Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 19

Дэннер

 Из ресторана мы вышли, когда совсем уже стемнело. В голове изрядно шумело от коньяка, да и не только от него, если быть точнее. Не догоняйся мы с Ласточкой вином напоследок – были бы сейчас трезвые.

 К вечеру похолодало, но небо оставалось ясным, что было мне очень непривычно – для меня было бы обычным делом, если бы на нём висело серое облако. Или чёрное. И красноватого дыма здорово не хватало – сейчас я скучал по нему, словно по старому другу. Храм бы сюда...

 Что-то я замечтался. А вообще, все здесь было непривычно. К примеру, я впервые в жизни видел целый и не ржавый троллейбус – и он ехал. Серьёзно. Он ехал. Он не стоял на месте ржавым облупившимся остовом, из которого несёт падалью и торчат вороньи гнезда. И это было удивительно. Он был ярко освещён изнутри электрическим тёплым светом, и в нём было тепло, и мотор исправно работал. К нам подошёл человек в синей фуражке.

    — У вас билетики есть? – спросил он, показав мне удостоверение – правда, бесполезно, у меня все равно в глазах двоилось. Но кондуктор попался понимающий, и в милицию нас сдавать не стал, о чём меня удивлённо проинформировала Аретейни громким шёпотом на весь троллейбус. Я машинально принялся тереть ухо, а кондуктор подмигнул мне и даже штрафовать не стал.

    — Фиг с вами, – сказал он. – Понимаю.

 Я благодарно улыбнулся. На большее меня не хватило. Ласточка спала, устроившись головой у меня на плече, и я её придерживал одной рукой, чтобы не стукнулась носом о впередистоящую скамейку. Я думал, она обязательно пропустит остановку, но она, оказывается, не так уж и уснула. Во всяком случае, в нужный момент она встрепенулась и сонно проинформировала:

    — Выходим.

 Я спрыгнул на влажный асфальт и помог спуститься ей. Ласточка ухватилась за мою руку – да так и не отпустила. Правильно, чего ещё делать, когда шатает. Она обхватила себя за плечи одной рукой, затем даже с первой попытки, прикурив сигарету, поинтересовалась:

    — Мы сейчас домой или дальше гулять?.. Простите меня, я просто двое суток не спала, поэтому торможу... но кофе решит проблему.

    — Давай я тебя домой провожу, – предложил я. Нечего ей себя мучить – и так здоровье у неё ни к чёрту. В туман такой экстрим. Но Ласточка активно замотала головой. Затем подняла неожиданно ясный взгляд и смущённо улыбнулась.

    — Я тебе надоела, да?

 Мне захотелось её по голове разок стукнуть за такие заявления. Не человек, а банка с комплексами. Причём, консервная банка. Без ножа ну никак не вскроешь и не достучишься с разумными доводами. Ничего такого я, разумеется, не сделал. Пришлось терпеливо вздохнуть, ободряюще пожать ей руку и спокойно втолковать, в чём, собственно, дело.

    — Ты устала. Тебе поспать надо. А я уж не пропаду, как-нибудь.

    — Надоела – так и скажи, – зачем-то упёрлась Ласточка. Я едва не взвыл.

    — Да нет же! О тебе же, родная, беспокоюсь, между прочим.

 Она снова улыбнулась – на этот раз легко и радостно.

    — А не надо за меня беспокоиться. Я в порядке.

 Вот, упрямая. А, я, кажется, об этом уже где-то упоминал. А Ласточка предложила:

    — А пойдём ко мне чай пить.

 Я скептически оглядел её на предмет осиливания процедуры чаепития. Нет, исключено. Вырубится, едва переступив порог. Зачем расстраивать отказом? Знаю же, что она себе после этого там напридумывает.

    — Идём.

 ...Квартира оказалась небольшая, но уютная. Уютная в смысле энергетического фона. Я осторожно переступил разбросанные на полу книги и какие-то эскизы, пока хозяйка поливала себе голову холодным душем с целью прийти в себя, поднял один листок. На нём был изображён чей-то портрет. А она, оказывается, неплохо рисует. И чего стесняется?.. Непонятно.

 Тем временем Ласточка появилась из ванной, встряхнула мокрыми волосами и отправилась ставить чайник. Она заметно ожила. Ну, да, я бы тоже на её месте ожил.

    — Тебе чёрный или зелёный? – обернулась она при виде меня. Я с трудом подавил желание отвести с её лица прядь волос и улыбнулся в ответ.

    — Все равно.

 Ласточка фыркнула, поставила на стол две коробочки с чаем и принялась декламировать считалочку, поочерёдно в ритм указывая на них.

