Браслет-1-30. Генератор совести

           Как только дверь за нашими женщинами закрылась, я спросил Пашку, не пора ли нам и Саньку навестить?
           - Я, конечно, не против, но где ж мы его отыщем? - в сильном сомнении произнёс он. - Я уж давно его след потерял.
           - Нет проблем! - улыбнулся я. - С кем браслет уже имел дело, все у него "под колпаком". Тебя-то я как нашёл? Только сказал: "Жучка, фас!" и вот уж я у ваших ног!
           - Ну, коли так... - удивлённо дёрнул Пашка подбородком. - Тады ляпи!
           Названия города браслет, конечно, не знал, но сразу же выдал направление и расстояние до нынешнего места обитания "объекта Санька", как он изволил выразиться.
           Дабы ненароком не оконфузить человека, мы осторожно заглянули в его жилище, оставаясь для него невидимыми. Бог его знает, с кем и чем он занят в этот момент? Но предосторожности оказались излишними. Санька сидел в кресле с книгой на коленях, но она его внимание не занимала совсем. Взгляд его рассеянно блуждал по комнате, на лице застыло выражение терпеливого ожидания, пальцы слегка постукивали по подлокотникам. Казалось, он к чему-то прислушивался.
           - Чавой-то с ним? - Шкодливая Пашкина физиономия удивлённо вытянулась.
           - Сейчас узнаем, - сказал я, открывая проход. - Можно к вам? - При этом рот мой сам собою разъехался до ушей.
           Санька даже не вздрогнул. Только позу переменил: откинулся на спинку и положил ногу на ногу.
           - Опаздывать изволите, сударь, - сдерживая улыбку, покачал он головой. - Я уж полчаса, как дожидаюсь!
           Он порывисто встал, отчего книга с его коленей упала на пол, переступил мерцающий порог и мы крепко обнялись.
           - Время на тебе и следов не оставляет! - констатировал он, отстраняясь и окидывая меня оценивающим взглядом. - Как будто вчера... - Потом он облапил смущённо ухмылявшегося Пашку и пригласил: - Прошу!
           Я пропустил их вперёд и уже занёс ногу над кромкой экрана, когда в голове у меня прозвучало предупреждение:
           "Объект Настя остаётся без защиты".
           Меня опять покоробило от его формулировки, но что взять с машины? Она и в Африке машина. А так - всё верно: я ведь сам утвердил радиус в километр, думал, ну куда ещё? А вот теперь, как я понял, мы удалялись куда-то в Подмосковье. А это - две тыщщи кэмэ! Ближний свет!
           Я застыл на пороге в нерешительности. Санька сразу усёк:
           - Проблемы?
           Я показал: мол, ничего серьёзного и спросил у Сезама:
           "А нельзя ли радиус защитного поля увеличить или... ну, как-нибудь видоизменить, чтобы Настя... ну, в общем, чтобы она не лишалась защиты?"
           Оказалось - можно. Только туннель закрывать нельзя. Экран, значит. Ну, это пожалуйста! Сколько угодно. Надеюсь, батарейки не сядут...
           - Так ты, значит, всё же до неё добрался? - удовлетворённо хмыкнул Санька, когда я, ступив в его жилище, объяснился, в чём была задержка.
           Получив удовлетворительный ответ, он сказал:
           - А я сразу понял, что в нашем грешном мире объявился ты. Как только услышал про эти фортели с американской эскадрой. Я Ольге так прямо и сказал: "Сегодня у нас будет необычный гость!" И, как видишь, не ошибся.
           - Ольге? - удивился я. - Это кто?
           - Жена.
           - Но ведь...
           - Да-да, - нетерпеливо поморщился он. - Об этом потом. С тех пор много чего… утекло. Давай лучше о тебе: где был, что видел?

*****


           Слушал Санька жадно, не перебивая, лишь иногда задавая наводящие вопросы. Но самое наибольшее впечатление на него произвела демонстрация крушения мира.
           - Я так полагаю, - рассудил он, ошеломлённо обозревая окрестности, что безучастным ты не останешься?
           Я кивнул:
           - Само собой. Есть два варианта.
           И вкратце изложил ему наши с Пашкой "проекты". Санька молча выслушал и отрицательно мотнул головой:
           - Фигня это...
           - Это ещё почему? - ощерился Пашка.
           - А потому, - усмехнулся Санька. - Скажите-ка, уважаемый Пал Ксанч, как у вас дела обстоят с отоплением?
           - С отоплением? - растерялся "уважаемый Пал Ксанч". - Ну, это... дрова да уголь... Как же ещё?..
           - И как? Нравится?
           - Дык это... Привыкли! - развёл Пашка руками.
           - А если б газ подвести?
           - Хо! Сказал! - Пашка всё силился понять, к чему тот клонит. - Моя меня давно пилит!..
           - Ну так зачем же дело стало?
           - Дурацкий вопрос! За деньгами, естественно! Были б деньги, чего б я тогда задницу морозил? Вон, Вовчик мне подсыпал, так теперь... А-а! - шлёпнул Пашка себя по лбу. - Дошло, слава Богу! Думаешь - поймал? Мол, газ подводить - тоже без металла не обойтись?
           - А то нет?
           - Козе понятно! - Пашка вскочил и нервно забегал по комнате. - Но в нашем случае к проблеме вообще с другой стороны подходить надо!
           Санька покачал головой:
           - С какой стороны тут ни подходи, а твой вариант грозит одними катастрофами... Погоди-погоди! - выставил он ладонь, видя, что Пашка собирается активно возражать. - Дай мыслю прикончу... Взять, к примеру, ту же газовую отрасль. - Санька стал загибать пальцы: - Проводка - металл? Распределители, редукторы, всякие там примочки - тоже металл? Ну, а со скважинами что прикажешь делать?
           - Законопатить! - не раздумывая, брякнул Пашка.
