"Брызг шампанского не будет".

                                          Брызг шампанского не будет.

           

        Капитан-лейтенант Александр Яковлевич Горемыкин был ответственным дежурным по 5 Оперативной Средиземноморской эскадре, а исполнял он свои обязанности, некоторое время, на берегу, только Чёрного моря. Неделю назад у офицера закончился двухмесячный отпуск, и прежде чем убыть в это самое Средиземное море на продолжительный срок, ему предстояло ещё десять дней побегать в режиме «велосипеда». Главные обязанности Горемыкина в данный период состояли в добросовестном исполнении поручений командования, которое находилось за тысячи морских миль от главной базы Черноморского флота. Высочайшие повеления он получал по ВЧ телефону, телеграммами, через оперативного дежурного флотом, с оказией и другими способами, не было только разве что голубиной почты. На берегу, на одну шею Горемыкина,  начальников скопилось тоже  предостаточно, это те, которые в отпуске грели животы на Южном побережье Крыма. Александр Яковлевич не один раз пожалел о том, что ему не удалось после отпуска по-быстрому отчалить в моря, подальше и с глаз долой.  Вот и сегодня, он весь  в «мыле», быстрым шагом перемещался по городу, в сторону штаба флота. Кадровик эскадры ждал от офицера доклад о проделанной работе, то есть о том, что все партийные характеристики на Первого Заместителя командующего, которого переводили на Дальний восток с повышением, подписаны и сданы в кадры флота.                                                                                                                                                  

 – Знали бы они, чего это мне всё стоило, - буркнул себе под нос Александр Яковлевич.                                      

 Накануне, один из командиров входивший в строгую иерархию эскадры и находившийся на отдыхе, увёл служебную «Волгу» прямо из-под носа у Горемыкина. Ту машину выделили дежурному офицеру, для выполнения срочного поручения.                     

Начальник со своей заносчивой женой уехал развлекаться, а Александру Яковлевичу оставил головную боль. Вся беда заключалась в том, что привилегии «большим погонам» ещё никто не отменял. Горемыкину после этого ничего не оставалось делать, как купить билет на автобус до Ялты и таким образом навестить отдыхавшего там НачПо.     Александр Яковлевич, молча, усмехнулся, он вспомнил свой диалог с пожилым водителем…

- Вы мне остановите напротив санатория «Ялта»? - Горемыкин решил сразу же обговорить вопрос с шофёром, чтобы из-за недоразумений потом не топать «пёхом» пару километров.

Водитель оказался шутником со своеобразным чувством юмора.

- Конечно! Высажу Вас у санатория «Ялта», даже остановлю, где захотите и укажете. Могу за первым поворотом у самого высокого столба, как только с автовокзала выедем.

Горемыкин ничего, не поняв, смотрел на него, как на человека довольно странного.

- А что, некоторые так и делают, - продолжал водитель после паузы. – Жена проводит мужа в командировку, слезу пустит, ручкой помашет, а он за углом сойдёт и по своим делам амурным отправится.

- Мне это не грозит, - буркнул в ответ пассажир и прошёл на своё место…

       Горемыкин наконец-то оказался у ворот штаба флота. Он пересёк КПП по специальному пропуску и завернул к связистам. Александр Яковлевич был в предвкушении общения, хотелось поскорее узнать последние новости с эскадры, естественно после  служебных переговоров с начальством. Он позвонил в массивную дверь, ему открыли.

- Привет соколики! Как суровые будни? – в своём стиле, браво поприветствовал он дежурного по связи и его помощника.

По тону, с которым засвидетельствовал своё почтение Горемыкин, чувствовалось, что товарищ сегодня в хорошем настроении. В этот день дежурным оказался выходец с их эскадры, капитан третьего ранга Фёдор Рыжик.

- Привет, Саня! Хоть ты сегодня над нами не издевайся, и так тошно.

- А что так? – прикинулся наивным Горемыкин, словно не зная, что связист – профессия часто наказуемая и происходит это с печальной регулярностью.

- Перед тобой только что ушёл Зам. Начальника узла. Очень долго кричал, как раненый зверь в одно место. Я первым под «раздачу» попал.

- Кричал?! – Горемыкин изобразил театрально-удивлённое лицо. – Неужели ему вас не жалко?

- На воинской службе такого слова нет.

Два бывших сослуживца понимающе улыбнулись. Они разыграли, с серьёзными лицами, любимую шутку, которой часто пользовались на эскадре.

- А конкретно? – закончив улыбаться, спросил Александр Яковлевич.

- Завалили отработку по радиоканалу связи с вышестоящим штабом. А ты, как я погляжу, в отпуске «разлагаешься»? – перевёл разговор на Горемыкина Рыжик.

- Отпуск уже вспоминаю, неделю как старшим по эскадре дежурю.

- Известно мне это дежурство! – Фёдор усмехнулся. – Короче и правдивее будет звучать – «Дежурный куда пошлют». Адмиралам и их темпераментным мадам - адмиральшам то привези, а это увези, машину подай и в таком духе, - он скривился. – Всё повторяется с завидным постоянством. При мне это было, ты бегаешь, и следующие тоже будут обслуживать «высокое» сословие.

- Это частности, - без обиды в голосе, уточнил Горемыкин. – Согласен, в названии «старший», есть доля условности. Если же говорить без эмоций, то я думаю, что ты так не рассуждал, когда у нас служил и исполнял эти обязанности.

- Ладно, ладно, я пошутил. Как отпуск провёл? – уже по-дружески спросил Рыжик.

- Да никак. Жена весь отдых испортила – затеяла ремонт в квартире. Каждый день одно и то же: забей гвоздь, побели, покрась, повесь картину, сходи на рынок и т.п. Рюмку с  соседом некогда было поднять.

- Сочувствую, - с мрачным видом покачал головой Фёдор.

