Там высокий и его собеседник задержались, движимые скорее любопытством, чем необходимостью. Увидав, как к подворотне, тяжело дыша, хромая и плюясь кровью, подбегает очередная партия перепуганных люмпенов, высокий спросил:

– Вася-Кот, а нельзя ли кого из этих бегунов спросить, что там случилось?

Откликнувшийся на такое странное прозвище спутник высокого коротко кивнул и  резво выскочил на улицу. Прямо ему в руки попался один из мальчишек, щуплый, с нездоровым, землистым цветом лица, старательно баюкающий на бегу поврежденную руку. Вася-Кот резко прихватил его за куртку и легко, будто подраненного цыпленка, поволок в подворотню, не обращая внимания на звериное, болезненное поскуливание мальчишки и шарахнувшихся дальше по улице его попутчиков по бегу наперегонки.