           - Хорошо! - с преувеличенной готовностью согласился Санька. - Хорошо! Дыру в земле ты заткнул. А в трубах, которых миллионы кэмэ, тоже газ? И куда он после твоей операции пойдёт? Правильно! - сам себе ответил он. - В атмосферу! А в ёмкостях, то бишь, в хранилищах, его сколько? Одномоментное высвобождение всего этого объёма при малейшей искре будет подобно взрыву, едва ли не атомному!
           А нефть? Браслет уничтожит только оболочку, а сама нефть куда денется? Правильно! Равномерно растечётся по земной поверхности. И это миллионы кубокилометров! Нет, ты себе этот кошмар представляешь?
           А танкеры нефтеналивные, что плывут сейчас по морям-океанам? Если они испарятся, что сделает их содержимое? Правильно! Тонкой плёнкой затянет все водные просторы матушки-Земли! Представляешь?!
           Пашка уже не порывался спорить, но по лицу было видно, что сдаваться он не собирается.
           - Другой аспект проблемы, - продолжал Санька методично долбить "оппонента". - Возьмём строительство. Штука есть такая - железобетон. Железо, понимаешь? И бетон. Чёрт с ним, что после твоего вмешательства будут жить в землянках. Это оставим пока за скобками. А в тот самый момент? А? Железо из бетона исчезает и - что? Большие ли нагрузки он после того выдержит? Не думаю. Сколько людей похороним под завалами! И на чьей совести это всё будет? Усекаешь? Или за лесом деревьев не видать?
           А железнодорожные перевозки? А воздушные? Кругом, куда ни посмотри, - металл! И везде - люди!
           Представь себе такую картинку: летишь ты в самолёте, кайфуешь, предвкушаешь встречу. Вдруг он под тобой исчезает и ты, совместно с остальными пассажирами устремляешься на самостоятельные поиски взлётно-посадочной полосы. Вот, к примеру, ты знаешь, сколько вообще в данный момент находится в воздухе самолётов? И я не знаю. Уж, наверное, не десять и не двадцать.
           Та же история с поездами. После чудесного исчезновения несущего их транспорта пассажиры на всей скорости начинают считать задницами шпалы, поскольку это единственное, что остаётся от самой дороги. Ну, плюс ещё пластмассовые и деревянные элементы вагонов, в которых ехали бедолаги. Живописная картинка, не правда ли?.. Ну, чего молчишь, благодетель человечества?
           - Жду, пока мысль… прикончишь, - хмуро просопел Пашка.
           - Могу ещё картинок подбросить.
           - Да ладно, критиковать все умеют! Сам-то что можешь предложить?
           - Сам?.. - вздохнул Санька. - Сам я пока ничего не предлагаю. Такие дела не решаются наскоком, с кондачка. Ты уж не обижайся, Паша, - похлопал Санька его по колену, - сам видишь, что твоё предложение критики не выдерживает даже в самых первых прикидках. А уж если поглубже копнуть...
           - Значит, со льдом будем ковыряться? - хмыкнул Пашка и покосился на меня. - Али чесать на поиски рая в другие галактики?
           - Не знаю, не знаю... - Санька встал, прошёлся по комнате, остановился передо мной: - Полагаю, я снова в команде?
           - Само собой! - обрадованно воскликнул я, и наши руки встретились в крепком пожатии.
           - Приятно сознавать... Н-да... Сколько лет я ждал этого дня!.. И, всё равно, словно снег на голову... Ну да ладно, о чём это я?.. - Он опять сел на своё место.
           - Ваши предложения! - мстительно поддел Пашка на минутку расслабившегося "оппонента".
           - Да-да, конечно... - думая о чём-то своём, постучал Санька по подлокотнику. - Понимаете, в чём дело... - Он наклонился и поднял с полу книгу, которая при нашем вторжении свалилась с его коленей и до сих пор лежала возле кресла. - Тут наблюдается маленькая нестыковочка. Видите вот эту книгу? - Он показал нам красочную обложку, на которой я углядел название: "Расшифрованный Нострадамус". - Это имя вам что-нибудь говорит? - Он постучал ногтем по обложке.
           - Да кто ж его не знает? - фыркнул Пашка. - Все уши оттоптали! Только и слышно: "Нострадамус! Настрадалась!" - ужасно фальшивя, проблеял он.
           - Песни, что ли? - поразился я.
           - Ну!.. Свиным рылом - да в калашный ряд!..
           - Это всё несерьёзно, - сказал Санька. - А кто он такой, чем знаменит, надо объяснять?
           Я отрицательно покачал головой, а Пашка в затруднении взъерошил свою шевелюру:
           - Ну там... пророк, что ли? Чего-то там предсказал?..
           - "Чего-то"! - усмехнулся Санька. - Стыдно, Пал Ксанч!
           - Да ты не томи! - огрызнулся Пашка. - По делу говори! При чём здесь твой Нострадамус?
           - При том, - снисходительно молвил Санька. - Его книга пророчеств зовётся "Центурии", то есть "Столетия". В ней предсказаны судьбы нашей цивилизации вплоть до 3797 года.
           - Чего ж так мало? - съязвил Пашка, но Санька и бровью не повёл.
           - Так вот, - продолжил он. - У него сказано, что на рубеже веков двадцатого и двадцать первого человечество ждут большие неприятности.
           - Куда уж больше! - кивнул Пашка на экран, где вновь прокручивалась картина Апокалипсиса.
           Санька рассеянно глянул с многокилометровой высоты на бурлящую бездну и задумчиво проговорил:
           - В том-то и дело, что у него, - он похлопал по обложке книги, - причина катаклизмов совсем другая: не природная, а чисто человеческая.
           - Эт' какая же?
           - Третья мировая.
           - Значит, врёт твой Нострадамус! Глянь сюды, коли не лень! - Пашка ткнул пальцем в изображение. - Здесь и воевать-то некому!