Что-то подобное из личной жизни промелькнуло и в его голове.

- Мне надо позвонить, коллеги, – разогнав чёрные тучи в своих мыслях, произнёс оживший на глазах Горемыкин, словно вырвавшись на волю из мерзких лап быта и неприятных воспоминаний о домашней суете.

- Звони, - произнёс, растянув короткое слово на два слога Рыжик. – Жалко, что ли?

Александр Яковлевич уселся за отдельный стол, где находился ВЧ телефон. Подняв   трубку, он сначала попросил телефонистку набрать оперативного дежурного эскадры, а переговорив, заказал разговор с офицером по кадрам. В конце, Александр Яковлевич позвонил друзьям-связистам.

- Слышишь, военный, это Горемыкин, дай-ка мне дежурного по связи, - в присущей ему манере, отдал команду матросу на телефонном коммутаторе корабля. – Куликов, привет! Как у вас обстановка?

Выслушав мичмана, своего подчинённого, Александр Яковлевич приказал ему позвать к телефону капитан-лейтенанта Заморского.

- Туземцева, что ли? – не поняв, переспросил мичман.

- Его родного.

Пока искали офицера, Горемыкин успевал переброситься словом, другим с Рыжиком. Первое, что он произнёс, как специалист в области связи и в виде лёгкого упрёка дежурной службе: «Радиоканал – «не фонтан». В трубке побулькало, в очередной раз, и он услышал голос товарища, который произнёс традиционное во всём мире слово – «Алло!».

- Дима, привет! На следующей неделе на ПСК «Кубань» в море выхожу.

Он прислушался к тому, что ответил собеседник.

- Понял, зайдём в Тиват, потом к вам, в точку. Что привезти? – снова не расслышав Туземцева, переспросил Горемыкин. – Плохо слышно, говори медленней.

Он некоторое время прислушивался и вжимал трубку в ухо.

- Уловил, тебе ко Дню рождения привезти три бутылки водки и две шампанского. Исполним, не беспокойся. Пока, всем привет!

Александр положил трубку и задумался.

- Чего приуныл? – растормошил его своим вопросом Рыжик.

- Груз-40 заказали, как его теперь доставить, вот в чём вопрос.

- Что сильно проверяют? – не поняв проблемы, переспросил Фёдор.

- Заморочек много, ты же знаешь. У нас чтобы ящик водки довезти, нужно взять два. Везде, куда не плюнь, «свои» в доску, на каждом корабле. Да ещё со штаба, как всегда, группа отпускников будет возвращаться. Там есть такой Севрюгин, вечный холявщик. Водку глушит, как лимонад пьёт, особенно чужую.

- Знаю, проходили. Пассажиром идти на переходе, особенно на боевом корабле – скука. Поэтому водка и льётся рекой, - высказал свои соображения, основанные на богатом жизненном опыте Рыжик.

- То-то и оно, - не выходя из раздумий, произнёс Горемыкин. – Дима сказал, что ещё одна пересадка в море будет.

- Тогда бери в тройном размере, - посоветовал Фёдор, усмехнувшись.

Горемыкин, спохватившись, встал.

-  Спасибо братцы, пора и честь знать. Следующий раз будем общаться вот по такому телефону, - он кивнул в сторону аппарата. – Я уже с другого конца.

Горемыкин пожал всем присутствующим руки и, поблагодарив за помощь, направился к выходу.

- Семь футов под килем, - вдогонку напутствовал Рыжик.

Александр Яковлевич обернулся уже в дверях.

- Вот за это и будет первый тост на переходе, - улыбнувшись, пошутил он в ответ.

       Прошла неделя, к КПП на Минной стенке подкатило такси, из которого появился капитан-лейтенант Горемыкин. Он расплатился с водителем и собрал в одну кучу все свои пожитки.

- Двух рук, пожалуй, для моей клади будет маловато, - произнёс он тихо, озадаченно сдвигая фуражку на затылок.

Александр Яковлевич подошёл к КПП и договорился с мичманом, который дал ему пару матросов.

Таким «караваном» они шли к нужному причалу мимо боевых кораблей. За очередным корпусом сторожевого корабля, показалась белоснежная «Кубань», когда-то пассажирский пароход, а в данный момент ПСК (посыльный корабль). По чьей-то воле сверху судно определили служить интересам военно-морского флота. Экипаж на нём был гражданский.

       Недалеко от трапа стояла группа старших офицеров. Когда Горемыкин приблизился и разглядел их, то ему стало дурно. Рука инстинктивно сильнее сжала приделанную ручку к     коробке, в которой находилось спиртное.                                                                               

- Чему быть, того не миновать, - мысленно успокаивал себя Александр.

Среди отправлявшихся офицеров на боевую службу в море, выделялся громко говорящий и активно жестикулирующий руками капитан третьего ранга Севрюгин. По его эмоциональному поведению, Александр сразу же разгадал секрет такой активности.

- Василий уже поддал, - мелькнуло в голове. - Как называет его Туземцев: «Офицер в упрощённом варианте».                                                          

        В быту и нередко на службе, Севрюгин пил, курил и не нормативно выражался. Александр Яковлевич, как-то поинтересовался: «Василий, как ты в училище-то попал?». На что получил прогнозируемый ответ: «Все поехали и я поехал. Чего мне торчать в глухой Сибири».

- Иногда пользы будет больше, если торчать там, откуда ты вылез, - сделал вывод Горемыкин на откровение сослуживца, но с Севрюгиным им не поделился.                           

Василий, в ответ, в том разговоре задал встречный вопрос Горемыкину. Он, увидел, что Александр ухмыляется.

- У меня всё просто. Влюбился в самую красивую девчонку в классе, а ей очень нравились военные моряки. Это стало мотивацией к поступлению, - ответил Александр искренне.    

Горемыкин составил психологический портрет сослуживца.