    — Шла машина темным лесом, за каким-то интересом, инте-инте-интерес, выходи на букву «с». Зелёный. – Она отвернулась, извлекая с полки заварочный чайник в горошек. – Знаешь, я, похоже, в тебя влюбилась. Спасибо за вечер. И гляди, остановку не проспи, когда домой полетишь, а то я беспокоюсь. – Аретейни обернулась с улыбкой, продолжая возиться с чайниками. А я едва со скамейки не свалился. Ласточка, как ни в чём не бывало, поставила перед моим носом кружку. – Ты чего? У тебя такое лицо, будто ты единорога на стенке углядел. Эй...

 Ну, все. Довольно. Или я сейчас ей все объясню, или... ну, вы поняли. Соблазн ухватить её за руку и прижать к себе был такой, что я невольно уцепился обеими руками за столешницу и прикусил язык, чтобы не наговорить лишнего. По пьяной лавочке человек, вообще, начисто теряет самоконтроль, так что, я заслуживаю большущую медаль за подвиг. Не забудьте при случае наградить, ладно?..

 Я поднялся и тряхнул головой, надеясь вытрясти из неё литр коньяка и полторы бутылки вина – но должного эффекта, разумеется, не достиг. Поэтому быстро заговорил, пока не успел ещё натворить глупостей.

    — Слушай, я должен тебе кое-что сказать. – Кое-что, ага. Маленькое такое уточнение... ай да я... – Я не поеду домой – нет у меня здесь дома. Мне необходимо найти портал, пока не поздно. Я... да присядь ты уже!

 Ласточка послушно плюхнулась на скамейку напротив, не сводя с меня расширившихся глаз. А я продолжил.

    — Я из будущего, понимаешь?.. Сложно объяснить, но...

    — А-а. – Аретейни кивнула и улыбнулась. – Да не волнуйся ты так, все я понимаю. Исследователь, да?.. Историк?..

    — Да никакой я не историк! – едва не заорал я. – Я случайно сюда попал... Только мне нужно поскорее вернуться, а я не знаю, как это сделать.

    — Да вернёшься, не переживай. – Ласточка спокойно налила чаю в чашку. – Пойдём завтра к машине времени, объясним им все, они и вернут.

    — Что?.. – только и выговорил я, опускаясь обратно на скамейку. – Куда пойдём?..

 Ласточка подняла взгляд.

    — К машине времени, – повторила она. – Все будет хорошо, Владимир. Ты чай пей, пока не остыл.

 Я машинально ухватил чашку. Она ничуть не нагрелась, хотя от неё и поднимался пар. Впрочем, здесь же все странно...

    — Ты имя-то моё откуда знаешь?

 Аретейни подула на чай.

    — Так ты сам сказал. Ну, когда тебя в отделение привезли. Ты ничего не помнишь?

 Я помотал головой. Жидкость в чашке казалась вовсе не зелёной, а светло-салатной. Пахло чаем, жасмином, васильком и чем-то ещё – я не разобрал.

    — Неудивительно. Ты еле живой был. – Ласточка снова улыбнулась, и серые глаза её засияли улыбкой, будто в них поселился солнечный лучик. Я невольно залюбовался. – Ну, и как там, в будущем?

    — Плохо. – Ото всех этих разговоров опьянение как рукой сняло, лучше любой марганцовки. Даже руки уже не дрожали. Я мрачно наблюдал танец пара над чашкой. Ласточка удивилась.

    — Плохо?.. Чем плохо?

 Мерно прогудел какой-то летательный аппарат за окном. Всколыхнулись на окне занавески и опали. На стене громко тикали часы, стилизованные под подсолнух. Полдвенадцатого ночи. Часы здесь были разные – и электронные, и обычные, стрелочные. Эти были как раз-таки стрелочные.

    — Почему плохо? – повторила вопрос Ласточка, прерывая затянувшееся молчание и легонько касаясь моей руки. – Скажи.

 Сказать?.. Черт, да что же это я!

    — Там... там одни развалины, и туман. Жить можно только в городе, но на город тоже постоянно нападают твари, да и ловушек хватает...

    — Каких ловушек?

    — Разных. Можно, к примеру, идти по улице и угодить в растворитель, он невидимый. Раз – и от тебя только мокрое место осталось... в буквальном смысле. Можно с крыши накрывкой по кумполу получить – она прыгает сверху, обволакивает, затем ест. Можно тумана надышаться и сдохнуть. Ещё может посчастливиться на тёрку нарваться, или на сизый морок. Или ещё на какой-нибудь морок... но чаще всего нападают твари. Их больше, и за пределы города лучше вообще не соваться – не твари так туман обеспечит тебе уход в астрал. Много чего есть... Ещё черные облака – они ядовитые и ураганы вызывают, а зачастую – чёрный дождь. Он безвредный, да только после него черта с два отмоешься... – Я замолчал и поднял взгляд. Ласточка сидела неподвижно, обеими руками вцепившись в кружку. – Это долго рассказывать. В этом году должна произойти война, которая приведёт к экологической катастрофе. Я не просто так про войну спрашивал.

 Она болезненно закусила губу, уставившись в стол. Голос прозвучал сухо и отрывисто.