           - Ну, насчёт того, врёт он или нет, можно поспорить, но я не о том. Тут несоответствие между тем, что предсказано, и тем, что мы видим на экране. У Нострадамуса и после Третьей мировой "интересные" даты имеются. К примеру, на престол в России взойдёт крутой и толковый лидер. Потом наступит Золотой век... Золотое тысячелетие... А тут, я гляжу, не то, что России, - он нервно хохотнул, - тут же ничего нет! Занавес!
           - Значит, одно из двух, - цыкнул Пашка зубом, - либо врёт твой Нострадамус, либо браслет! - При этом он воровато покосился на меня и торопливо добавил: - Браслет, однако, штука верная, доказано многократно и при том - на собственной шкуре! - Он выразительно пошлёпал по ноге. - Значит, с Мишелем с твоим, с Нострадамусом, не всё в порядке.
           - Ну не скажи! - оскорбился Санька. - До сих пор не верить ему тоже причин не находилось. Неумение прочитать, понять это да. А чтоб врать... Сбываемость его прогнозов, считай, стопроцентная!
           - Да ладно! Читал я его "предсказания"! - презрительно скривился Пашка. - "Стопроцентная"! Один туман: можно и так и эдак повернуть.
           - А придуривался, что не знает! - рассмеялся Санька и продолжил: - В том-то вся и хитрость, что его "Центурии" - шифровка. И в самой книге содержится ключ, с помощью которого можно прочесть все пророчества. Но я сейчас не об этом. Я хотел сказать, что неувязочка произошла от того, что мы в данном случае имеем дело с разветвлённой реальностью.
           - Чаво? - сморщился Пашка, как от кислятины.
           - "Ничаво"! Следить надо за передовыми течениями в науке, уважаемый! - невозмутимо ответил Санька.
           - Ой! Можно подумать! - взбрыкнул "уважаемый", но я его перебил:
           - Хватит вам! Давайте о деле говорить... Ну-ка, поясни, - обратился я Саньке. - Что-то в этом есть.
           - Я так думаю, - довольно улыбнулся Санька, - что, начиная с того момента, как ты вернулся, мы вообще перескочили в мир с альтернативной реальностью. А эта картинка, - кивок на экран, - из прежней.
           - А если попроще? В расчёте на дураков? - недовольно сказал Пашка. - Без этих ваших... терминов! - Он нарочито, по-петросяновски, сделал упор на второй слог. - А то что-то не въезжаю.
           - Ну как тебе сказать?.. - Санька задумчиво потёр бровь. - Вот здесь показано, что было бы с Землёй, если бы он, - кивок в мою сторону, - был бы обычным человеком. Всё бы шло своим чередом, и жизнь на Земле прекратила своё существование именно вот таким способом. Но в нашем случае мы имеем дело с человеком, который, конечно же, не допустит сего безобразия и приложит максимум усилий к тому, чтобы природные катаклизмы не стёрли нас с лица нашей старушки Земли. А раз так, значит этого уже не будет, и нарисованное здесь является не нашим будущим, а будущим того мира, где нет браслета. Или наоборот, - добавил он, чем и взбеленил Пашку:
           - Таки это что же? Не в дерьмо, так в партию?! Катаклизмов избежали, так от Третьей мировой будем загинаться?!
           - Я ничего не утверждаю, - пожал плечами Санька. - Это всего лишь мои догадки. Но, похоже, всё так и следует понимать.
           Пашка вскочил и забегал вдоль экрана:
           - Хорош выбор, нечего сказать! "Нет, не умер Данила - его болячка задавила!"
           - Сядь, - едва заметно улыбнулся Санька. - Не мельтеши. Война - дело рук человеческих, а потому - поддаётся корректировке.
           - Опять туман! По-русски нельзя?
           - Можно. Говорю открытым текстом: войну можно предотвратить.
           - Переговоры будешь вести? - скривил Пашка физиономию в усмешке. - Так они тебя и послушали!
           - Зачем "переговоры"? А браслет у нас на кой?
           - Белена-мочало, начинай сначала! - в нетерпении возопил Пашка. - Ведь о том и речь! Как его по уму употребить?
           - Вот именно: "по уму"! Но то, что предлагал нам ты...
           - Да ладно, проехали! - скорчил Пашка недовольную гримасу. - Сам-то что предлагаешь?
           - А вот что... - Санька прищурился, как бы оценивая собеседников, стоит ли излагать сокровенное? Потом, как бы нехотя, стал говорить: - Недавно нам с Ольгой на глаза попалась цитата из Достоевского: "Совесть - это гнев, направленный вовнутрь". Или что-то в этом роде. За точность не ручаюсь. Мы с ней как раз обсуждали вот эту книгу. - Он похлопал ладонью по "Нострадамусу". - И она высказала интересную мысль. Вот, вы только прислушайтесь, тут есть рациональное зерно. Она сказала так: "Если бы у людей было побольше совести, Земля не знала бы войн". - И он выжидательно уставился на нас.
           - Ну и что? - холодно спросил Пашка, особо не напрягаясь.
           - А то! - Это уже я открыл рот. - Я понял твою мысль! - Идея чрезвычайно оживила меня. В порыве чувств я даже руку Саньке пожал. - Вот она, панацея! Вот оно, избавление! Ну, спасибо! - тряс я его за руку. - Ну, уважил!
           Санька даже покраснел от удовольствия:
           - Я тогда сразу сказал, что именно ты оценил бы эту мысль должным образом. И, как вижу, не ошибся.
           Пашка смотрел на нас, как на идиотов.
           - Чего-то я не просекаю, - сказал он удивлённо. - С чего это вас так растащило? Вроде рядом стоял...
           - Сейчас объясню. - У меня даже дыхание перехватило от волнения. - Понимаешь, в этом же вся соль - в совести! Будет у людей до предела обострена совесть, возобладают честность, порядочность, на Земле воцарятся мир и спокойствие. Что и требовалось доказать! - торжественно заключил я и гордо выпрямился.