– Интеллект средний и до «высокого» далеко, - рассуждал он, - водку глушит как работяга и о женщинах не забывает, - добавил Александр некоторые черты к характеристике офицера.

Севрюгин был дважды женат, но обе его временные спутницы жизни с Василием расстались без сожаления. Прибывая на отдых, он всё денежное содержание проматывал, в море выходил без копейки и что естественно для него, хорошо поддавший накануне.

 - Короче, парень без «башни», - поставил точку в своих рассуждениях Александр.    

       Увидев Горемыкина, Василий заметно оживился. Им двигали, скорее всего, корыстные помыслы. Это сразу же понял Александр.                                                                                                                

– В карманах пусто, а мне можно упасть на «хвост», - было его умозаключение.

- Саня, дай закурить, - поступила первая просьба от Севрюгина.

Горемыкин, прежде всего, поздоровался с офицерами штаба, потом ответил страдальцу.

- Я курить бросил.

- О, как! – удивился тот. – Как тебе удалось?

- Случайно. Видел у нас пепельницу в каюте?

- Наискось обрезанную артиллерийскую гильзу, что ли? – удивлённо переспросил Василий.

- Ту самую. Её изготовили наши предшественники ещё лет 20 назад. С тех пор эту гильзу только протирали снаружи и высыпали окурки. Я ни разу не видел, чтобы её мыли изнутри, впрочем, это уже бесполезно. Так вот, я из гильзы вдохнул случайно «аромат», и  перед глазами пробежали круги. Потом посмотрел на её внутреннюю чёрную поверхность и представил, что так выглядят мои лёгкие, которые в тот момент от запаха свернулись в трубочку. Вот и вся, правда.

       Подошёл назначенный старшим офицером на переходе, капитан первого ранга Опухтин.

- Здравствуйте товарищи! – приветливо поздоровался он. – Все собрались?

Офицеры в разнобой приветствовали его, кто сказал «Здравия желаю», а кто и «Доброе утро». Чувствовалось ещё отпускное настроение.

Опухтин пересчитал своих, потом пошёл в сторону трапа со словами: «Надо разобраться с экипажем подводной лодки, который в Тиват направляется». Он поднялся по трапу и исчез из виду. Через некоторое время на юте появился капитан судна, который через вахтенного у трапа оповестил всех пассажиров о том, чтобы поднимались на борт, так как скоро отправление. Прощание с родными и близкими закончилось, и военнослужащие потянулись на посадку.

      Горемыкину повезло на половину, его поселили в каюту с «не любителем» выпить Севрюгиным и умеренным в этом деле Казанцевым. Александр Яковлевич обустроился и вышел на верхнюю палубу, чтобы мысленно проститься с родным городом  и полюбоваться его зачаровывающими видами уже со стороны открытого моря. По трансляции судна прошла команда. Матросы разошлись по своим местам для исполнения профессиональных обязанностей. Со стороны носовой части, послышался грохот якорной цепи, наматывающейся на барабан. Большой чёрный якорь медленно выполз из глубины, с него стекали струи морской воды вместе с донным илом. Он дополз и стал на своё место, шпиль прекратил вращение. В районе кормы судна появилась нарастающая вибрация работающих дизелей, она распространилась на весь корпус. «Кубань» медленно отошла от причала на середину бухты, подработала двигателями, развернулась и легла на курс. Судно тронулось с места и начало постепенно набирать скорость. За кормой появился бурун, растянувшийся в кильватерный след. На берегу усиленно махали руками провожающие родственники. Миг расставания обрёл конкретные черты, лиц не было уже видно. Вечные спутники кораблей чайки, летели параллельно и своим криком ещё больше добавляли к тоскливому настроению минорные ноты. С этого момента, там, на берегу и здесь на судне, начался томительный отсчёт времени ожидания возвращения моряка.

      Александр Яковлевич стоял на левом шкафуте, щурился от ярко светившего летнего солнца, и, облокотившись на леера, грустно смотрел на проплывающие мимо лучшие достопримечательности Севастополя, сияющие белизной здания, утопающие в зелени. Его взору во всей красе предстали: «Приморский бульвар» с эмблемой города - «Памятником затопленным кораблям»; артиллерийская бухта, с её снующими паромами и катерами; мыс Хрустальный, где беззаботно загорали и купались люди, наслаждаясь тёплым солнцем и ласковым морем, и наконец,  мол, который строгой линией протянулся до самого берега. С правого борта смотрела своими амбразурами и бойницами Константиновская батарея, одна из славных страниц истории города. Когда прошли боновые ворота, неровный берег стал резко удаляться влево всё дальше и дальше. После того как маяк в бухте Казачьей уменьшился до размеров спичечного коробка, Горемыкин оставил шкафут и направился в каюту. По внутренней судовой трансляции крутили песню «Вечер на рейде». Настроение соответствовало моменту расставания. Александр Яковлевич открыл дверь, в лицо ударил резкий запах никотина, сизый туман папиросно-сигаретного дыма висел от подволока до палубы.

- Вы тут решили газовую атаку на меня устроить? – обратился он к попутчикам.

Севрюгин и Казанцев сидели за столом, на котором стояла початая бутылка водки и закуска, вскрытая банка «бычки в томате».

- Саня, не ворчи. Сейчас поправим здоровье и проветрим.                                                                

Горемыкин закатил глаза, что означало: «Мне кажется, в этот раз достанется».

- Мы тут с Вовой «кумекаем». У каждого из нас по три бутылки водки, - Севрюгин посмотрел на стол и уточнил. – Уже пять в сумме. Послезавтра предстоит отметить День ВМФ, а ещё в  буфете тётка симпатичная и с пересадками четверо суток пути как минимум, - Василий испытывающе смотрел в его сторону.

- Я тут причём? - пожал плечами Горемыкин. - Он, наверное, уже взял на заметку и мой запас спиртного. Мягко намекает, - прочитал на свой лад меркантильные мысли Севрюгина Александр.

