НАШЕСТВИЕ (30)

 

(продолжение)

Начло см. Агент НКВД





ВЫЯСНЕНИЕ «ТЁМНЫХ ПЯТЕН»

1.

Перед Павлом лежала стандартная папка из голубого картона с крупно напечатанными буквами «ЛИЧНОЕ ДЕЛО» и надписью от руки тушью печатными буквами «Шахова Елена Николаевна». В правом верхнем углу значилось: кодовое имя «Блоха».

Павел открыл папку. На первой странице был стандартный лист анкеты с фотографией Елены – строгое лицо с нахмуренными бровями и плотно сжатыми губами.

Павел быстро пробежал глазами известные ему ответы анкетного вопросника: год рождения 1923, мая 4, место рождения гор. Москва, родители – отец партработник, репрессирован в 1937 г, мать – учительница, живет в Москве по адресу…

Отлистав несколько страниц, Павел остановился на странице, озаглавленную «Медицинское освидетельствование».

Итак, по органам: патологии нет. Рентген легких – норма. Венерические заболевания: не болела… Ниже шли особые приметы: глаза голубые, нос прямой, за левым ухом едва заметный шрам длиной 0,5 см, на животе послеоперационный шрам по поводу аппендицита, на правой груди на расстоянии 2 см влево от соска имеется темно-коричневая овальная родинка диаметром 1,0 х 1,0 см….
– Как трогательна такая точность, – иронически усмехнулся Павел, захлопнув папку. Москва не забыла про родинку в интимном месте своего бойца чекистской диверсионно-разведывательной группы, хотя и не дала столь скрупулезно точного описания ее. И о шраме после операции аппендицита не сообщили.
Павел был рад, что в Шуховой он угадал своего человека, но расставаться с нею он не спешил. 

В середине января в Москву отправлялась вторая пара агентов: бывший лейтенант, командир взвода связи Лохматов и Харитонова, бывший ефрейтор, писарь в штабе дивизии. За два дня до их отправки Павел передал Вурфу шифрограмму:

«17 января в районе Подольска будет выброшено двое агентов на адрес «Мономаха» с документами капитана Гаврилова Леонида Федоровича, настоящая фамилия Лохматов Игорь Матвеевич, лейтенант, командир взвода связи и Зубова Дарья Родионовна, настоящая фамилия Харитонова Антонина Степановна, ефрейтор, писарь в штабе дивизии. Харитонова охотно сотрудничала с лагерной администрацией, была осведомительницей, после окончания Катынской школы была заслана в партизанский отряд и выдала его. До последнего времени занималась провокаторской деятельностью. Лохматов, предполагаю, пошел в разведшколу с целью явиться с повинной. Прошу дать мне санкцию на вербовку Шуховой, так как считаю, что она может стать мне хорошей помощницей здесь. Рысь».

В условленное время «Мономах» доложил:

«По адресу пришел только Гаврилов. Он объяснил, что их с напарницей разбросало далеко в стороны, и он добирался до Москвы один. Зубова до настоящего времени не появилась. В целях безопасности, этот адрес временно консервируется. Для приема новых агентов в действие вступает явочная квартира № 2. что делать с Зубовой, если она объявится? Мономах».

        

– Энкаведисты могут склонить Зубову на сотрудничество, – сказал Павел полковнику Хиппелю, с начала января принявшего на себя общее руководство операцией «Мономах», переданную в реферат FIII. – Я полагаю, если она появится, ее следует ликвидировать. 
– Согласен. Ее задержка может означать только одно – она попала в лапы НКВД, – ответил Хиппель. Он сидел за столом прямо, не опуская плеч, украшенных витыми полковничьими погонами. На его удлиненном лице выделялись две глубокие складки возле тонкой нити губ, выдававшие его окаменелую надменность. Он считал себя асом в разведке.

2.

Лора чувствовала, что Павел охладел к ней. Она терялась в догадках, и первая заговорила с ним и спросила: почему, Пауль?