    — Сколько?

    — По нашим источникам – осенью.

    — Надо предупредить людей.

 Я невольно усмехнулся.

    — И что тогда изменится? От тумана не спрячешься.

 Ласточка вскочила и принялась нервно грызть ногти.

    — Да хоть что-нибудь! Можно построить бункер, можно...

    — Уже построили. Он существует, и разросся в целый подземный город. Но там на днях гражданская война началась. Я не уверен, что много народу осталось в живых.

 Аретейни неожиданно всхлипнула и облокотилась на столешницу.

    — Почему так?.. – прошептала она. – Это же неправильно... Чего людям не достаёт?!

 Ребёнок. Честное слово...

 Я, не удержавшись, подошёл к ней и обнял за плечи.

    — Приключений им не достаёт, ласточка. Такова природа человека. От слишком хорошей жизни он начинает звереть. Ты что, психологию в институте не изучала?

    — Изучала. – Она уткнулась мне в плечо и разревелась. – Побудь со мной, хорошо? Мне страшно...

    — Ты не умрёшь, – внезапно охрипшим голосом сообщил я. – Ты...

 Она вздрогнула и медленно отстранилась. Поймала мой взгляд.

    — Так ты поэтому так странно себя вёл в больнице?.. – медленно произнесла она. – Ты меня узнал, да?

    — Узнал. Там, в будущем, ты меня знаешь. Я и удивился. Решил вначале, что... А, да ладно. Зато теперь я знаю, что это за жёлтые огоньки, и каким образом ты оказалась в лесу.

    — В лесу?..

    — Ага. Еле вытащил. – Я невольно улыбнулся. – Ты спи лучше, ты устала. А завтра проводишь меня обратно, идёт?

 Нельзя, наверное, менять прошлое. Ну, да и черт бы с ним. Все равно оно вряд ли изменится. Ласточка неожиданно притянула меня к себе и быстро поцеловала.

    — Увидимся, – прошептала она, пока я приходил в себя. – Благодарю, что предупредил. Спокойной ночи.

    — Спокойной ночи... – полушёпотом отозвался я, опускаясь обратно на скамейку и пытаясь совладать с сердцебиением. – Спокойной ночи...

 ...И снова бесконечный полет сквозь время, снова темнота и потеря сознания. Я рывком приподнялся, встряхиваясь, словно мокрая собака, пытаясь сбросить ощущение чего-то вязкого и липкого, что некоторое время заменяло мне воздух. Встал с мокрого, крошащегося под руками асфальта. Было темно, и шёл дождь – к счастью, обычный, не чёрный. Неподалёку бродил, наматывая повод на фонарный столб, мокрый и недовольный Эмпидоклюс.

 И было странно. Странно и непривычно-тревожно. И боль в груди, будто я потерял что-то очень дорогое. Дождь мгновенно промочил волосы и одежду, ветер хлестнул пригоршню капель в лицо.

 Вот я и дома.

 Будто я просто потерял сознание от боли или кровопотери, и все это мне примерещилось – и чужой солнечный мир, и больница, и Ласточка, и машина времени. Хотелось вернуться и побыть там ещё. У меня ведь, в общем, была такая возможность. Единственная возможность, которой никогда больше не представится. И глупо теперь о чём-либо сожалеть.

 Наверное, я просто не хотел привыкать к той Ласточке. Хоть и один и тот же человек – а все равно было такое чувство, будто бы я предаю её, ту, которая меня ждёт сейчас дома. И одновременно – предаю другую Ласточку, из прошлого.

 Прошлого ли?..

 «Что-то не так?»

 «Не так. Я не понимаю, почему коды не совпадают.»

 «А в какой год ты его отправляешь-то?»

 «Я, пока что, никого никуда не отправляю. Я пытаюсь понять, куда его отправлять надо. А коды не совпадают.»

 «Где не совпадают?»

 «Нигде не совпадают, понимаешь! Такое чувство, будто он вообще, не из того времени, и…»

 «Черт!.. Ты это видел?!»

 «О-ох... Эй, товарищ, ты нормально себя чувствуешь?..»

 «Нормально. А что, собственно, произошло?»

 «Будто огонь вспыхнул...»

 «Жёлтый...»

 Грохот. Шаги. Крики.

 «Что за...»

 «Этаж обвалился! Полкоридора нет!.. Я думал, проводку рвануло, или реактор...»

 «Стой!.. Отключай установку! Отключай установку, мать твою!!»

 «Да не могу я!.. Сейчас к чёртовой матери на воздух взлетим!.. Ложи-ись!»

 Шум. Волна. Бесконечный черно-синий мерцающий вихрь. Полет.

 Улица и дождь.

 Чертовщина какая-то. Надеюсь, они там все живы...

Нэйси

 Алиса целеустремлённо шагала к ураганчику – у неё даже появилась какая-то особая, собранная грация, почти как у нашего командира. Разумеется, до командира ей было как до звёзд пешком и дальше на дрезине – она все-таки девочка, но тем не менее. Я даже с трудом за ней успевала.