           Но Пашка стоял, сунув руки в карманы и криво ухмылялся:
           - Ну и что такого особенного ты сказал? Всё это - благие пожелания. - Он повернулся к Саньке: - Где оно, зерно твоё?
           Тот переглянулся со мною и подмигнул, что, конечно, не укрылось от Пашки.
           - Туго соображаете, любезный! Тебе ж говорят: совестливые люди не станут воевать! Это будет... ну как бы тебе... В общем, им будет стыдно это делать. Война станет в принципе невозможной.
           - Опять двадцать пять! - нервничал Пашка, полагая, что над ним потешаются. - "Совесть"! "При наличии совести"! Где ж ты её на всех возьмёшь? Чай, не товар, в магазине на прилавке не валяется! Или она есть, или её нет! Третьего не дано!
           - Ой, не пойму, - устало вздохнул Санька. - Придуриваешься, или как? Мы сейчас что обсуждаем? Возможности браслета?
           - Ну! А какая связь между совестью и его возможностями?
           - Да самая непосредственная! - не выдержал я. - Только с помощью браслета можно сделать людей совестливыми!
           - Фигня какая-то! - равнодушно пожал Пашка плечами. - Я понимаю там создать что-нибудь, ну, в крайнем случае, уничтожить, но - совесть! Это же что-то... расплывчатое, нереальное, чего нельзя пощупать, её вроде как и нет... Как ты себе это представляешь?
           - Да ведь это уже чисто технический вопрос!
           - Ну а всё же?
           - Да не знаю... - Я даже растерялся. - Обмозговать надо. Провести эксперимент. В конце концов, попробовать для начала...
           - Всё верно, - пришёл на помощь Санька. - Не помню, кто это сказал, но любая идея должна быть подвергнута осмеянию. И, если она выдержит это испытание, тогда она имеет право на существование. Так что - прошу!

*****


           Короче, в течение следующего часа мы, весело переругиваясь, искали изъяны в новой идее. Подвергали её, так сказать, "осмеянию". Но путного так ничего и не родили. На ум приходили ситуации одна комичнее другой, вплоть до самых неприличных, однако идея, как таковая, нам нравилась всё больше. Даже Пашке.
           - Представляю, - хехекал он, - нашу цивилизацию с глазами побитой собаки: "Простите...", "Извините..." Клинтон, весь в соплях, перед Саддамом на коленках ползает. "Люблю, - кричит, - больше Моники!" Прикол!
           - Никаких приколов, - серьёзно сказал Санька. - Не надо утрировать. Сдаётся мне, мы плохо представляем, во что всё это выльется. Просто не может быть, чтоб у этой идеи не было негативных сторон.
           Я пожал плечами:
           - Во всяком случае, хуже не будет.
           С этим согласились все.
           - Пора бы всё-таки поинтересоваться у браслета технической стороной вопроса, - напомнил Пашка. - А то занимаемся словоблудием. Делёжкой шкуры неубитого медведя.
           Мы поинтересовались. Долго втолковывали моральный аспект проблемы, хотя, по-моему, это было излишним: машина - она и есть машина, даже не смотря на то, что шибко умная. Ей все эти завороты и умствования до одного места. Как прикажут, так и сделает. Лишь бы задачу сформулировали просто и понятно.
           В конечном счёте сошлись на том, что я буду выполнять роль генератора нужных чувств, а браслет - усиливать их и излучать в окружающее пространство.
           - Ну, а для начала, - сказал Санька, окидывая Пашку насмешливым взглядом, - испытать бы на ком-нибудь. А уж потом и на широкую аудиторию выходить...
           - А чё ты на меня-то вылупился?! - взвился тот, сверкая белками. - Кролика нашёл, что ли, подопытного?
           - Разве я о тебе говорил? - сделал Санька невинное лицо. - У меня тут объект покруче имеется.
           - Что ещё за объект?
           - А вот! - Он кивнул головой на стену позади себя. - Прислушайтесь!
           Мы затаили дыхание. Действительно, из-за стены давно до нашего слуха доносился приглушённый шум, будто соседи занимались перестановкой мебели.
           - Ремонт? - предположил я.
           Санька ухмыльнулся и по лицу его прошла как бы судорога:
           - Ага, ремонт! Этот, с позволения сказать, "ремонт" продолжается вот уже в течение полугода. Если не больше. - Видя мой недоумевающий взгляд, он пояснил: - Соседей к нам больно "весёлых" подселили!
           - Подселили? Кто?
           - Шут его знает! - зло сказал Санька. - До этого жили здесь тихие такие старички, никто их никогда и не слышал, и не видел. Божьи одуванчики. И в один прекрасный день они куда-то испарились: то ли поменялись, то ли продали квартиру. В общем, съехали... С тех самых пор объявились здесь эти вурдалаки. И пошло-поехало! Пьянь, рвань, наркота, бесконечные разборки!.. Нескончаемый праздник, короче. Мы уж и жаловались, и морды били, да только себе же оно и накладно.
           - Ага! - догадался Пашка. - И ты предлагаешь провести испытание генератора на них?
           - Ну, Пал Ксанч! - с деланным удивлением сказал Санька, разводя руки в стороны. - Шерлок Холмс просто отдыхает!
           "Пал Ксанч" посопел, подвигал густыми бровями, проглатывая колкость, и ничего не ответил.
           - Давай, Володь! - подтолкнул Санька. - Вскрывай бордель! Час настал!
           - А удобно?..
           - Ещё как удобно! - Санька решительно встал, поднял кресло и поставил его лицом к стене. - Заводи!
           Я покачал головой, вздохнул и "завёл".
