Чужая игра. Эпилог

Эпилог

Это был, наверное, лучший и спокойнейший санаторий для немолодых, обремененных проблемами со здоровьем людей на двести световых лет в округе. Для буйных гвардейцев с Эридана, неразговорчивых андроидов с Полюса, исполнительных и аккуратных солдат Терры были свои зоны отдыха на этой планете, отличающейся не только роскошным климатом, ласковым солнцем, теплыми морями, но и строжайшей дисциплиной, граничащей с фанатизмом, культивируемой среди аборигенов с малых лет.

Эта дисциплина и едва ли не врожденное чувство ответственности помогали безболезненно совмещать на планете такие разные по требованиям отдыхающих зоны восстановления здоровья и реабилитации, как они официально именовались на шершавом бюрократическом языке аборигенов.

Красивые, изящные здания, ухоженные, обширные парки, великолепные пляжи и природные солярии, тихие, спокойные реки с изобилием рыбы для любителей, тенистые леса, невысокие, но частенько труднодоступные горные массивы, а кроме того, обзорные тематические экскурсии, встречи с интересными людьми – писателями, актерами, композиторами, кинозалы, танцплощадки, вело- и мототреки… в санатории и вокруг него все было предназначено для самого разнообразного отдыха.

И вот однажды, поздним утром, после короткой, но интенсивной серии физиотерапевтических процедур, укрепляющего кислородного коктейля и бодрящей ванны с радоновыми солями и хвойными экстрактами, из незаметной двери в боковой, глухой стене светлого, радующего глаз здания вышел сухонький невысокий старичок с седым пушком на голове –остатками когда роскошной шевелюры. Сопровождающая его медсестра-горничная-сиделка в одном лице – приятной наружности блондинка с васильковыми большими глазами, будто нарисованными на её курносом личике – стараясь делать это незаметно, держалась в нескольких шагах позади, внимательно наблюдая за подопечным, готовая в любой момент придти на помощь.

– Милочка, – обернулся старик к девушке, – милочка, никак не могу запомнить дорогу к нашему изумительному прудику с золотыми карпами…

Очаровательно улыбаясь, девушка мгновенно приблизилась к ветхозаветному отдыхающему, одновременно пытаясь подхватить того под руку и указать нужное направление:

– Сначала пройдете по левой дорожке до жасминовых кустов, а там надо будет повернуть направо, к центру парка и всего через несколько десятков метров вы…

– Вот уж спасибо, Василиса ты моя Прекрасная, – решительно, но деликатно отстранил её руку старик. – Доберусь я и сам, ноги пока еще носят, вот память иной раз подводит.

Как и у многих пожилых людей, память играла с отдыхающим злую шутку, выдавая до мельчайших подробностей дела давно минувших лет и драпируя в зыбком тумане забывчивости события последних дней.

– Я только хотела помочь, Прохор Ан… – искренне расстроенная девушка не успела договорить, старик строго перебил её:

– И прекрати обзываться по отчеству, я себя чувствую так, будто опять попал на заседание Государственного Совета, а это похуже будет, чем процедуры у вашего проктолога, поверь мне, внучка.

– Хорошо, деда Проха, – послушно отозвалась девушка, снова пытаясь рефлекторным движением, заученным за годы работы, ухватить, старика под руку.

– Ох, Василиса, Василиса, – покачал головой Проха, но сдался под действием неумолимых чар молодости и привлекательности, привстал на цыпочки и звонко чмокнул девушку в мгновенно заалевшую щеку. – Вот теперь – пойдем, как ты пожелаешь…

Умиротворяющее примирение состоялось, и Василиса, твердо, но бережно держа под руку старичка, повела его к желаемому месту отдыха, созерцания ленивых жирных карпов и размышления о тщете и суетности жизни. Во всяком случае, сама девушка полагала, что именно этим и занимается Проха на изящной резной лавочке возле искусственного, заключенного в гранитные плиты прудика, под развесистым кустом черемухи. О чем на самом деле размышлял старик, разглядывая периодически взбаламучиваемую крупными рыбьими спинками гладь пруда и вдыхая остаточный аромат недавно отцветшей Prunus Padus, не знал и даже не мог догадываться никто – Проха по давным-давно заведенной привычке не любил делиться своими мыслями ни с кем, кроме Марго, но та уже двадцать лет, как покинула этот мир.

Поудобнее устроившись на лавочке, старик хитренько подмигнул скромно пристроившейся рядом с ним Василисе и извлек из кармана короткой, удобной курточки, ничем не напоминающей больничные пижамы или плебейские спортивные наряды иных обитателей санатория, пачку сигарет и изящную маленькую зажигалку в серебряном чехле – овеществленную память о Марго.

– Деда Проха! – укоризненно сказала девушка, глазами указывая на откровенное и бессовестное нарушение врачебных предписаний, но замечание её оказалось гласом вопиющего в пустыне.

Впрочем, нет, в пустыне вопиющего никто не слышал и не замечал, а Проха отреагировал на слова Василисы очень оригинально:

– А ты не смотри, – хитренько посоветовал он возмущенной девушке. – Вон – встань, прогуляйся к прудику, карпов покорми, а то, что старый дед покурит – не замечай, только и всего.

