Амаркорд (в прозе)

* * *

- Мама, ну помешай, помешай еще немного...

Из-за спины протянулась худая ладонь. Пальцы коснулись чайной ложки, и начали водить ей из стороны в сторону. Чай в кружке заходил кругами, пришел в движение.

- Мама, чтобы послаще. Я хочу сладкий чай.

Движения ладони стали быстрее. Посредине кружки чуть вздыбилась пенная шапка.

- Ну вот, попробуй теперь, сынок...

Четырехлетний мальчик, с любопытством заглянул в кружку, потом обхватил ее двумя руками, и отпил.

- Не сладко, мама, несладко. Я хочу сладкий чай.

- Но у нас нет больше сахара, сынок.

- Тогда помешай, помешай еще…. Чай наверняка станет слаще. Помешай...

* * *

Крохотный мальчик пришел в театр в бобровом полушубке и вязаной шапочке. Кругом было много детей. Все галдели, бросались чем ни попадя, щипались, плакали, смеялись. Мальчик понимал, что должен веселиться также, потому что дети вообще должны веселиться, но чувствовал, что ему этого не хочется. Поэтому он испытывал неловкость, и пробираясь незаметно в зал на свое место ощущал себя гадким утенком….

На сцене стоял большой-пребольшой человек в сияющем костюме. Он говорил громко и напевно:

- Сейчас я сверну этот листок, и начну доставать оттуда яйца!..

Мальчик смотрел на его ладони, на то как они касались бумаги. Это были красивые ладони, с вытянутыми пальцами, белоснежной кожей, едва заметным узором морщинок. Когда они дотрагивались до белого листа, происходило что-то странное. Мальчику вдруг начинало представляться что пальцы, протягиваясь к бумаге, вдруг менялись, сами становились бумажными, и, касаясь листа, совершенно сливались с ним в нечто целое. Потом большой-пребольшой человек вдруг делал резкое движение, и ему в ладонь один за другим скатывались куриные яйца.

- Вот видите! Каждый может сделать это! – громко провозглашал он.

После концерта, надев свой бобровый полушубок и шапочку, мальчик шел строем со своими однокашникам, и, чуть скрыв ладонь рукавом, пытался повторить движения большого сияющего человека. Все вокруг кричали, переговаривались, хлопали друг друга по плечам со словами: «замри!», а он все также стеснялся того, что не хочет веселиться.

Дома он собрал все имевшиеся у него, негодные для письма и для игр, листки, и принялся их сворачивать, постоянно думая, что руки его должны слиться с бумагой, чтобы волшебство состоялось. Он гнул их так и эдак, но яйца оттуда никак не желали выкатываться. Тогда он подумал, что, возможно, его руки слишком некрасивы для таких чудес.

* * *

Это было в августе… Он проснулся совсем рано, в воскресенье, и пошел на кухню. Со своими попытками извлечь из бумаги яйца он уже покончил. В его распоряжении, как и до удивительного представления, был один только холодильник, в котором яиц было предостаточно. Мальчик вытянул из лотка три штуки, разогрел сковороду, и разбил их большим ножом, держа его так, словно это был вовсе не нож, а огромный, ждущий своего героя Экскалибур. Мальчик даже остановился посреди кухни, и сделал несколько выпадов в пространство, представляя что поражает невидимое чудовище. Жирные капли белка стекали с лезвия на старый коврик.

Потом со стороны радио донесся усталый голос: «59-58-57-56»... Мальчик вдруг понял, что голос этот звучал все время, но обнаружил себя только теперь, когда стал отсчитывать время... Он остановился и закрыл глаза. Был слышен только треск масла на сковороде и этот голос: «25-24-23»...

А потом там, за сомкнутыми веками, стало совсем темно. Мальчик открыл глаза, и увидел что все вокруг побледнело и расплылось… За окном был мрак. Он подошел ближе к подоконнику, не выпуская из рук ножа, и выглянул наружу. Что-то огромное и черное наползало на солнце так, словно пыталось его съесть. Мальчик вдруг осознал, что этот миг - очень важный, и, зажмурив глаза, загадал желание. О солнечном затмении уже через тридцать минут говорили по всем каналам телевизора и по радио.

* * *

- Мама, мама, а где теперь наш дедушка?

- На небушке, сынок...

Мальчик посмотрел на небо, но тут же отвернулся, потому что на небе не было ничего интересного.

- Так высоко?

- Да, сынок.

- Но как же он теперь будет рассказывать мне про пасеку, я ведь не смогу его услышать?

- А ты постоянно думай о нем... Он обещал, что если ты будешь думать о нем, он непременно придет к тебе ночью, и расскажет о пасеке.

- Во сне, мама?

- Во сне, сынок, во сне...

* * *

Я вижу мамины руки... Это очень красивые руки. Чувствую как с едва уловимым шелестом они выпускают мою ладонь, и медленно оседают у платья. Мама говорит: «сынок, иди к реке... тебе не нужно смотреть». Я остаюсь у калитки, и вижу как люди в черных костюмах исчезают в тумане; вокруг них парит страшная музыка. Я не хочу слышать эту музыку. Я иду к реке... Спускаюсь по земляным ступеням, которые делал мой дедушка. Камни на берегу еще совсем холодные. Они обволакивают мои ступни прохладой. Я вслушиваюсь... Вода шумит, закручивается в стремнины, будоражит берег, будто смеется над чем-то.

Что-то странное происходит у меня в душе: я вдруг вспоминаю ладони мамы, ладони фокусника в том удивительном представлении, вспоминаю солнечный свет, заслоненный чем-то черным... Все это неожиданно начинает бурлить во мне, плавиться, цвета становятся зыбкими, сливаются друг с другом. И вот уже остается одно только сияющее брожение, и будто чей-то голос шепчет: «30-29-28-27-26»...

Я смотрю вперед, и вижу сквозь редеющий туман другой берег реки. Там, у самой воды сидит человек в холщевой робе, и мажет смолой лодку. Я долго смотрю за его движениями: он поднимается, кружится вокруг лодки, подходит то с одной стороны, то с другой... В какой-то момент, он замечает меня: я гляжу все также пристально. Он ставит ведерко со смолой на камни, и распрямляется. Вокруг тихо, слышен только рокот воды под ногами... Мы смотрим друг на друга: минуту , две, три, четыре...

Наконец, он делает движение плечами, словно отряхивается, и машет мне рукой. Я машу ему в ответ. 

Другие произведения автора:

Дверь

Танец с медузами

Papillon

Это произведение понравилось:

Песни Танцующих Ундин

Ольга Бакк