Александр Яковлевич лукавил, прикинувшись непонятливым, так как повадки Василия знал очень хорошо. Если он начинал выпивать, то все вокруг, по его разумению, должны были тоже причащаться. А если кто-то отказывался, то начинались упрёки: что за мужик, ты как баба, друг называется, выпить ему со мной противно и т.п. Бывало и хуже, если угостишься за его счёт и соответственно не ответишь. При случае Севрюгин непременно напомнит: «Я его угощал, а он…».

- Ты садись, выпей с нами, - тут же, словно в подтверждение его аналитических размышлений, предложил Василий.                                                                                                                           

 - Не хочу, - сердито буркнул Горемыкин.

Он переоделся и залез на свою койку, на втором ярусе. Сослуживцы допили поллитровку и тоже плюхнулись спать.

       Александр Яковлевич проснулся, попутчиков в каюте не было. Он умылся, достал кипятильник, сообразил чай и перекусил тем, что взял с собой в дорогу. Когда Горемыкин домывал стакан, в каюту ввалился Севрюгин.

- Саня, выручай! – произнёс он громким голосом, прямо с порога.

Горемыкин недоумённо смотрел на него.

- Я знаю, у тебя есть шампанское. Дай бутылочку взаймы, - с горящими глазами, выпалил Василий свою просьбу, буквально огорошив Александра, который наивно полагал, что об этом никто не знает.

- Начинается, - обречённо произнёс он. – Ты что у меня в вещах рылся?

- Ничего я не рылся, не надо ложки пересчитывать. Ты сам недавно говорил об этом Карпову, нашему переводчику, - обиженно произнёс Севрюгин.

- Вот откуда «ноги растут»!

Горемыкин озабоченно почесал затылок.

- С какой такой стати я должен тебе отдать шампанское, которое предназначено моему товарищу, у которого скоро День рождения?

- Да чего ты трясёшься? Шампанское это напиток для женщин, а у нас на эскадре они не предусмотрены по штату. Я ему «шила» достану, - в глазах живой блеск Василия был виден за версту. - Саня, выручай. Вот так надо! - он провёл ребром ладони по горлу.                              

- Решил скрасить время, буфетчицу охмуряешь? – уже улыбнувшись, произнёс Горемыкин.

- Ну, вроде того.

- Позвольте полюбопытствовать, чем же она Вас так взяла? – иронично поинтересовался Александр.

- Потом расскажу. Дай шампанское? – с мольбой в глазах, продолжал клянчить Севрюгин.

- Смотри, чтобы тебе здесь бока не намяли, пока пребываешь в плену романтических фантазий. У каждой женщины на судне всегда есть свой воздыхатель, - уже оттаяв, примирительно сказал Горемыкин. – Они в море приравнены к эквиваленту золота, невзирая на привлекательность. Ты же видел, как по весне коты дерутся?

Он открыл ящик, вытащил бутылку шампанского и вручил Севрюгину. Тот благодарил ровно столько, сколько переодевался. Василий срочно поменял спортивную футболку и шорты на военную форму, потом причесал растрёпанные волосы и быстро исчез, прихватив к шампанскому ещё и водку.

- Как мало нужно человеку для счастья, - иронично подметил Александр Яковлевич.           

Он посмотрел на открытую коробку.                                                                                             

- Ещё Босфор не прошли, а уже…

      Ночью Горемыкин проснулся от какой-то возни. Он открыл глаза. Севрюгина, который был пьяный в стельку, втащил в каюту Казанцев. Сослуживец положил его как бревно на кровать.

- Ну, бывает, - произнёс извиняющимся голосом Владимир, увидев, что Александр  наблюдает за ними полуоткрытыми глазами.

- Меры по приведению клиента в чувство, сегодня будут неактуальны, - с сарказмом пробормотал Горемыкин и перевернулся на другой бок.

Только к обеду следующего дня, Севрюгин проснулся. Он осмотрелся вокруг, никого не было. Через некоторое время из столовой вернулся Горемыкин.

- Привет! – Александр с интересом разглядывал опухшую физиономию Василия. - Живой?

- Живой, - с интонацией безразличия прозвучал ответ из его уст.

Ни тени раскаяния или смущения на лице Василия не было и в помине.

- Как успехи на любовном фронте? – начал мучить Севрюгина Горемыкин своими вопросами.

- Да никак.                                                                                                                                              

- Любовь «без перспектив»?

- Всё было нормально до тех пор, пока я не пошёл провожать эту мадам до каюты.   Какой-то хмырь чумазый вылез из трюма, схватил меня за грудь и стал трясти  приговаривая: «Если ещё раз увижу тебя возле Инессы, то выброшу за борт». Хорошо, что в зубы не заехал.

Александр рассмеялся.

- Повезло мне, на горизонте показался местный помполит, этот моторист обратно в трюм залез. Я её спрашиваю: «Что за «чудило» здесь сейчас было?». Она мне представляешь, отвечает  смеясь: «Я же тебя предупреждала, что в чужой огород лезешь». Рубашку, гад, испортил, вырвал пуговицу «с мясом», - произнёс он огорчённо.  

- А надрался где так? – в голосе Александра, уже присутствовала сочувствующая интонация.

Севрюгин безразлично махнул рукой, что означало, лучше не спрашивай.               

Василий, как всегда вывод не сделал и вечером уже рвался расположить к себе повариху.

      Горемыкин и Казанцев мирно вели беседу, и пили чай. Дверь в каюту резко открылась, ввалился Севрюгин.

- Саня, ничего ни говори и не возражай, нужна бутылка шампанского, - он сел напротив  Горемыкина.                                                                                                                                       

- Я тебе, что «дойная корова»? – возмутился Горемыкин.

Отрицательные ответы уши Василия сегодня не воспринимали.