           Стена, занавешенная обширным ковром, растаяла вместе с ним и нашим глазам открылось помещение, название которому больше всего подходило "берлога". Мебели в "берлоге" почти не было, если не считать видавшую виды раскоряченную тахту, притулившуюся к одной из боковых стен, да старого обшарпанного предмета, который можно было бы назвать креслом, да язык не поворачивался. Во-первых, из-за непрезентабельного внешнего вида, а во-вторых, что функцию означенного предмета мебели оно не выполняло. Во всяком случае, в тот момент, когда мы заглянули в сей вертеп. Горы бутылок, пустых и недопитых, растерзанные консервные банки, плюс ко всему, "изысканный" натюрморт из объедков, окурков и прочего мусора дополняли предметы женского туалета, снимавшиеся, видимо, в большой спешке, или же против желания тех, на ком всё это было надето, так как имело довольно плачевный вид.
           Однако обитателям "берлоги" до всего этого беспорядка не было дела: там вовсю кипели страсти. Я не оговорился, употребив слово "вертеп". Шум стоял невообразимый. В комнате присутствовало человек пятнадцать. Все они сидели и лежали на многострадальной тахте, топали ногами и горланили во всю глотку, подбадривая две пары "артистов", дававших сеанс показательного совокупления. Как я понял, это было соревнование, какая из пар быстрее завершит начатое.
           Согнувшись пополам, растрёпанного вида особи женского пола, опираясь на упомянутое "кресло" с разных сторон и широко расставив ноги, возбуждали друг друга затяжным поцелуем. Их взмыленные партнёры, пристроившиеся сзади, старательно ускоряли темп, свирепо поглядывая друг на друга.
           - Весело, однако! - хищно осклабился Пашка.
           Санька хмуро процедил:
           - Желаешь присоединиться?
           - Больно грязно! - Пашка брезгливо фыркнул. - И аудио, и видео. Я предпочитаю заниматься этим видом деятельности в более интимной обстановке.
           Перекрикивая шум, Санька спросил:
           - Ну и что мы с ними будем делать?
           - Для начала, - поморщился я. - Уберём звук...
           Браслет послушно выполнил команду, предоставив нам возможность любоваться лишь изображением.
           - Эк их разобрало! - крякнул Пашка, не отрывая глаз от разомлевших девиц. - А тёлки-то, в принципе, ничего! - И он отпустил в их адрес парочку скабрезных замечаний.
           - Пал Ксанч, - поддел его Санька, - вам такое кино вредно смотреть.
           - За просмотр денег не берут! - отрезал тот.
           - Ну, это смотря где...
           В отличие от Пашки, созерцание "кина" у меня приятных ощущений не прибавило. Скорее, наоборот: захотелось отстраниться, выключить изображение. Но - уговор дороже денег. Если уж на этом этапе своротило, то чего там говорить о дальнейшем? Ведь в масштабах планеты всё будет гораздо безобразнее.
           - Содом и Гоморра... - пробормотал я, как бы оправдываясь.
           Первым делом надо всю эту гоп-компанию отрезвить. А уж потом приступать к поискам их совести. Хотя, глядя на экран, трудно вообразить даже наличие зародыша данного чувства у сего "почтенного" собрания.
           Прошло, наверное, минуты три, прежде, чем картина на экране под воздействием направленного излучения браслета изменилась. Поначалу хор голосов "болельщиков", слышимый нами теперь из-за стены, потерял свою стройность и залихватскую браваду. Бутылки, которыми нещадно стучали по полу в такт общему ритму, попадали из рук алкашей и они стали удивлённо переглядываться: мол, куда подевался весь кайф? Само собой, в их среде возникло убеждение, что выпито недостаточно и требуется непременно повторить. Тут же было раскупорено и налито, но вот насчёт "выпить" оказалось "слабо". Едва кем-либо из подопытных подносился ко рту стакан, как на его физиономии появлялось непередаваемое выражение брезгливости и он, беспомощно оглядываясь на собутыльников, испытывавших те же муки, возвращал "сосуд" на место. Звука не было, но для того, чтобы догадаться, что при этом произносилось, и при помощи каких речевых изысков, большого воображения не требовалось.
           Что же касательно участников "соревнования", так у них дело сразу не заладилось. "Наездники" вдруг решили, что во всём виновата женская половина и стали ей, половине, объяснять это довольно эмоционально, с применением верхних, а то и нижних конечностей. "Тёлки", разгорячённые "соревнованием", и уже находившиеся в чувственном нокауте, не сразу уразумели, что хмель из их голов улетучился. Одна из них к тому моменту была почти в отключке и только "рабочее место" всё так же жадно тянулось к удовольствиям. Очнулась она лишь после того, как получила по нему звонкий шлепок от разгневанного партнёра. На лицах раздосадованных "дам" с каждой секундой всё явственнее проступало выражение обиды и разочарования.
           Пора было приступать ко второму действию.
           Но тут возникли проблемы. Гнев, возмущение, брезгливость - это всё присутствовало в моей душе при виде сей "пасторали". Однако вызвать в себе чувство стыда у меня никак не получалось. Просто фраза, мол, стыдно, ребята, такую жизнь вести, сама по себе ничего не даст, кроме раздражения. Требовалось транслировать само чувство.
           Но где его взять?
           Может, надо вспомнить что-либо из прошлого? Из ситуаций, когда мне было мучительно стыдно за себя?
           Но в голову лезли всё какие-то пустяки. По крупному я, вроде как и не успел никому нагадить. Жене изменить не успел... Детей не бросил на произвол судьбы... Убить - никого не... Хотя - нет... Мне вдруг припомнилась сцена с Настиным дедом. Когда я браслет получил, а дед в тот же момент перебрался в лучший из миров.
           Я прислушался к себе, но угрызений совести не ощутил. Дед ведь сам всё спланировал и вёл меня, как барана на верёвке. И, если говорить о криминале, то случившееся можно с чистой совестью назвать самоубийством. Так что, виноватым я себя не чувствовал, как ни крути.
           Видимо, лицо моё отражало ход моих мыслей, поскольку Санька участливо поинтересовался:
           - Проблемы?
           - Похоже на то, - виновато моргнул я и вкратце изложил суть камня преткновения.