– Лора, – посмотрев на опущенные плечи женщины, увидев в глазах ее тоску, ответил Павел – я знаю, что у тебя было с Рихардом. Как я, зная об этом, могу быть с тобой?

Лора пошатнулась, словно ее стегнули плеткой, закрыла глаза. На их ресницах выступили слезы – две крупные жемчужины. Одна задержалась в уголке левого глаза, из правого скатилась по щеке.

– Тебе донес Диле? – спросила она и сама же ответила: – Он. Ты хочешь знать, что у нас было с Рихардом? Я еще девчонкой влюбилась в него. Я, как и к тебе, пришла к нему сама. Он стал моим первым мужчиной по моему желанию. Но потом я поняла, что он ко мне равнодушен. На этом у нас все и закончилось. Когда появился Диле с той мерзкой фотографией, я испугалась, страх парализовал меня… Отец был против моего брака с эсэсовцем, но что было бы с ним, если бы он увидел тот снимок? А что было бы с Рихардом, если бы я категорически отвергла Диле? И со мною? Я с первого дня нашей жизни ненавижу Диле. 

– Я ни в чем тебя не виню, Лора, – проговорил Павел. – И мое отношение к тебе не изменилось, но во мне что-то сгорело… Ты прости меня.



Лора не зарыдала, не бросилась к нему на шею, не осыпала его злыми словами, она повернулась и медленно ушла к себе в комнату. Павлу стало жаль ее, но он сдержался и не окликнул и не позвал. Все действительно было кончено. Нужно ли реанимировать умершую любовь? 

Диле был выписан из госпиталя 22 января. Ему был выделен коттедж в уютном и тихом Бабельсберге, не знающим бомбежек и ночных тревог. Лота с детьми переехала к нему. 

Павел с облегчением вздохнул. Его роман с Кэт, начавшийся спонтанно, продолжился. Кэт оказалась очень удобной для него женщиной, а именно, даже будучи рядом с ним, она умела оставаться незаметной, ненавязчивой, как бы несуществующей. И в то же время, она всегда была у него под рукой, как инструмент мастера, всегда находящийся в положенном для него месте. 

После отъезда Лоры, Павлу ничего не мешало зажить в Карл-Хорсте по-прежнему, беседовать с графом, встречаться с Рихардом и обсуждать складывающееся положение на Восточном фронте. Неминуемый и скорый разгром Шестой армии в Сталинграде удручал обоих фон Шереров. Они пытались прогнозировать будущее развитие событий.

– Высвободившаяся армада русских войск, скорее всего, покатится от Волги и Дона к Харькову и Киеву, – говорил граф. – Самое время укрепить армии второго эшелона в районе Харькова и на флангах. На Харькове мы сможем отыграться за Сталинград.

– Сталинград – это не просчет нашего Генерального штаба, но ошибка Гитлера, которого нам, генералам, не удалось вовремя переубедить, – оправдывался Рихард – разведки, прозевавшей скапливание русскими войск на опасных направлениях. Если бы на флангах стояли бы не итальянцы и румыны, а наши солдаты…


Н А Ч А Л О К О Н Ц А 

                                      
1.

2 февраля пришло сообщение о капитуляции Шестой армии, подписанной генерал-фельдмаршалом Паулюсом. По всей Германии был объявлен траур.

Граф, выслушавший сообщение о капитуляции, повернулся к стоящему у него за спиной Павлу, с трудом скрывающим свое ликование, и сказал всего три слова:
– Это начало конца.

2.

Пессимизм графа был обоснован и справедлив, но от начала до полного конца предстояла еще долгая дорога, и должно было пролиться еще море человеческой крови. Красная армия, завершив Сталинградскую операцию, продолжала развивать наступление. Через неделю немецкие войска сдали Белгород, в середине февраля пал Харьков.