- И кто предмет твоего внезапного волнения на этот раз? – проявил заинтересованность Казанцев.

– Представляете, мне повариха Лариса очень понравилась. Ничего не могу с собой поделать. Она вроде бы тоже не против «дружбы». Даже позвала в гости на ужин при свечах. Не смейся, - с серьёзным лицом и напускной обидой в голосе произнёс он, после этого включил «железный» аргумент. - У нас даже может быть, семейный союз получится, - от Василия разило водкой, что никак не увязывалось с таким союзом.

- А ты не спросил у этой королевы, кто её телохранитель? Следующий моторист или матрос, который просто так слов на ветер не бросает, может тебе не простить ухлёстываний за его дамой. Пуговицей от рубашки тогда не отделаешься, и полетишь за борт тёмной ночью.

Севрюгин в данный момент слышал только себя, а Горемыкин знал, что возражать бесполезно.

- Я ему про Фому, а он мне про Ерёму. Всё равно «достанет», - он сдался мысленно сразу же. – Душевное спокойствие дороже.

- Слушай, а это не та повариха, которая на борца греко-римского стиля похожа? – улыбаясь, вступил в разговор Казанцев. – Ух! – многозначительно воскликнув, он передёрнул плечами, и хитрая улыбка воцарилась на лице.

- Какая разница, ночью все кошки серые, а женщины девушки.

- Но она сердитая какая-то и редко улыбается, - не сдавался Казанцев.

- Она грустная и весёлая одновременно, - парировал Василий.

Следующую реплику касательно его вкуса и выбора, Севрюгин пропустил мимо ушей и, не дождавшись, когда Горемыкин протянет ему бутылку шампанского, вцепился в неё сам. Александр Яковлевич не успел опомниться. В следующий миг он, уже молча, наблюдал, как из каюты выскочил «окрылённый» Василий с «шампусиком» в руках.

- При случае отдам, - на ходу, пообещал галантный кавалер, что означало - может быть.  

- Очень хочется в это верить, - безразлично выдавил из себя капитан-лейтенант Горемыкин. - Вот страдалец! – в следующий миг сказал он удивляясь.

- А утром на смену эйфории, от увиденной «красоты», приходит уныние, - медленно, словно философствуя, произнёс Казанцев. – Проходили, - он авторитетно кивнул головой. – Василию, как всегда после двух стаканов померещилось, что перед ним «Джоконда».

В каюте на миг воцарилась тишина, каждый задумался о своём.

- «Песня» всё та же. Тенденция, однако! – присовокупил грустным голосом, личные наблюдения капитан второго ранга Казанцев к сказанному ранее. – Ни к чему хорошему это не приведёт.

- Ему бы пить бросить, человек-то ведь неплохой и ничего, что далёкий от светских обычаев, - с сожалением заметил Горемыкин. – «Угарный» образ жизни до добра не доведёт.

- Я его хорошо знаю. Это может случиться в том случае, если мой кот гавкать начнёт, - в шутливой форме обозначил нереальность подобного события собеседник.

- Согласен, а пока это обезьяна с гранатой, - дополнил мрачную картину Горемыкин.

- Вопрос, видимо, риторический. Хотя ответ – очевидный, - задумчиво выразился Владимир Константинович.

На том и подвели черту, что всё возможно закончится, когда иссякнет источник.

- Только чей? - промелькнуло в голове Александра Яковлевича, и он нервно почесал за ухом. – Может оно и к лучшему, надоело периодически вздрагивать при каждом открывании двери.

Они продолжали так сидеть за чашкой чая.

- Вспомнил одну историю, - начал очередной рассказ Казанцев, этим им и оставалось заниматься на длительном переходе морем. – Когда был моложе и ещё не женат, с друзьями поехали по турпутёвке в Кишинёв. В свободное, от экскурсии время, один раз зашли в пивбар. Такого оригинального решения дизайна как там я больше нигде не видел. Представляешь, огромная бочка как бы вмонтирована в стену. В ней находился красивый дубовый стол и по бокам скамейки. Нас, любителей этого напитка, собралось человек десять. Заказали пива, рыбы и сидели, наслаждались. Молдаванин, в национальном костюме, играл на скрипке, медленно передвигаясь мимо бочек. Он останавливался у каждой из них, ему подавали деньги. Мой товарищ Виктор пошёл купить сигареты, стойка бара находилась у входа в зал. Около этой стойки крутились местные парни. Они пили пиво и, что-то обсуждая на своём языке, громко смеялись. Не знаю, что там произошло, но Витёк с ними повздорил. Наблюдая со стороны, я понял, что сейчас начнётся разборка. Мы с ребятами встали и пошли защищать товарища. Начали толкаться, выяснять отношения, короче переливать из пустого в порожнее. Меня схватил за грудки здоровый такой паренёк и говорит: «Слушай турист, залезь в свою бочку и не высовывайся оттуда». Мне так понравился получившийся каламбур, что я потом долго смеялся, вспоминая об этом.

- Ну и кто кого? – уточнил Горемыкин, поняв, что продолжения не будет.

- Пошли на мировую и разошлись, - уточнил Владимир. – Не это главное, я вот к чему вспомнил эту историю. Мне неоднократно хотелось сказать это Василию: «Залезь в свою каюту и до прихода не выходи».

- А я сейчас представил себе, как кот гавкнул на свистящего рака, - дополнил Александр.

Они оба рассмеялись.

       Прошло три часа, каждый из них занимался своим делом. В дверь несколько раз «слегка» постучали, она затряслась и готова была слететь с петель. Создавалось ощущение, что с той стороны пару раз приложились тяжёлой кувалдой, на пол упали мелкие куски отскочившей от неё краски. Многострадальная металлическая дверь открылась, на пороге стояла женщина-богатырь.

