НАШЕСТВИЕ (36)

 

(продолжение)

Начало см. Агент НКВД

ПРОТИВ ГИТЛЕРА

Диле не забыл о своем обещании свести поближе Павла со штандартенфюрером Бисмарком. Это случилось через два дня после сдачи немецкими войсками Белгорода, после чего даже тупому немецкому бюргеру стало понятно, что сражение под Курском доблестными генералами и солдатами вермахта проиграно.

– У Бисмарка завтра вечером состоится небольшой прием. Будут только его самые близкие друзья. Я получил разрешение князя взять тебя с собой – сказал Диле Павлу по телефону. – Пойдешь?

Павел согласился. Он не мог отказать себе в удовольствии пообщаться с внуком известного немецкого политика, ненавидевшего Россию, но считавшего, что с нею Германии лучше дружить.

– Ты увидишь сегодня людей, которые считают, что спасение Германии это Германия без Гитлера.



Вечером они с Диле подъехали к двухэтажному особняку на укутанной зеленью тихой улице в Бабельсберге. Перед домом стояло несколько машин. Встречал подъехавших седовласый представительный лакей в красной ливрее, расшитой золотыми позументами. Он, как и полагается, слегка склонив голову, открыл перед Диле и Павлом дверь.

По широкой лестнице, покрытой ковровой дорожкой, гости поднялись на второй этаж. В просторном зале находились преимущественно офицеры в черных и серо-зеленых мундирах, и трое штатских, в элегантных костюмах. Несколько женщин в вечерних платьях разбавляли мужское общество и украшали его.

Бисмарк, увидев Диле, сразу подошел к нему. Странно было видеть Павлу этого молодого еще мужчину благородной внешности и с такой родословной в черном эсэсовском мундире.



– А мы с майором уже знакомы, – с улыбкой ответил князь Диле, когда тот представил ему Павла. – У меня отменная память на людей. Вы – барон фон Таубе.
– Точно так, князь, – ответил Павел, в свою очередь, улыбнувшись хозяину.

Обменявшись любезностями, они разошлись. Бисмарк пошел встречать очередного гостя, а Диле повел Павла к столу, заставленному угощением и бутылками с вином. Выпив по бокалу сухого барсака, Диле здесь же у стола познакомил Павла с майором люфтваффе Виттенштейном с рыцарским крестом на шее. 

– Это, Пауль, наш ас. На его счету более полусотни сбитых самолетов, – сказал Диле Павлу.



Майор приятельски отмахнулся от славословящего его бригаденфюрера.
– Оставь, Диле, не расхваливай меня, будто я залежалый товар. 
Протянув руку Павлу, он сказал:
– Рад познакомиться с вами, майор. 

Диле то и дело отлучался, чтобы обменяться несколькими фразами то с одним гостем князя, то с другим. Павел отошел в сторонку и, прислонившись к стене, стал наблюдать за гостями, ведущими обычные светские беседы. Они перебрасывались малозначащими фразами, отпускали комплименты дамам, пили вино. Они совсем не походили заговорщиков. Павлу почему-то вспомнились декабристы, замышлявшие убийство царя, многие из которых были ловеласы, поэты и драчуны-дуэлянты, не чурающиеся пенного пунша или жжёнки и ласкавшие в постели прелестных женщин.

Вскоре за рояль села молодая женщина в декольтированном платье, с бриллиантовым колье, лежащем на открытой части груди, и заиграла. Павел узнал «Приглашение к танцу» Вебера. 



Женщина играла легко, ее пальцы изящно ложились на клавиши инструмента и чарующие звуки музыки ласкали душу.
Платой за полученное удовольствие ей были аплодисменты слушателей.

– Ты, Мисси, сегодня очаровательно играла, – сказала женщина в черном платье.
– Спасибо, Генни, – ответила пианистка. 

Женщины остановились возле Павла и он, едва Генни отошла от Мисси, склонил перед пианисткой голову и произнес:
– Я восхищен вашей игрой, фройляйн. Вы играли гениально.
– Вы преувеличиваете, майор, мой талант. Я обычная любительница, – ответила Мисси, тронув губки легкой улыбкой.
– Пауль, – представился Павел. – Пауль фон Таубе.
– Мария, – протянув руку Павлу, ответила Мисси. – Васильчикова. Можно просто Мисси. Так меня зовут близкие друзья.

Павел коснулся губами ее руки, пахнувшей свежестью чистой кожи.