 Нет, надо остановить её пока не поздно. Погибнет ведь ни за грош!

    — Погоди!.. – Я нагнала её бегом и ухватила за рукав. – Нам лучше...

    — Отставить, – сухим приказным тоном обрезала она, выдёргивая руку. Я даже рот раскрыла. По-моему, она Дэннера копирует. Такое вот у меня тихое подозрение.

 Нет, ну, это уже ни в какие ворота не лезет!

    — Алиса, стой. – Я решительно перегородила ей дорогу. Алиса едва на меня не налетела в результате, но это ничего, едва не считается. – Может, к товарищу командиру пойдём, а?.. Ну, не хочешь к Кондору – давай тогда к Дэннеру, он точно поможет...

 Алиса вздрогнула, как-то вся обмякла и уставилась на меня, будто на привидение. Голос у неё изменился, задрожал. Интересно, чего это она Дэннера так боится?.. Он же хороший.

    — К... Дэ-эннеру?.. А... а он... Ой! Гляди!

 Я машинально обернулась и увидела лучик. Не знаю, как его ещё обозвать – просто едва заметная нить жёлтого света в пространстве, тянущаяся параллельно земле на уровне пояса. За пеленой дождя было не видно ни начала, ни конца этого лучика, он просто выныривал из серой мороси и через несколько метров нырял обратно. Я сморгнула.

    — Эт-то ещё что?.. – как бы ни к кому конкретно не обращаясь, проговорила Алиса. Я невольно усмехнулась.

    — Ну, – говорю, – вот тебе и ещё одна аномалия.

 Есть ещё жёлтые огоньки. Может, оно как-то связано?

 Ураганчик тем временем немножко притих, листья кружились уже не столь стремительно и как-то лениво. Приглядевшись получше, я заметила целых четыре тоненьких жёлтых лучика, на этом месте встречающихся – они медленно закручивались спиралью, и с каждым оборотом разгорались все сильнее.

    — Ой!.. Нэйси... – Алиса рванулась.

    — Погоди. – Я остановила её, ухватив за руку. Давай посмотрим...

 Жёлтые спиральные завихрения разгорались все ярче, в то время как продолжение лучиков таяло, угасало. Вскоре мне начало казаться, будто перед нами странный клубок светящихся ниток – он вращался, уплотнялся, перепутывая лучики между собой и действительно превращая их в подобие клубка, пока нити истаивали, натягиваясь – будто потихоньку рвались от напряжения. А свет в центре клубка становился все ярче.

    — Та-ак... – задумчиво протянула я.

 Вот и он. Мы присутствуем при его рождении.

 Жёлтый огонёк.

 Значит, я угадала.

 Дэннер

 Я расседлал и загнал в стойло Эмпидоклюса и, напоследок зачем-то обернувшись на тёмную размытую дождём дугу моста, направился к подъезду – как вдруг позади послышались чьи-то неровные, торопливые шаги. Я обернулся.

 Та-ак, вот и продолжение галлюцинаций. Других предположений быть не может – она же умерла. Я, в конце концов, сам её убил!

 Но она, вопреки здравому смыслу, не желала таять в мокром сером воздухе, как и полагается порядочной галлюцинации. Она догнала меня и, судорожно ухватившись за мою куртку обеими руками, тяжело сползла на асфальт. Дыхание у неё было частым и поверхностным, как бывает при сильной кровопотере, тёмная коса растрепалась, ленточка вымокла, руки похолодели, по лицу плясали алые лихорадочные пятна. А вот и рана – на боку тонкое темно-коричневое платьице чернело расползающимся кровавым пятном. Дождевая вода на моей куртке покраснела – видимо, она все же зажимала руками рану по дороге. Лиф платья плотно обтягивал тоненькую детскую фигурку – совсем ещё ребёнок, лет тринадцать навскидку.

 Я подхватил её на руки и почувствовал, как слабеющие окровавленные пальцы, пытаясь ухватиться, скользнули по плечу.

    — Дэннер... – едва слышно прохрипела она. – Вы меня помните, Дэннер?.. Это я, Майя из подземного города...

    — А... ага, – только и сумел выговорить я, в какой-то прострации перехватывая девчонку поудобнее и чувствуя, как распахнулись глаза. – Погоди... Э-э, Майя?!

 Она кивнула, зачем-то вцепившись мне в рубаху. И едва заметно задрожала. Ещё бы...

    — Ну и дела, – сказал я, прекращая безрезультатно гипнотизировать лужу. – Ничего не понимаю. Я ж тебе нож вогнал в сердце. Вот этими вот руками. – Я попытался было поймать взгляд девочки, но она успела довольно шустро для раненой уткнуться носом мне в плечо, стратегически прикрывшись при этом косичкой. Я вздохнул.

 Надо к дому шагать.