- Здесь проживает Василий Терентьевич? – спросила «фея» у двух мужчин сидевших с открытыми ртами.

Не дождавшись быстрого ответа, она, усмехнувшись, обратилась к Горемыкину.

- Чего рот открыл, красавчик, и не поёшь?

Александр Яковлевич пришел в себя и сглотнул слюну.

- Слова вспоминаю.

- Ну-ну! Я не услышала ответ на поставленный вопрос, - добавив решительности в голосе, переспросила излучающая силу женщина.

- Вы мадам, по адресу обратились, - вступил в разговор Казанцев, с перепугу ответив интеллигентно, на грубое обращение.                                                                                                                                            

У военных обычно клин клином вышибают, по причине не сдержанности и слабых нервов.

Он проглотил комок, подступивший к горлу, и утвердительно кивнул головой.

- Тогда заберите своего похотливого придурка, так как он уже в «осадок» выпал. Толку теперь от «мешка с …», - она запнулась, подбирая слово.                                                           

От уже совсем крайних выражений, даму остановила офицерская форма на Казанцеве.            

- Короче, мало от него проку, ещё и описается, не дай Бог.

Повариха откровенно рассмеялась.

- Мужики пошли какие-то хилые, - сверля их по очереди пронзительным взглядом, продолжала издеваться «слабая половина» человечества. - Вы поторапливайтесь, а то мне надо топать на своё рабочее место, - перестав веселиться, предупредила молодая женщина.                                                                                                                                        

 В голосе уже появился жёсткий и напористый тон. Казанцев и Горемыкин резко засобирались после её команды.

        Они шли за мощной поварихой по узкому коридору. Весь проникающий сюда свет закрывало её переваливающееся с боку на бок тело и растопыренные в стороны руки.  Проскочить мимо было невозможно.

- Не женщина, а какой-то амбал! - мелькнуло в голове Горемыкина. – У такой не забалуешь!

Его мысли словно прочитал Казанцев.

- Ей всю жизнь надо шнурки на военных ботинках завязывать, уж больно на старшину роты похожа.

Лариса остановилась и уверенно открыла дверь в свою каюту. У столика, уронив голову на грудь, а до этого сытно «откушав» спиртного и даров с судового камбуза, блаженно спал Василий.

- Вот он ваш «зюзя», охочий до девок, сопит и похрюкивает.  Надо было ему заехать поварешкой между глаз, когда приставал первый раз на кухне, сейчас бы проблем было меньше, - зло обронила она, подкорректировав полную хронологию  событий. – Когда протрезвеет, вы ему объясните, что такое количество выпитой водки и женщина, понятия не совместимые.

- Он был в поисках настоящих чувств, не справился с охватившим его волнением, - попытался обелить товарища Горемыкин. – Иногда любовь способна творить чудеса. Вы знаете об этом?

Эта фраза, судя по всему, была лишней.

- Только не в этот раз. Выносите тело, - цыкнула на мужчин повариха, - да побыстрей. А то выкину его в коридор, будет валяться как хлам.

 - Красиво начавшийся роман с шампанским и при свечах, оборвался окончательно и бесповоротно, - произнёс Казанцев, кряхтя, когда они тащили бездыханное тело Василия под руки.      

- Запутался в своих предпочтениях, - добавил Горемыкин.      

     Через день судно успешно прошло, Черноморские проливы и взяло курс на Адриатическое море. Всех военнослужащих находившихся на борту, старший на переходе капитан первого ранга Опухтин построил на юте. Он поздравил моряков с профессиональным праздником Днём ВМФ и пожелал им крепкого здоровья, успехов в службе на благо отечества.

        Горемыкин с товарищами вернулся в каюту. Севрюгин ударил рука об руку, потирая ладони.

- Такой святой праздник не отметить просто грех, - пафосно произнёс он и посмотрел на Горемыкина, только у него ещё оставался запас водки.

- Ну что ж, на этот случай у меня припасены две бутылочки. Не пьянства ради, а праздника для, - произнёс Александр Яковлевич хрестоматийно.

- А у меня, к сожалению, от того что было осталась одна «чешуя», - Василий сделал виноватый вид и почесал пальцем висок.                                                                                                       

Он тут же предложил свои услуги и развил бурную деятельность.

– Зато я сейчас сбегаю к Ларисе и принесу что-нибудь вкусненькое, - сияние озарило его лицо.

- Смотри не попади под «каток», - предостерёг Казанцев.

- Мы с ней уже в дружеских отношениях, - выходя из каюты, радостно оповестил товарищей Василий.

        Энергично накрыли стол, но закуски было маловато. Спасло то, что повариха Лариса зла не держала и с «барского плеча» отвалила смачных харчей в достаточном количестве, хватило, чтобы достойно  отметить профессиональный праздник. Трапезу начали втроём. Тост за тостом, показалось дно второй бутылки. Это было «прелюдией» к серьёзному разговору «за жизнь». Неугомонный Василий исчез на некоторое время, потом  притащил земляка из Сибири, который как, оказалось, служит командиром БЧ-5 на подводной лодке. Земляк достал из-за пазухи бутылку водки, которая за разговорами о службе, привычно и почему-то быстро «испарилась».                                               

- Надо бы ответный ход сделать, - шептал Василий на ухо Горемыкину.

Точка, когда ещё осуществляется контроль над собой, была пройдена, и на столе появилась очередная бутылка из неприкосновенного запаса Александра Яковлевича. Чуть позже, ушёл земляк, появились пару офицеров из штаба. К тому моменту, члены принимающей стороны, уже хорошо «приняли на грудь». На угощения штабистов, промолчать было крайне неприлично, встречный ход напрашивался сам собой. Горемыкин снова полез в закрома. Когда он достал последнюю бутылку и поставил её на стол, то перед глазами промелькнуло недовольное лицо Туземцева.