– Очень рад, – улыбнулся Павел. – Очень рад тому, что вы, как я понял, принимаете меня в число близких друзей. – И, перейдя на русский, спросил:
– Вы – русская? 
Мисси удивленно вскинула темные пушистые ресницы.
– Вы говорите по-русски, Пауль?
– Это мой родной язык, фройляйн Мисси.
– Мисси, называйте меня просто Мисси, Пауль. Да, я русская, но только по названию. Я совсем не помню России. Мне не было и трех лет, когда мои родители бежали из нее. А почему он для вас родной? Вы тоже русский? Хотя ваша фамилия…
– Я немец, но родился и много лет прожил в России.
К ним подошел Диле. 
– Простите, господа. Мисси, позволь мне забрать Пауля.
– Ты мне помешал поговорить с прелестной девушкой, Альфи, – недовольно заметил Павел, когда они отошли от Мисси.
– Да, она обворожительна, – согласился Диле, – но ты пришел сюда не знакомиться с девушками.

Они вошли в комнату. Стеллажи с книгами вдоль одной стены и большой письменный стол у широкого окна, выходящего в сад, придавали ей вид рабочего кабинета. На диване сидели два офицера – незнакомый штурмбанфюрер и Виттенштейн, кресло у стола занимал полковник-штабист, в углу, у камина Павел заметил сидящего в пол-оборота немолодого штатского, углубившегося в чтение какой-то книге.

Диле усадил Павла в свободное кресло напротив полковника, а сам сел на диван рядом с эсэсовцем.

– Это мой родственник Пауль фон Таубе, – представил Диле Павла офицерам.
– Алоиз Грюн, – откликнулся с дивана штурмбанфюрер.
– Рёбиг, – произнес полковник.



Штатский словно не услышал Диле и промолчал. Он только бросил косой взгляд на Павла и снова уперся глазами в лежащую на коленях книгу.

– Чем занимаетесь, майор? – на правах старшего, поинтересовался полковник Рёбиг.
– Служу в абвере, герр оберст, – ответил Павел.
Рёбиг кивнул головой: понятно.
– И все-таки, это единственный выход из создавшегося положения, – сказал Виттенштейн, видимо, продолжая прерванный приходом Диле и Павла, разговор.
– Теоретически, теоретически, Хайних, – ответил ему Рёбиг. – Есть много «но», которые вы, по молодости, не учитываете, а многое не знаете.
– Время, полковник, время, – негромко сказал Грюн. – Колебания и размышления затягивают решение вопроса. А время играет сейчас против нас.
Полковник повернулся к Павлу:
– Мы обсуждаем создавшееся положение на Восточном фронте, майор, – пояснил он Павлу. – Оно достигло критического. Вы согласны со мной?
– Согласен, герр оберст, – ответил Павел, поняв, что сидящие здесь люди решили выяснить его убеждения. – Над нами нависла угроза поражения. Русские, преследуя наши войска, я уверен, не остановятся на пороге нашего дома, а вломятся в него.
– Что же делать? – подал голос Виттенштейн. – О том, что у нас нет возможности остановить врага, который грозит ворваться в наш дом, мы знаем. Как остановить его?
– Лучше воевать, – осторожно ответил Павел. 
– Я уверен, что наши солдаты воюют не хуже русских, – усмехнувшись, сказал Рёбиг. – Но наши ресурсы на исходе.



– В длительной войне наряду с победами возможны и поражения, герр оберст, – сказал Павел. – Поредевшие ряды вермахта могут восполнить полки и батальоны из русских, перешедших на нашу сторону.
– Мы уже имеем такой опыт, – сказал Рёбиг. – Горький для нас – русские батальоны переходят на сторону противника, открывая бреши в нашей обороне.
Павел подумал.
– Когда силы на исходе, то лучший выход – идти на перемирие с противником, – проговорил он.
– Вы имеете в виду русских, Сталина? – продолжал допрашивать Павла Рёбиг.
– Сталина, – ответил Павел, но понимая, что такой ответ вряд ли устроит полковника и его товарищей, добавил: – Можно попытаться, хотя в его сговорчивости я не уверен. 
– А с другими? – подал голос Грюн.
– С Англией и США? Эти могут, – ответил Павел, – им, как и нам, тоже нежелателен приход русских в Германию.
– Но если они потребуют… – заговорил Грюн и сделал паузу, взглянув на полковника, потом на штатского у камина, и закончил: – …если они потребуют, чтобы Гитлер… ушел в отставку?
Павел пожал плечами:
– Я не дипломат и не политик. Пусть они договариваются.
– А если такие попытки уже с нашей стороны делались и такое условие выдвинуто противоположной стороной?
– И что ответил им Гитлер? – поинтересовался Павел.
– Гитлер не уйдет, – сказал Виттенштейн. – Сам, добровольно он с себя не сложит полномочия канцлера.
– Я не могу решать за фюрера, – не теряя осторожности, ответил Павел. – Его нужно убедить, что его уход – спасение Германии.
– А вы взялись бы за это, майор? – спросил Павла Рёбиг. 
– Я слишком далек от фюрера, герр оберст. 