 А что ещё мне остаётся делать, интересно?..

 Я вошёл в подъезд и принялся подниматься по лестнице.

    — Слушай, Майя. Ну, объясни ты мне хотя бы что-нибудь, а. Я же ровным счётом ничего не понимаю.

 Майя в ответ захрипела и, деликатно вывернувшись из моих рук, сделала доблестную, но, в целом, совершенно безнадёжную попытку идти самостоятельно, упираясь лбом мне в бок и отчаянно цепляясь за грязно-зелёную стену подъезда. Помотала головой, отчего ей, видимо, сделалось плохо окончательно, и пришлось снова её подхватить. Зажившие раны отозвались далёкой быстрой иголочкой почти незаметной боли. А хорошие у них медики, в другом мире. Интересно, моя... тьфу ты, черт... я хотел сказать, Аретейни тоже такой талантище?..

    — Виси уж, – процедил я сквозь стиснутые зубы – что-что, а все же, – хоть и немного, – но больно. – Героиня... – Мы поднялись на следующий пролёт, где я едва не припечатал Майей о батарею центрального отопления. – Как там дела-то, в городе?

 Майя шевельнулась, поудобнее обхватывая меня за шею слабеющими руками. Речь у неё сделалась совсем тихой и невнятной. Плохо.

    — Н-нет, – разобрал я. – Вы... вы нам помогли.

    — Я?! – окончательно ошалел ваш рассказчик, вследствие крайнего изумления стукаясь о все ту же несчастную батарею и даже останавливаясь. – Чем же это, интересно? Тем, что охрану на воротах города перерезал или тем, что охотников расстрелял?.. Да мне, если хочешь знать, до сих пор стыдно.

 Майя бессильно откинулась мне на плечо. Глаза лихорадочно блестели из-под полуприкрытых век. Черт!..

 Черт, черт, черт! Ну, я и тормозной механизм ходячий! В туман же уйдёт девка, вот-вот концы отдаст – а я тут встал как памятник самому себе!..

 Что?.. Ну, да, убил я её. Её – да не её, похоже. Из тумана не возвращаются. К тому же, сейчас я наловчился отличать ребёнка от кирси – да хоть бы и под балахоном. Не она это. Просто одно лицо. Странно...

 За всеми этими размышлениями я успел взлететь на пять пролётов – черт бы побрал спиралевидные лестницы в подъездах и тех инженеров, которые их проектировали – и ведь, явно спьяну. Нет, ну а вы бы без поллитра спиралевидную лестницу придумали на их месте?.. Полагаю, нет. Без поллитра вас по спирали на ровном месте уж точно не поведёт. Хотя... да чего это я, в самом деле, знаю же я вас, ребята. Вы и не такое можете. В бою, к примеру…

 А, ладно. Это я от усталости заболтался, не обращайте внимания. Ключи, ввиду занятости рук Майей, извлечь не представлялось возможным, и мне пришлось отпинать окованным сапогом несчастную дверь. Услышав быстрые шаги внутри, я в ожидании Ласточки, привалился плечом к двери и честно попытался отдышаться. А Майя вдруг приоткрыла глаза и заговорила чуть яснее.

    — Спасибо вам, Дэннер. Вы очень нам помогли. И я здесь... – тут голос сорвался, и девочка продолжила хриплым полушёпотом, – я здесь отчасти затем, чтобы... чтобы поблагодарить вас. – После столь длинной тирады ей пришлось замолчать надолго, снова откинувшись мне на плечо и тяжело переводя дыхание. Ну, чего там Ласточка копается?.. Девка уже бредит... Я вздохнул и осторожненько опустил раненую на пол, принялся стаскивать с себя куртку – нечего ей простужаться, а то кто ж будет детей рожать, не мужики же.

    — Давай, перевяжу хоть...

    — Дэннер... – Майя перехватила мою руку. – Не нужно... я умру, наверное.

 Я нарочито презрительно фыркнул. Чтобы подобные умные мысли из её головы распугать, и желательно, надолго. Ишь ты, героиня нашлась.

    — ещё чего не хватало. Тоже мне, пионерка Лара, лежи уж тихо... – Я, дотянувшись, стукнул в дверь ещё разок. Ободрал руку.

 В груди неприятно похолодело.

 Может, не слышит?.. Или спит?..

 Да нет же, я ведь слышал её шаги!

 Никто не отозвался.

 Сырой весенний воздух вдруг куда-то исчез, вместе с примесью такого родного запаха влажной извести – дом старый, а под нами, наверное, подземный резервуар... может, метро... когда-то было...

 Ненужные, отстранённые мысли проносились в голове, мелькая быстрыми ласточками, тяжёлый хрип Майи, казалось, тупым зазубренным ножом вспарывает давящую тишину. Я едва не свалился, вовремя подставил ладони, ощутив лёгкое покалывание песка и осколков краски в кожу, судорожно вдохнул, стараясь понять, куда же это воздух делся. Голова закружилась.