– Еще не конец, папа, – сказал Рихард. – Русские опьянены сталинградским успехом так, как мы были опьянены нашими успехами летом сорок первого года, и мы их покараем. Вот-вот начнется контрнаступление наших армий на юге под командованием Манштейна. Вот, гляди, – Рихард подошел к большой карте, висевшей на стене кабинета графа, – отсюда, из этих городков с труднопроизносимыми названиями… – Рихард наклонился к нижнему краю карты и прочитал: – …Краснограда и Красноармейского мы ударим в направлении Павлограда и… – Рихард снова наклонился к карте, – …и Бар-вен-ко-во в направлении Дне-про-петровска и Харькова. Успех будет за нами.
– А дальше, что дальше? – спросил его граф, внимательно вглядываясь в карту, словно пытаясь разглядеть на ней те армии, дивизии и полки и тех солдат, о которых говорил Рихард. – Это тактические удары, но в чем заключается ваша стратегия?
– Далее Курск, папа. Мы восстановим утраченные позиции, чтобы наступать на Москву, – ответил Рихард с оттенком торжества в голосе.



Павел внимательно слушал генерала, посвященного в ближайшие планы Верховного Главнокомандования. В обед следующего дня он поспешил к Вурфу и передал ему шифрограмму.

– Прошу передать срочно. Здесь планы немецкого командования на ближайшие дни. Они готовят контрнаступление против войск Красной армии.

Павел еще не знал, что в этот день три немецких танковых корпуса нанесли упомянутые Рихардом удары по правому крылу Юго-Западного фронта русских. Эти неожиданные для командования Красной армии удары позволили в течение месяца немцам вновь отвоевать Харьков.

Граф отнесся к победе вермахта прохладно.
– Это всё бои местного значения, для нас не решающие исход войны, – сказал он Павлу, когда тот принес ему радостную весть. – Мы растрачиваем силы на второстепенное, Пауль. Нас уже ничто не спасет, кроме… Впрочем, и это пустые мечтания. 
– Что? – поинтересовался Павел недомолвкой графа.
– Я имел в виду, – медленно проговорил фон Шерер, – чисто теоретически, подчеркиваю, чисто теоретически, смену канцлера и заключение мира или перемирия с Англией и США. Без их помощи Сталину придется туго, и он тоже запросит мира. Остальное довершат дипломаты.
– Отстранить Гитлера от власти? – переспросил Павел, уточняя слова графа. Нечто подобное он слышал уже от Диле, когда тот лежал в госпитале после покушения, приходя в себя от шока. – Каким образом? Он не сложит с себя бразды правления добровольно.
Граф смутился и повторил:
– Я сказал, что теоретически.

Даже подобное предположение могло графу дорого стоить, услышь его гестаповский соглядатай.

Павел усмехнулся и ответил:
– Нам придется многое им уступить, – ответил Павел. – Союзники потребуют от нас вернуть все, что мы завоевали ранее. Мы снова окажемся в роли побежденных.
– Рано или поздно мы окажемся в ней. Так не лучше ли, Пауль, сохранить жизни людям, которым еще предстоит погибнуть?
– Лучше, но из болота себя самому не вытащить за волосы.

3.

Павел продолжал выполнять возложенные на него обязанности. К началу апреля из его группы уже двенадцать человек, девять мужчин и три женщины были отправлены в Москву. Кроме ранее исчезнувшей Зубовой, бесследно пропали еще трое мужчин. «Мономах» радировал, что пятеро из присланных агентов получили назначения в штабы запасных полков, один – в штаб дивизии, одна из женщин направлена телефонисткой в штаб армии на Карельский фронт. 



– Меня беспокоит непонятное исчезновение ваших агентов, – сказал Павлу полковник Хиппель.
– Мы не должны исключать некоторые потери среди нашего контингента, герр оберст, – ответил Павел. – Кто-то попался по дороге, кто-то решил воспользоваться нашими документами и спрятаться где-нибудь в глуши, спасаясь, как от НКВД, так и от нас.
– Я не знаю, что от них можно ждать, майор, – сказал Хиппель. 
Павел пожал плечами.
– Всего, герр оберст. Это русские. У них свои понятия о жизни, о чести и о совести. Но других людей у нас нет.

(продолжение следует)