– Я так не умею, – призналась Василиса и, понимая всю безнадежность своего замечания, все-таки добавила: – Мне больно смотреть, как вы губите свое здоровье…

– …которого и так давно уже нет, – подсказал ей Проха, хитро прищуриваясь. – В моем возрасте о здоровье думать поздно, а здесь я только для того, чтобы не валяться неподвижно в постели последние отмеренные мне дни и часы, а хотя бы встать на ноги, как подобает мужчине, при встрече со Смертью.

Высказавшись столь высокопарно и торжественно, старик и сам смутился, обыкновенно это было совершенно чуждо прагматику и практику до мозга костей. Впрочем, даже смущение Проха успел использовать к собственной пользе, сделав вид, будто рефлекторно, в замешательстве, подкуривает «убийственную» сигаретку. И только выпустив изо рта первый, самый сладкий и желанный для заядлого курильщика клуб дыма, хитренько подмигнул Василисе, слегка надувшейся на его бесхитростный обман.

Но долго обижаться девушке не довелось. На тенистой, окруженной густыми зарослями зацветающей акации аллее парка, будто ниоткуда, из воздуха, как в цирковом трюке, только без барабанной дроби и притихшего в напряжении зала, возникла фигура невысокого, крепкого мужчины с пронзительными светлыми глазами, короткой стрижкой густых, каштановых волос, с грубоватыми, будто в камне вырубленными чертами лица и – в сером комбинезоне полевого Администратора.

Это было настолько явным нарушением всех заведенных норм и правил для отдыхающих в зонах восстановления здоровья и реабилитации, что в первые секунды Василиса даже не нашла слов, чтобы выразить свое искреннее недоумение и возмущение. А потом – слова не понадобились.

– Ты не волнуйся так, внучка, – погладил девушку по руке старик, старательно выпуская дым из рта в сторонку. – Это ко мне товарищ, он – правильный человек, и никакие инструкции и предписания на него не распространяются.

Василиса открыла, было, рот, но опять ничего не успела сказать, потому что незнакомец оказался уже возле скамеечки и весело, беззаботно, будто расстался со стариком только-только, перед утренними процедурами, укорил:

– А ты, Проха, все такой же, чуть в сторонке и – уже с молоденькими девочками обнимаешься…

Старик, засиявший лицом, обрадованный, как ребенок, попытался, было, вскочить навстречу другу, но – подвели изношенные мышцы – смог только приподняться со скамеечки, чуть охнуть, бережно поддержанный сильными руками Администратора.

– Да сиди уж, старая развалина, – ворчливо укорил его Кир, устраиваясь рядом, при этом как-то незаметно, без грубости, оттеснив на краешек лавочки Василису.

– Как я рад тебя видеть, Кир! – искренне отозвался Проха. – Сколько же лет прошло?

– Совсем немного, если брать по меркам Вселенной, – кивнул в ответ пришелец. – А ты про сигаретки не забываешь, а говорили – совсем плохой стал…

– Кто говорил? – возмущенно вскинулся старик.

– Да, ладно тебе, – засмеялся Кир. – Вижу, что – хороший. И так же всегда готов к выявлению интриганов и заговорщиков.

Тут Администратор, повернувшись резко, всем телом к недоумевающей на краешке скамеечки Василисе, мягко попросил девушку:

– Будь так добра, погуляй тут по садику немного? Или по личным делам куда сходи. Если что не так – моя ответственность, вот только ничего плохого не случится сегодня с дедом, поверь опытному полевику, хорошо?

Умел, умел убеждать людей Кир, а с годами это его умение только оттачивалось, становилось изящным и неотразимым, как хорошо поставленный удар стилета. Девушка сама не заметила, как оказалась в отдаленном уголку парка, возле любимого старого дуба, источающего древнюю, природную силу, уверенность в себе и неизменности окружающего его мира. Как истово верующий анимал, почитающий живую природу одушевленной и единственной вечной ценностью для человека, Василиса приникла к шершавому необъятному стволу, подпитывая себя жизненной энергией, так необходимой современному, окруженному по большей частью неодушевленной техникой, проводящему жизнь в суете ежедневных дел и забот, человеку.

А Кир, проводив взглядом симпатичную девушку, обернулся к неожиданно нахохлившемуся, будто задремавшему на ходу старику, держащему в пожелтевших, сухих пальцах догорающую сигарету.

– Руки обожжешь, – заботливо предупредил пришелец, отобрал у Прохи окурок и молча растер его в ладонях в пыль, а потом продолжил: – О чем призадумался? «Бойцы вспоминают минувшие дни…»

– Есть, что вспомнить, а то… – кивнул послушно старик. – Эх, как мы с тобой тогда мою родную планету почистили… до сих пор иной раз гордость берет.

– Ага, гордость его берет, – съязвил Кир. – Это не работа – мучение сплошное с тобой, упрямцем, было. А когда ты на меня с кулаками полез, помнишь? От смеха во мне чуть микросхемы не замкнуло…

– Не притворяйся киборгом, – строго сказал старик. – Откуда в тебе микросхемы? Такой же, как все – из плоти и крови, хоть и другие у тебя и плоть, и кровь. А все равно, моя модель на анархистских идеях оказалась лучше твоей – с жесткой централизацией.