- Прости Дима, брызг шампанского не будет, - извинился он мысленно и потянулся за папиросой, - Ты меня должен понять.                                                                                                                                 

Потом приходили ещё какие-то люди и все поздравляли друг друга. Когда на столе не осталось ни одной ёмкости с градусами, все гости, шатаясь, разошлись по каютам. Александр смутно помнил, как разделся и влез на свою койку.

        Утром обитателей каюты разбудил Севрюгин, он выбрасывал пустые бутылки в иллюминатор, наводил порядок на столе и в каюте.

- Проснулись, соколики, - приветствовал он товарищей, увидев, что Владимир и Александр открыли глаза.

Василий отыскал закатившуюся в тёмный угол последнюю пустую бутылку.

- Водка – зло, - произнеся эти слова, он выбросил её за борт. – Вчера мы кажется, много этого зла уничтожили. Даже у экономного и запасливого Александра теперь тоже «голяк».

Он посмотрел на пустую коробку, валявшуюся в углу, и пнул её ногой.

- Нетто поменяло своё брутто, - произнёс Василий с иронией и приложил руку к животу.

Горемыкин глубоко вздохнул, услышав эти слова, и продолжал лежать на своей койке.

- Нечеловеческие нагрузки, зато теперь на душе спокойно, - подумал он. – Впрочем, к этому всё и шло.

Казанцев сел на койку и спустил ноги на пол. На столе было убрано только наполовину.  Он обратил внимание на открытую банку консервы «килька в томате». Она была нетронута, а из середины торчал папиросный «бычок».

- Василий, это твой окурок? – спросил сердито Владимир, не скрывая раздражения, так как эту  банку выставил из своих припасов он.

- Чего это мой? – переспросил Севрюгин. – Не понял юмора!

- Ты у нас один папиросы курил.

- Нет не я.

- А кто?

- А пёс его знает, - удивлённо пожал плечами Василий. – Что я за каждым должен был следить? Чего ты сокрушаешься? Видимо никто не захотел, есть эту «братскую могилку». Если бы была «скумбрия, бланшированная в масле», то ни у кого бы рука не поднялась на такое кощунство. А так… - он намекал на то, что консерва «барахло» и её место за бортом.

Севрюгин взял банку, и ни секунды не колеблясь, швырнул в иллюминатор.

       Через день «Кубань» зашла в сказочный Бока - Которский залив Адриатического моря, который выглядел удивительно живописно. В конце его находился маленький порт Черногории – Тиват. Слева и справа к заливу примыкали высокие горные массивы. Они были ярко зелёного цвета от подножия и до самой макушки. Деревья на них росли так плотно, что, казалось горы, выкрашены в зелёную краску. В глаза бросался контраст голубой воды залива и яркий колор гор. При подходе к Тивату, пассажиры «Кубани» увидели ещё одно чудо. Взлётная полоса аэродрома примыкала прямо к заливу. На расстоянии казалось, что самолёт при посадке начинает бежать прямо по воде. Пассажиры судна, задрав головы, рассматривали брюхо очередного воздушного лайнера, который низко пролетел над ними. Гул самолёта разносился на всю округу.

     «Кубань» зашла в порт и ошвартовалась. Экипаж подводной лодки, которая стояла в плавучем доке недалеко, сошёл на берег и, взвалив вещмешки на плечи, под руководством отцов командиров строем отправился на свою субмарину. До отхода судна было шесть часов. Всем желающим разрешили прогуляться по городу в составе пятёрок, но денег, увы, не выдали.

- Городок маленький, ногами потопаете и глазами похлопаете, - сказал старший офицер Опухтин своим.

Василий засобирался.

- Вы пойдёте на прогулку? – спросил он Горемыкина и Казанцева, которые лежали на койках с книгами в руках.

- Зачем? – безразлично уточнил Александр.

- Набраться впечатлений, - улыбнулся Василий.

Оба отказались. Казанцев не любил ходить по городу без денег, да и тут он бывал неоднократно, а Горемыкин сослался на то, что заболело горло.

- Воды из холодильника вчера выпил, - вспомнил он.

Василий посмотрел на себя в зеркало и провёл рукой по лицу.                                             

- Оброс, как днище корабля ракушками, - произнёс он озабоченно.

Севрюгин побрился, оделся, сказал всем: «До встречи», и ушёл. Через четыре часа он вернулся, довольный и счастливый, с блестящими глазами. Горемыкин и Казанцев пили чай.

- Василий, как я погляжу, на тебя благотворно влияет средиземноморский климат, - улыбнувшись, сделал ему комплимент Казанцев.

Севрюгин промолчал. Он достал из пакета красочно оформленную упаковку, размером с большую коробку из-под сахара-рафинада. Василий небрежно бросил её на стол перед Горемыкиным.

- Это подарок для Туземцева, - снисходительно пояснил он.

На всю коробку ядовитым цветом была нанесена надпись на иностранном языке: «Bubble Gum».

- Жвачка, - сделав паузу, с важным видом произнёс Севрюгин.

- Ну, спасибо! Ну, молодец! – расшаркался на комплименты Горемыкин, усмехаясь в душе.

- Позвольте полюбопытствовать, на что же Вы сие купили? – не удержавшись, с артистической вальяжностью, спросил Казанцев.

- Экипажу судна местные деньги выдали, я у них и купил. На остаток по «сотке» пропустили с Аркадием Сергеевичем, а эффект усилили пивком.

Казанцев рассмеялся.

- А я наивный думал, глядя на блеск глаз, что Василия Терентьевича пробрало местное великолепие.

Севрюгин в противовес неожиданно стал выплёскивать свои эмоции.

- Для меня Вова, лучше средней полосы и русских белых берёз на свете ничего нет. Вся эта экзотика отнюдь не моё, - он скривился.

Воспоминания Василия понесли, словно санки с горки.   