           - Отсутствие греха - лишнее подтверждение правильности выбора деда, - веско проговорил Санька. - Но, позволю себе заметить, ты довольно своеобразно понял поставленную задачу. Насколько я понимаю, дело не в том, чтобы выплеснуть наружу чувство стыда за что-то конкретное. Иначе все подопытные будут мучиться только твоими проблемами, для них несуществующими. Суть дела, по-моему, в том и состоит, чтобы транслировать в мир самого себя, свою сущность, своё... как бы это выразиться?.. своё мироощущение! Короче, во время передачи ты должен ощутить себя Человеком с большой буквы. Христом, если на то пошло… Ты не улыбайся, лучше припомни основной его пунктик. Помнишь? Любовь называется. Есть на свете такое чувство. Не знал? Все о нём говорят, но никто его не видел. Вот ты и не должен испытывать к подопытным ничего, кроме любви. Пусть даже отеческой.
           - Не много ли чести? - мрачно хмыкнул Пашка и ткнул пальцем в экран. - Их-то за что любить? Быдло! Одно слово!
           Санька фыркнул:
           - Не будем опускаться до частностей! Какая, в принципе, разница, это быдло или другое? Сейчас вся планета - один общий бордель. А кандидатов в святые - единицы! Так кого нам из дерьма вытаскивать? Вот именно! - сам себе ответил он и заключил: - Излучай порядочность, излучай, если сумеешь, любовь. В высшем смысле, естественно. А всеобщее поле любви породит и обострённую совесть и всё, что с этим связано.
           - Какие речи! - хрюкнул Пашка. - Слезу вышибает!
           Санька слегка порозовел и отвёл взгляд в сторону:
           - Пал Ксанч со мною не согласны?..
           Пашка понял, что встрял не вовремя и стушевался:
           - Да я чё? Всё правильно... Я так...
           - Вот и не мешай, если всё правильно! - цыкнул я на него и обратился к смущённому Саньке: - Я, кажись, понял. Щас попробую...
           Как говаривал в своё время мой дед (не Настин): "Языком молоть - не мешки ворочать!" Попробуйте думать о Боге, о спасении души во время просмотра крутого эротического фильма. Слабо? Вот то-то же! В таком положении оказался и я.
           Общие рассуждения - это, конечно, хорошо. Но вот дело дошло до практического воплощения и я стал в тупик. В принципе, ведь я - простой смертный (хоть и получил сверхъестественные способности) и ничто человеческое мне не чуждо. И высокодуховное, и низменное. И потому вид обнажённого женского тела вызывает у меня, как и у всякого нормального мужика, совершенно адекватную реакцию.
           А о художественной стороне этого вопроса можно говорить, когда снижен накал страстей, когда красива поза, когда зришь юное, не отмеченное печатью порока, лицо и тело, когда чуть прикрыты, а не призывно выпирают интимные места...
           А это что? Это, извините меня, эротический нокаут! Иначе не назовёшь! О какой там Любви высшего порядка может идти речь?!!
           Я закрыл глаза, чтобы хоть таким образом отгородиться от картины, возбуждающей низменные инстинкты, и попробовал сосредоточиться.
           Все мои самые светлые воспоминания о том времени, когда я всею силою души любил Вселенную, а вместе с ней и Землю со всем человечеством, приходятся на детство и школьные годы. Потому что, уже будучи в армии, я вплотную столкнулся с людской жестокостью, тупостью и ханжеством, и лёгкое, безоблачное восприятие мира поблекло, стало более приземлённым и прагматичным. Не скажу, что это состояние мне сильно нравилось, но яд, проникший в душу, возымел своё действие: я стал более осторожным, осмотрительным, трудно сходился с людьми. Душа облачилась в защитный кокон, внутри которого хранились все мои сантименты и наивные идеалы, не претерпевшие существенных изменений и до сей поры.
           Я сделал мысленное усилие и проскользнул по оси личного времени назад, в свои детские воспоминания. И вдруг я с удивлением обнаружил, что совершенно ничего не забыто, что всё помнится так ярко и празднично, будто пережито только вчера! В голове моей будто солнце взошло и ярко высветило каждую мало-мальски значимую подробность. Исчезла та серая пелена, которой обычно покрыты все давние воспоминания, за исключением, может быть, некоторых, оставивших неизгладимые шрамы в памяти.
           Мелькнула мысль и тут же угасла, что так ярко помнить своё детство обычному человеку невозможно, и что без браслета тут дело не обошлось...
           Но - какая разница? Я вновь чувствовал себя беззаботным и радостным ребёнком, воспринимавшим мир во всём его великолепном многоцветии! Ожили совершенно забытые воспоминания, а вместе с ними - глубина их восприятия и переживания.
           На меня ринулась лавина мелких, с точки зрения взрослого человека ничего не значащих событий, но таких значительных и важных для меня, ребёнка со сложной и чувствительной душой!
           Вот я в школе, у доски. Учился я хорошо и потому воспоминание было приятным. Сам процесс получения новых знаний доставлял мне неизъяснимое удовольствие, а изложение усвоенного и принятого, как своё, привносило в моё мироощущение осознание причастности к окружающей меня действительности, ко всей Вселенной!
           А вот и улица, где я рос...
           Всё своё детство я провозился с девчонками. Хоть и были пацаны на нашей улице, но меня к ним не тянуло. Нарочитая грубость, цинизм, ложное понятие о мужественности - отталкивали.
           Сначала игры, потом первая влюблённость... Аромат нежных, пугливых ощущений сладкой патокой нахлынул на меня и с удвоенной силой закружил голову... Полузабытые имена и лица трепетно всплыли в памяти... Вспомнились первые взгляды украдкой, вдруг появившееся особое отношение к той, рядом с которой прошло всё детство. Расцвела, похорошела... Всплыли тайные фантазии, томление неопытной души...
           Боже! Какое сладкое и забытое чувство! Огромное, занимающее собою весь окружающий мир! Душа пела гимн прекрасной жизни!..