 Что это со мной?.. Раны?..

 Нет, вроде, непохоже.

 Так, все, некогда! Соберись, Селиванов, соберись! Поднимайся! Да вставай, же, идиот ты недобитый! Можно подумать, хуже не бывало!.. Да что же это...

 Я распрямился пружиной, одним движением сдёрнул с себя куртку, завернул в неё Майю – она была настолько маленькая и хрупкая, что уместилась там почти целиком и, выхватив пистолет, выстрелил в замок на двери. А вот, не поможет. Мне её не выбить. При всём желании. Эти двери – они крепкие, они как бункер, на случай нападения тварей...

 Осознав, наконец-то, что нечего было впустую растрачивать драгоценные патроны и ломать замки, я опустился на ступеньки. Воздух снова появился – да в таких количествах, что у меня даже голова закружилась, как тогда, когда мы все из коллектора вылез... хм, выползли. Пульс набатом отдавался в висках – часто-часто. Кровь побежала по венам с такой скоростью, что у меня мелькнула очередная неуместная мысль, что, вскрой я сейчас себе запястье ножом, струя достанет до потолка.

 Вас удивляет, что я думаю про окровавленные потолки в такой момент?.. А что мне ещё остаётся делать – внутрь-то мне не попасть. Майю сейчас лучше не трогать – аптечка аптечкой, но, чтобы зашить рану надо одежду срезать. Замёрзнет. А в госпиталь я её просто не донесу – помрёт по дороге. Знаете, размышления о всякой ерунде здорово помогают отвлечься, когда плохо.

 Интересно, почему у меня всегда не хватает патронов?.. Особенно в самые ответственные моменты. Может, нечего палить по всему, что движется, а, Селиванов, щедрая ты душа?..

 Я сплюнул. И ведь никого вниманием не обделю, черт побери. Остальным – меч. Самая экономичная в мире штука.

 Туман...

 Я поднялся и позвонил в соседнюю дверь. Разумеется, все сейчас на дежурстве – мы ж сколько народу потеряли последнем рейде. Я без сил облокотился на дверь, уткнувшись носом в собственную руку. Артерия все ещё часто пульсировала.

 И тут-то до меня, наконец, дошло, в чём, собственно, дело. А когда дошло, я отпустил несчастную дверь и, на этот раз, привалившись к ней спиной, невольно рассмеялся, так, что, наверное, на весь подъезд было слышно.

 Дурак ты, Селиванов. Все-таки дурак.

 Ты же просто испугался.

 Впервые – и даже не за себя. Странно?..

 Возможно.

 Наверное, странно.

 Но зато интересно!

 Нет, серьёзно. Я становлюсь живым.

 Я выругался, сообразив, что снова теряю время, и, накрыв Майю на всякий случай ещё и свитером, с предельно возможной скоростью кинулся в участок.

    — Кондор!..

 Черт, его же нет здесь, он же раненый! И никого нет! Черт, черт, черт!

 Я спрыгнул с подоконника запертого окна – ногти царапнули по серебряной обшивке – метнулся к двери участка, с силой дёрнул за ручку. Заперто.

 Включил рацию – но и она молчала.

    — Кондор! – во всю силу лёгких заорал я. – Веррет, черт тебя побери! Лидия!.. Кто-нибудь!..

 В небе, среди рассеивающихся облаков, кружила одинокая тварь. Она отозвалась мне протяжным клёкотом.

    — Да вы что все, вымерли, что ли?.. – ни к кому не обращаясь, прошептал я, слушая эхо голосов от стен. Пульс вдруг замедлился. Мир будто накрыла огромная плотная сине-прозрачная тяжёлая волна – я машинально переключился на энергетическое восприятие.

 Так.

 Плохо дело.

 Во всем огромном, слитом корпусами, многоэтажном здании патрульного участка, во всем госпитале, стоящем неподалёку, на всей, застроенной частными сельскими домами, включая дом Нэйси и Лесли, улице, во всем городе, наконец, я не чувствовал присутствия ни единого человека.

 Только далёкой звёздочкой неровно вспыхивающая, жарко-алая, лихорадочно пульсирующая энергия раненой Майи.

    — Ничего, – зачем-то шёпотом заговорил я, – ты не бойся... от такой маленькой раны ещё никто не умирал... – И тут же – невпопад:

    — Да где же вы все?..

 Алиса

 Нэйси вдруг не выдержала. Она ухватила меня за руку и потащила прочь от огонька – да с такой силой и скоростью, что мне пришлось перейти на лёгкую рысцу, чтобы она меня по земле не тащила – свалюсь же. Нет, это уже просто беспредел какой-то!..

    — Нэйси! – Я отчаянно упёрлась, но поскользнулась на грязи и едва не пропахала её же носом – благо, держала меня Нэйси Баррет крепко. Так крепко, что я едва руку не сломала, потеряв равновесие. И рука онемела.