– Гордись! – чуть шутливо похвалил Кир. – И в самом деле, все получилось, как нельзя лучше.

– Горжусь, но задумываюсь, – слабо закивал старик. – Может быть, в чем-то правы те, кто утверждает, что мы лишили человечество его истинной реальной истории своим вмешательством?..

– Когда в истинной истории на лютой, страшной смерти десятков миллионов просто и откровенно, ничуть этого не стесняясь, наживаются десятки тысяч, я буду беспощадно, безжалостно изменять эту историю на фальшивую, нереальную, в которой эти десятки миллионов поменяются местами с десятками тысяч и – продолжат жить, – твердо сказал Кир.

– Знаю-знаю, я же сам тебе в этом помогал, – вновь кивнул Проха. – А довелось бы, и опять стал помогать. Жаль, не доведется. И так уж все рекорды на планете побил по долгожительству, да и скучать стал по Марго… скорей бы уж к ней.

– Устал от жизни? – поинтересовался Кир.

– Устал, честное слово, устал, – согласился, но тут же переиначил свои слова старик: – Но не от жизни, жизнь нынче интересная, любопытная… от немощи устал. Тебе-то проще, сто двадцать лет прошло, а ты все, как новенький.

– Сто пятьдесят семь, – механически поправил Администратор.

– Я со времени нашего знакомства отсчет веду, – из чистого упрямства не согласился Проха.

Пришелец промолчал, лишь усмехнулся на такой, чисто человеческий, пусть и беззлобный, но завистливый упрек. За это время Киру пришлось умереть дважды. Может, потому, что был он смертен неоднократно, от жизни Администратор и подобные ему существа никогда не уставали.

– Я вот о чем хотел узнать, пока еще осталось сейчас у тебя, да и у меня немного времени, – будто спохватившись, сменил тему Проха. – В последние годы много по архивам лазил, всю доступную информацию поднял, даже кое-куда заглянул, куда не положено мне заглядывать. Но – так до конца и не понял, как же определяется вероятность «большой» войны на планете? Нет-нет, наличие оружия массового поражения, вековые конфликты, шовинистические и реваншистские настроения – это все, понимаю, учитывается, суммируется, экстраполируется, дисконтируется на фактор случайностей, вводятся поправочные коэффициенты. Но ни разу, ни на одной планете вероятность не превышала шестидесяти процентов. А в большинстве случаев была гораздо ниже, чем даже пятьдесят на пятьдесят.

– Вот ты о чем, – покачал головой Кир, будто говоря, и все тебе неймется, хочется докопаться до сути, до самых таинственных и загадочных глубин.

– Да, ты знаешь, интересно на старости лет стало… – поджал губы старик.

– Помнишь того ведьмака в городе, что вы называли оракулом? – неожиданно спросил пришелец. – Мы потом еще его внебрачного сына долго-долго искали, да так и не нашли, пропал, как и не рождался вовсе…

– Память пока не подводит, – осторожно, ожидая услышать от Кира нечто невероятное, как обычно бывало после таких отвлеченных предисловий, ответил Проха.

– Так вот, все данные компьютерного моделирования, весь этот аховый объем собранной за много лет наблюдений информации, выводы властных комиссий, мнения уважаемых и компетентных экспертов – все это летит в корзину для бумаг, когда однажды просыпается такой ведьмак и, позевывая, почесываясь и протирая глаза, говорит: «А через полгода на Владене случится большая беда. Рукотворная, человеческая». И вот, еще даже не зная, в чем эта будущая беда заключается: в техногенной ли катастрофе, в военном конфликте, – мы срываемся, как бешеные, рвем пространство, вывешиваем на орбите боевые корабли и предъявляем местным ультиматум. А все потому, что боимся опоздать, потерять те самые миллионы жизней.

Выговорившись, Кир откинулся на спинку лавочки, и старик, протянув чуть разочарованно: «Ах, вот оно как…» последовал его примеру. Они молча посидели несколько минут. Потом пришелец поднялся со скамейки, огляделся, будто впервые заметил окружающие красоты, умиротворяющую, настраивающую на тихий, спокойный отдых атмосферу санатория, и сказал:

– Мне пора, Проха.

– Как обычно, спешишь?

– Ничего не изменилось, – с улыбкой пожал плечами Кир.

Он медленно уходил по аллее, окруженной зацветающими акациями, а старик смотрел ему вслед, смаргивая набегающую слезу и понимая, что сегодня видел старинного друга последний раз в жизни.

P.S. Проха умер спустя три года после этого разговора. И был похоронен в родном городе, по старому обычаю, на Центральном кладбище рядом с могилой Марго.

Полевой Администратор Кир через восемь лет бесследно исчез в эпицентре ядерного взрыва. 

Другие произведения автора:

Пыль. Часть I. гл.12

Перевертыш гл.8

По чуть-чуть (таймлайн) 1