           Воспоминания наплывали одно за другим, как волны на берег моря, но никуда не уходили, а накапливались, усиливалось их переживание, душа пребывала в экстатическом онемении...
           Это было удивительно, но приходили только приятные воспоминания! Я утопал в море эмоций, любовь переполняла меня и я почувствовал, как из глаз моих брызнули слёзы...
           - Володь... - послышался тихий голос Саньки. - Ты не рассчитал силу воздействия!...
           Я открыл глаза. Нервы гудели, душа трепетала и сердце готово было выпрыгнуть из груди! Несколько секунд я сидел, блуждая взглядом по сторонам и силился вспомнить, где я нахожусь...
           - Ну ты чё? - подошёл ко мне Пашка и с беспокойством заглянул в лицо. - Тебе плохо, что ли?
           Я расплылся в глупой улыбке и проблеял:
           - Хорошо...
           До моего оглушённого сознания вновь пробился тихий голос Саньки, в котором слышались истерические нотки:
           - Володь, ты хоть знаешь, на каком этаже мы живём?
           Я повернул к нему своё заплаканное лицо и удивлённо ответил:
           - Н-нет...
           - На девятом!.. Далеко лететь!..
           Я вытер слёзы, поморгал и спросил:
           - Зачем ты мне это говоришь?
           - А ты посмотри туда, - кивнул он на прозрачную стену.
           Я посмотрел. "Берлога" опустела. Окно было распахнуто настежь и ветер трепал грязную занавеску.
           - Они ушли, что ли?
           - Ага! - ехидно хихикнул Пашка. - Туда! Через подоконник!
           - Ты хочешь сказать...
           - Именно это я и хочу сказать, - серьёзно сказал Санька. - Видел бы ты, как они переживали, как метались по комнате, заламывая руки! Натуральное кино! Я бы подумал, что они притворяются, если б и нас с Пашкой не зацепило.
           - Во-во! - хрюкнул тот, стоя возле стены и брезгливо разглядывая опустевший притон. - Я думал, крыша съедет от кайфа! - Он повернулся ко мне и со странным выражением оглядел меня с ног до головы: - С тобой теперь опасно дело иметь!..
           - Они, что же?.. - промямлил я, медленно осознавая ужас произошедшего. - В окно выпрыгнули?!
           - Ты что-то совсем тормозить стал! - удивился Пашка и они с Санькой переглянулись.
           - Так ведь их же спасать надо! - подхватился я, но Санька крепко схватил меня за руку и усадил на место: - Сиди! Как сказал Пал Ксанч: "Много чести!" Будем считать это побочным эффектом нашего эксперимента.
           - Да ты что?! - возмутился, не оставляя попыток встать с кресла.
           - А то! - припечатал Санька довольно жёстко. - Ты что же, теперь каждому бомжу на выручку будешь кидаться, если он станет от угрызений совести загинаться?
           - А как же иначе?
           - Ну, знаешь ли! Христос, и тот был более разборчив в своих благодеяниях!
           - Да ты-то почём знаешь?!
           Я всё-таки встал, открыл проход в "берлогу" и, переступая через горы мусора, подошёл к окну. Перегнувшись через подоконник, я глянул с высоты девятого этажа. Далеко внизу, на асфальте, распластались наши старые знакомые. Вокруг них толпился народ, оживлённо обсуждая происшествие. Многие размахивали руками, кричали и показывали вверх.
           - Я бы не стал этого делать, - донёсся до меня приглушённый расстоянием голос Саньки.
           Он был прав: меня заметили и, как по команде, подняли головы кверху. Я запоздало отшатнулся от окна и захлопнул раму.
           - И этого я бы не стал делать, - так же сдержанно заявил Санька.
           Я уже и сам понял, что сглупил. Поди теперь докажи, что ты не верблюд, и что в комнате после ЧП никого не было! Улика неопровержимая! И куча свидетелей. А под подозрение подпадают все соседи. И Санька в том числе.
           Я совсем растерялся:
           - Ну и что теперь будем делать?
           - Когти рвать! - гыгыкнул Пашка. - Чего же ещё? Пока не замели.
           Я вдруг вспомнил сцену с драконом, испохабившим Настину квартиру и "на закусь" хряпнувшим соседскую бабулю по темечку оконной рамой. Ситуация повторялась. Тогда мне тоже пришлось поспешно уносить ноги, как нашкодившему щенку.
           - А ты говоришь: "Купаться"... - задумчиво пробормотал я, возвращаясь в Санькину комнату и гася за собой экран.
           - Чего? - удивился Санька.
           - Ничего. Это я так, мысли вслух... Ну и куда же мы теперь?
           - Ко мне, конечно! - уверенно сказал Пашка. - Там наши женщины, небось, уже с базара вернулись!
           Меня словно кипятком обдало: я же канал сообщения с Пашкиной хибарой закрыл!!!
           И случилось это в тот момент, когда я в азарте демонстрировал Саньке конец света!
           Моля Бога, чтобы всё обошлось, я открыл проход в Пашкины апартаменты и буквально впрыгнул туда первым.
           Тишина. Только на стенке тикают часы, да в печке потрескивают догорающие угли.
           Никого.
           - Рано им ещё, наверное, - предположил Санька, с любопытством осматриваясь.
           - Да я бы не сказал... - Пашка посмотрел на часы: - Какой базар в такое время?
           Часы показывали без десяти двенадцать.
           - Может, зашли к кому? - попытался успокоить меня Санька. - Или по магазинам? - Он переглянулся с Пашкой и тот преувеличенно бодро поддакнул:
           - А чё? Может быть! Денег-то теперь - завались! Карман чешется!
           Но их игра меня вовсе не успокоила. Душа предчувствовала беду.
           - Рынок далеко? - сдерживая дрожь в голосе, спросил я.
           - Да нет, в двух шагах...
           - Прошвырнёмся?