Осторожничали обе стороны. Никто не рисковал сказать первым, что от Гитлера можно избавиться лишь радикальным способом.

– Ради спасения Германии и собственных шкур можно пойти на всё, – сказал Диле. 

Он один из сидевших в кабинете не опасался ни Павла, ни своих друзей-единомышленников и мог говорить откровенно.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовался у него Виттенштейн. 
– Я имею в виду то, что своя рубашка ближе к телу, Хайних. Я не хочу болтаться на виселице перед рейхстагом, – ответил Диле и взглянул на Грюна. – А ты, Алоиз?
– Тоже не хочу, бригаденфюрер, – ответил Грюн.



Павел, внимательно наблюдавший за собеседниками, понимал, что у них между собой все уже давно обговорено, а нынешний разговор затеян по просьбе Диле ради выяснения соратниками его, Павла, взглядов. Имел ли он, советский разведчик, право идти на тесный контакт с заговорщиками? Вряд ли Москва позволит ему, засевшему в недрах абвера, подвергать себя риску, но и обрывать связь с противниками Гитлера – не лучший выход. И он задал вопрос всем, собравшимся в кабинете:
– Кого могут признать англо-американские союзники? С кем он готовы идти на переговоры?

Это был правильный вопрос. Никто еще не произнес слов «ликвидировать Гитлера»; речь же о преемнике Гитлера на посту канцлера Германии, с которым англо-американские союзники могли бы решить вопрос о заключении сепаратного мира, избавляла беседующих от опасного словосочетания.

Ответил Рёбиг:
– С человеком, который после… – он сделал короткую, но многозначительную паузу – нынешнего канцлера сможет удержать страну от развала и разброда, от повторения восемнадцатого года.
– С Гиммлером, – сказал Диле. – СС будет с ним. Большая часть СС.
– С нынешним рейхсфюрером, – поддержал его Грюн.
– Пожалуй, иной кандидатуры мы не найдем, – согласился Рёбиг.
– А Гиммлер согласится? – с сомнением спросил Павел. 
– А вы, майор, сомневаетесь? – вдруг послышалось из каминного угла. Павел посмотрел на вдруг заговорившего штатского.
– Я не рейхсфюрер. И не могу знать, что может думать человек на столь высоком посту и захочет ли занять пост, которым мы ему прочим, – ответил Павел. – Но я не против его кандидатуры, если не против него и англичане с американцами. Главное, спасение Германии от красной чумы большевизма.



Штатский удовлетворенно кивнул головой. Диле поднялся с дивана. Павел встал вслед за ним. Видимо, время, отпущенное на знакомство с Павлом, закончилось.

Уже в машине, отгородившись стеклом от водителя, Павел, усмехнувшись, сказал:
– Детские игры, Альфи. Подкормка для гестапо. У нас, в России, такое уже было сто двадцать лет назад: кучка дворян намеревалась убрать царя-крепостника и поставить своего, прогрессивного.
– И что, убрали?
– Нет, царь их убрал и сослал многих в Сибирь, а самых главных, зачинщиков, повесил. А все потому, что много болтали, мало делали и были далеки от народа. 
– А ваши большевики?
– Их поддержал народ. И поддерживает до сих пор. А то бы наши войска давно уже были бы в Москве. И не было бы Сталинграда.
– Но немцы пока поддерживают Гитлера.
– Потому я и говорю, что заговорщики далеки от народа и обречены на провал, если рыпнутся и потребуют отставки Гитлера.
– Мы не будем его спрашивать.
– Ликвидируете?
– Если надо, то… 
– Молчи. Ты мне этого не говорил, я этого не слышал.


Уже лежа в постели и анализируя свой разговор в доме Бисмарка, Павел пришел к заключению, что держал себя правильно и входить ему в компанию заговорщиков не следует. Их план: убрать Гитлера и, передав власть одному из его соратников, заключить сепаратный мир с англичанами и американцами и вместе с ними остановить наступление Красной армии, противоречил целям Советского Союза. 

– Но нам это не нужно, – решил Павел. 

(продолжение следует)