 Но самое главное – мы бегом удалялись от огонька, а это недопустимо!

    — Да Нэйси же!! – Слезы мешали мне кричать, но я кричала все равно, потому что не могла не кричать! – Отпусти меня! Если я не раскрою хотя бы одно маленькое явленьице, мне ни за что не поступить в патруль!!

 Слова вырвались прежде, чем я успела сообразить, что это, собственно, за слова такие. А Нэйси так резко остановилась, что как будто налетела с размаху на невидимую стену, и глаза у неё сделались пустые-пустые, и ярко, пронзительно зелёные, почти как у Дэннера. Только у Дэннера радужка изумрудно-зелёная с золотистыми искрами, как молодая листва на его рисунках, а у Нэйси – зелёный цвет ослеплял, резал глаза – так она удивилась. Даже помолчала немножечко, замерев в одной позе, как будто её столбнячка болотная зацепила. Она стояла и молча глядела широко распахнутыми ярко-зелёными глазами прямо перед собой. Затем медленно обернулась.

    — Алиса... – очень медленно сказала Нэйси, словно резинку для герметизации растягивала, как её отец, который раньше на электростанции работал. Мы её попросту генератором зовём обычно. – А-ли-са-а... А-алис-са...

 Вот, заладила. Может, её зацепил кто, пока я не видела?.. Зрачки нормальные.

    — Ты... ты тоже хочешь поступить в патруль?!! – вспомнила человеческий язык Нэйси Баррет – правда, немного истерично вспомнила, ну это ладно. Хоть ясно теперь наверняка, что не инфицированная. – А тебе-то зачем в патруль?!!

 Я рванулась было обратно – но Нэйси снова удержала.

    — Да что за истерика?! – почти закричала она, встряхнув меня за плечи. И вдруг глаза у неё потускнели, быстро становясь пепельно-серыми. – Алиса... ой, Алиса!.. а ты… ты, случайно...

    — Я люблю спать ногами поверх одеяла! Нэйси, это действительно я! Я не тварь! Пусти! Если я не поступлю в патруль – Дэннер меня так никогда и не заметит!

 На этот раз Нэйси плюхнулась на землю. Точнее, на мост. Мы успели добежать до моста, и сквозь дырки в нём я видела шумно проносящиеся внизу темно-бирюзовые волны. Эта вода никогда не станет бурой от грязи – маленькие темно-бирюзовые существа в ней окрасят и грязь. Много же развелось в последнее время микрофауны с чернилами в животе! А все потому, что сами они темно-бирюзовые, надо же им как-то маскироваться. От более крупных тварей.

    — Река поднялась, – промолвила Нэйси после недолгого молчания, по-прежнему глядя в одну точку прямо перед собой. Я присела и подставила ладонь брызгам. Ближайшая волна окатила мне руку.

    — Я люблю его, понимаешь?.. – Я отрешённо смотрела, как прозрачные сине-зелёного оттенка капельки сбегают по ладони. – А как он меня заметит, если у него своя жизнь.

    — У каждого своя жизнь, – заметила Нэйси, устраиваясь по-турецки. Глаза у неё слегка потускнели и теперь рыжели потихоньку, как листья по осени. – Нехорошо в чужую жизнь вмешиваться.

    — Да?.. – отрешённо отозвалась я, глядя на капельки. Как слезы. – А он мою спас...

 Все произошло в считанные секунды.

    — Тварь!! – Нэйси вскочила, выхватывая пистолет и стреляя в стремительно мелькающие, как у бабочки, перепончатые крылья. Тварь взвыла, крутанувшись в воздухе, я тоже выхватила оружие, мы с Нэйси встали спина к спине, прикрывая друг друга.

 Но тварь оказалась не одна.

 Из серых клубящихся облаков вынырнули ещё пять, и все ринулись на нас. У них были длинные морды, будто клювы, только на самом деле это были челюсти. Длиннющие. С двумя рядами мелких пилок треугольных зубов. Я успела разглядеть.

 Они метались очень быстро и беспорядочно, мешая друг другу, затем я поняла, что они просто дерутся за добычу. То есть, за нас они дерутся.

    — Бежим! – заорала Нэйси, потащив меня за руку – и мы понеслись по мосту, перепрыгивая дырки и трещины – весь мост был покрыт сетью трещин как древняя звёздная карта, а дырки в мосту – это звезды. И мы прыгали через эти звёзды, а трещины бежали, змеились из-под ног – старый мост вот-вот грозил обрушиться, а мы все бежали, и я видела совсем близко поднявшиеся темно-бирюзовые волны, хотя мост был очень высокий. Наверное, залило всю пойму, нам не выбраться – только до конца моста.

 Твари неслись за нами беспорядочной стаей, оглушительно галдя и на лету сшибая друг друга. Позади тяжело шлёпнулась одна, затем вторая, третья перевалилась через перила моста и плюхнулась в реку, подняв каскад брызг. В этой части города мы раньше почти не бывали. Здесь безлюдно, и некому помочь – оно и верно, это окраина, и по берегам реки тянется исполинская промзона – раздолье для тварей.