           - В принципе, я бы тоже не против, - замялся Санька. - Только приодеться бы?..
           Он глазами указал на то место, где за минуту до этого светился экран и который я выключил, как только Пашка, шедший последним, переступил порог.
           - А... Да-да... - рассеянно кивнул я и вновь открыл проход.
           Санька живо занырнул туда.
           - И чего ты так разволновался? - напяливая на себя нечто среднее между фуражкой и лыжной шапочкой, неумело пытался успокоить меня Пашка. - Всё будет нормально!
           - Дай-то Бог...
           Уверенности его я не разделял.
           Со стороны экрана послышались голоса. Санькин и ещё чей-то. Женский. Разговор шёл на повышенных тонах. Мы с Пашкой переглянулись и он прошипел:
           - Влипли!.. Понесла ж его нелёгкая!..
           - Не сообразили... Можно было бы самим сляпать ему что-нибудь приличное...
           - Во-во! - шепнул Пашка, опасливо заглядывая за край экрана. - Ты хоть ворота сдвинь поуже... Чтоб не так явственно...
           Я сузил экран до размеров обычной двери. Чтоб только человеку пройти.
           Но всё оказалось не так страшно: просто вернулась жена Саньки. Он с виноватым видом выглянул из-за двери, ведущей в прихожую, и попросил:
           - Володь, секундочку, я сейчас...
           Он уже был при параде.
           - С кем это ты? - услышали мы удивлённый возглас Санькиной супруги и из-за его плеча выглянуло довольно симпатичное женское лицо.
           "Господи! - заныло в груди. - Как же невовремя!"
           Но отступать было поздно. И мы с Пашкой, как были в верхней одежде, протиснулись в Санькину комнату.
           И без того крупные глаза молодой женщины сделались от удивления ещё больше, когда она увидела окантованный светящейся рамкой проём в стене, которого (она знала это совершенно точно!) быть не могло, и нас, выходящих из этой новоявленной двери.
           - О-о-оль! - простонал убитый Санька. - Ну некогда с этим сейчас!..
           - Как это - "некогда"? - быстро обрела Ольга способность говорить. - У нас гости, а ты их прячешь от меня?
           Она проскользнула между притолокой и раздосадованным мужем и медленно подошла, я бы даже сказал - подкралась к нам, внимательно нас разглядывая, словно музейные экспонаты.
           Это была молодая и красивая светловолосая женщина лет двадцати пяти. Во всяком случае, она выглядела на этот возраст. Крупные глаза, маленький, чуть вздёрнутый носик и капризно изогнутые припухлые губы изобличали натуру, подверженную частым сменам настроения. Высокий лоб, прикрытый непокорным локоном, нисколько не портил общего впечатления. Скорее, даже наоборот, добавлял её образу некоторую мечтательность и интеллигентность. Ладная фигурка угадывалась в её кошачьих движениях, хотя она и не успела снять пальто с воротником какого-то рыжего пушного зверя.
           Жеманничая, она протянула мне пухлую ручку, и, несколько растягивая слова, произнесла:
           - Оля. - И, не давая мне раскрыть рта, прощебетала: - А вы, надо полагать, тот самый Володя? Мне Саша рассказывал о вас много замечательного. Так, значит, вот вы какой? - И она откровенно оглядела меня с головы до ног, будто пыталась на глаз определить, чем же это таким я отличаюсь от остальных шести миллиардов?
           Я держал поданную ею руку и не знал, что с ней делать? Сначала было по привычке легонько пожал, потом сообразил, что так не поступают, а как, я не знал, и потому, после недолгого замешательства, наклонился и приложился к руке губами.
           - Ой, ну что вы! - рассмеялась она мне в лысину и лёгким движением отняла руку. - Какие там церемонии?!
           Потом, всё-таки не найдя во мне разительных отличий от рода человеческого, она обратилась к Пашке. Он переминался у меня за спиной и открылся для обозрения, лишь когда я согнулся буквой "зю".
           - А вы, я думаю... Павел? - после небольшой паузы припомнила она. Пашка кивнул с такой готовностью, что я встревожился за его голову. Ольга также прошлась по нему оценивающим взглядом и неожиданно прыснула в кулачок, обернувшись к мужу: - Три мушкетёра!
           Санька наблюдал всю эту сцену с кислым видом. Я подмигнул ему: ничего, мол, всё путём.
           - Я не поняла, - капризно изогнула бровь его супруга. - Вы куда-то собрались? Разве вы у нас не погостите?
           - Оля! - цыкнул на неё Санька. - Я ж тебе говорил: у человека беда стряслась, надо срочно выручать!
           Ответом ему был взгляд, полный недоверия. Она подошла к проёму в стене и с некоторой опаской заглянула туда.
           - Эт-то что?.. - с брезгливой гримаской спросила она. - Ход к соседям?
           - Нет... - покраснел Пашка. - Это мои хоромы... Далеко отсюда.
           - Да? - Она, конечно, не поверила, обвела нас рассеянным взглядом и тронула пальцем кромку экрана. Не встречая сопротивления, палец прошёл насквозь. Она отдёрнула руку, оглядела её, зачем-то подула на палец и загадочно стрельнула в меня глазами: - А, говорят, вы можете таким образом и... на Канары?
           - Может, может! - раздражённо перебил её Санька. - Только не сейчас! Ты понимаешь, что нам некогда? Спешим!
           - Какая жалость! - разочарованно протянула Ольга. Она сразу потеряла к нам всякий интерес. - Надеюсь, к вечеру ты уже будешь дома? - холодно осведомилась она.
           - Надежда умирает последней! - мгновенно оживился Санька, схватил шапку и, заталкивая нас в проём, бросил через плечо: - Не скучай!
           Ольга проводила нас равнодушным взглядом.

*****

Другие произведения автора:

Посылательная сказка

БРАСЛЕТ-2-26. S.O.S!

БРАСЛЕТ-2-12. ''Фёдор Михалыч отдыхает!''