 Заводские корпуса черными прямоугольниками рассыпались далеко внизу, и выступали из-под воды на один-два этажа. Дальше берег полого пополз вверх, обнажая здания, трубы, переходы и галереи – все это стремительно неслось нам навстречу. Почему мы решили перебежать мост вместо того, чтобы вернуться в обжитую часть города – не знаю. Наверное, дорогу назад перекрыли твари, и мы просто бежали вперёд, хоть и знали, что там, впереди нас разорвут на мелкие кусочки, если до этого мы не наткнёмся на ловушку. Они, небось, там на каждом шагу.

 ...И вдруг прямо перед нами тяжело приземлилась огромная летучая тварь. Мост содрогнулся до основания. Мы резко остановились – а из чёрной россыпи заводских корпусов поднялась целая туча тех, с длинными мордами. Они так шумно галдели, клекотали и стрекотали, что у меня заложило уши. Стая была просто огромна – и она неслась к нам, на зов этих, первых.

 А большая тварь, походившая на толстого темно-серого воробья с чересчур огромной для такого туловища длинномордой головой, расправила крылья. И сделалось не видно стаи.

    — Если сейчас она ими взмахнёт... – глядя на нависшую над головой тварь, тихонько пробормотала Нэйси. Она крепко сжимала мою руку. Я и сама знала, что будет, если тварь взлетит. Мост обрушится.

 И нас всех погребёт под обломками.

 ...Все-таки Нэйси соображает быстро. Не зря я взяла её с собой.

    — Бежим! – выдохнула она. – Между лап, в разные стороны. Раз, два, три – побежали!

 Мы что есть сил, кинулись под тварь. Только бы не присела... Но она вдруг протяжно вскрикнула, крутанулась на месте, отчего мы с Нэйси, сбитые с ног, кубарем покатились вниз по мосту, к берегу. Все смешалось, я слышала только вопли тварей и чувствовала, как больно врезаются в тело камни, один раз наткнулась на особо крупный, несколько раз мне показалось, будто я переломала себе кости, наконец, впечаталась во что-то и потеряла сознание.

    — Алиса!.. Алиса, очнись!..

 Не знаю, сколько я так провалялась, Нэйси трясла меня, звала, и было невероятно больно. Я заметила, что у Нэйси голова разбита в двух местах, а руки – один сплошной кровоподтёк, бинты изодрались и сползли. Впрочем, они все равно грязные, что толку.

    — Вставай скорее! – сказала Нэйси. В довершение ко всему, пошёл-таки долгожданный чёрный дождь. Я досадливо смахнула вязкую чёрную градину, но она все равно мазалась и воняла. Ощущение было такое, будто облили мазутом. Нэйси застонала, попытавшись подняться и тут же припав на повреждённую ногу.

    — Растянула связки, – сквозь зубы процедила она, хватаясь за плечо и снова упрямо пытаясь подняться. – Пойдём. Вон, гляди. – Нэйси кивком головы указала наверх.

 Да, картиночка та ещё. Мелкие твари окружили крупную и всей стаей – голов сто, не меньше – её атакуют, а она вертится, недовольно орёт и отбивается крыльями.

    — Пошли! – дёрнула меня Нэйси.

 И одна тварь таки достала «воробья». Преодолев защиту крыльев и костяного гребня на голове твари, она стремительно метнулась в атаку – ей помогала её природная нескоординированность. Она ей помогала, она же её и погубила. С разлёта тварь врезалась длинной острой мордой в глаз «воробью», высвободилась, упираясь всеми четырьмя лапами, взлетела и – не успела уклониться от удара огромного крыла. А нас с Нэйси потоком воздуха швырнуло через перила, в реку.

 Крик «воробья» был слышен даже сквозь толщу воды, в которую мы погрузились. Надо скорее на поверхность – слопают ведь. Здешняя часть реки наверняка кишит самыми разными тварями. Впрочем, если так – то мы уже не успели. Но ведь попытка – не пытка, так же?..

 Я вынырнула, отфыркиваясь, вытащила Нэйси, которая так и не отпустила мою руку – ей было тяжело плавать с повреждённой ногой.

    — Быстрее!! – немедленно завопила Нэйси, отчаянно гребя к берегу – бесполезно. Течение подхватило нас и вынесло на середину реки. Настолько сильное, что бороться с ним не получалось, и мы, разбитые, оглушённые, едва удерживались на воде. – Она взлетает!!

 Тварь и, правда, расправила крылья, разбежалась и оттолкнулась.

 Мост с грохотом и плеском обрушился, круша ветхие заводские корпуса, твари с криком прыснули в разные стороны.

 Тут сзади догнала волна, и нас швырнуло вперёд. Моста мы больше не видели.