- Выйдешь утром к озеру, а над водой низкий туман стелется. Природа просыпается. Вокруг тишина, над гладью редкие всплески, отрывистый шум в камышах, - Василий сопровождал свой рассказ, жестикулируя руками. - Что-то чмокает, капает, плещется, изредка нарушая безмолвие. Воздух до того чистый, просто пьянит. На крючок извивающегося земляного червяка насадишь и шлёп грузило в воду, один поплавок только торчит. Он попрыгает и, успокоившись, также задумчиво замрёт, как и всё вокруг. На прозрачной поверхности жёлтый листик застыл, словно мазок кисти художника на стеклянном холсте. Из-за макушек высокого бора медленно выползет первый луч солнца. Он, набирая ход, быстро побежит по зеркальной глади. Птицы до этого спавшие вместе с природой, словно по команде заведут свой многоголосый хор.

Казанцева и Севрюгина отвлёк монотонный, периодический стук чайной ложки о края кружки. Василий прервался и посмотрел на Горемыкина. Александр не моргая, уставился в одну точку на переборке и глубоко о чём-то задумался.

- Не в ту сторону мешаешь, - тихо проговорил Василий.

Горемыкин, не прерывая своих раздумий и интересного «занятия», автоматически сменил направление вращения ложки.

- Э-э-э! – Василий пощёлкал пальцами перед его глазами. – Ты куда уехал? – произнёс он тревожно.

Александр перевёл на него безразличный взгляд.

- Я уже вернулся, - сказал он спокойно.

- Не пугай нас, - усмехнулся Казанцев.

Вечером, когда солнце спряталось за высокие горы, а всё вокруг стало погружаться в темноту, судно, взяв последних пассажиров на борт, отчалило от причала. В городке один за другим вспыхивали лампочки, фонари и иллюминация.

       В каюту вернулся Василий.

- Я вам новость принёс, - начал он с порога. – Мы не пойдём в точку стоянки эскадры, они сами к нам придут. Корабли и суда обеспечения вышли под берега острова Куфониси штормовать. Через два дня, место, где они были, накроет циклон. Так что, скоро будем дома, на флагманском корабле, - Севрюгин от радости развёл руки в стороны и, улыбаясь, смотрел на товарищей.

- Это хорошо, что спрячемся, - медленно, в раздумье произнёс Казанцев, - «болтанка» - это плохо.

    Через двое суток ПСК «Кубань» обогнув остров Крит, уверенно шла в точку встречи с флагманским кораблём эскадры, который прятался от разгула стихии в «тихой заводи» маленького острова Куфониси.

        У личного состава крейсера «Слава» с утра было приподнятое настроение. После обеда в точку стоянки подойдёт судно, на котором должны привезти много чего хорошего. Прежде всего, это письма от родных и близких, посылки, газеты, кому-то приказ о присвоении очередного звания, а кому-то и перевод с повышением и т.п. Были и такие, которые готовились к пересадке на «Кубань», чтобы убыть домой в отпуск.

       Капитан-лейтенант Туземцев с утра, как и все, тоже ходил одухотворённый и потирал руки. Через два дня у него должно «случиться» День рождения, а пока товарищей угощать было нечем. Этот вопрос должен закрыть Горемыкин своим появлением, а главное багажом.

       «Кубань» бросила якорь невдалеке от флагмана, к опущенному трапу подошёл вместительный баркас с крейсера. Офицеры пересели вместе с вещами на него и баркас отвалил. Старлей, старший на плавсредстве, доложил Опухтину, что следующими рейсами они перевезут остальной груз. Тот одобрительно кивнул головой. Баркас, сердито урча двигателем медленно, но уверенно приближался к крейсеру. Недалеко от трапа, облокотившись на леера, стоял Туземцев. Когда смутно стали видны лица офицеров, какая-то лёгкая тревога появилась у него на душе.                                

- Может мне показалось, что это лицо Васи? – успокоил он себя. – Чего раньше времени паниковать.

Прошло ещё немного времени, и он уже отчётливо разглядел среди голов, торчавших из маломерного судна, Севрюгина. Тревога резко усилилась.

- Если Горемыкин что-то и привезёт, то ему медаль за это надо дать, - беспокойно подумал Туземцев и продолжал за всем этим наблюдать с дурным предчувствием.

Он дождался, когда Александр стал подниматься вверх по трапу, подошёл и поздоровался.

- Про мой заказ можешь ничего не говорить, я всё понял, - произнеся, он испытывающе глядел на грустное лицо товарища.                                                                                              

- Готов покаяться в содеянном, - виновато улыбнувшись, подтвердил его догадки Горемыкин. – Только недавно весь этот кошмар закончился.

– Я с Севрюгиным имел «счастье», как-то возвращаться на эскадру. Что это такое испытал на своей «шкуре». Он готов всё пропить, кроме Родины, чести и флага.

- Ты всё правильно понял, - Горемыкин виновато развёл руки. – Этот парень «жертву» чувствует за версту.

Когда пришли в каюту, Александр выложил на стол коробку «Bubble Gum» (жевательная резинка, образующая пузыри). Эти слова на английском языке, в подобной ситуации, звучали как насмешка.

- Роскошный подарок от Васи, - прокомментировал Горемыкин.

- Обрадовал, - усмехнулся Дмитрий, – жвачка только пломбы из зубов выдергивает. Отдай матросам.

       На День рождения Туземцева употребляли разведённый спирт, но запивали персиковым соком, который в изобилии где-то достал Вася. Чем всех приятно удивил.

       Прошёл почти год, Туземцева перевели с повышением в одно из управлений штаба флота с присвоением очередного воинского звания - капитан третьего ранга. Наступила весна, и Дмитрий Сергеевич вспомнил, что первого мая введут летнюю форму одежды, а к ней и белую фуражку, которую он, уходя, забыл на эскадре. Он сел к ВЧ телефону и стал названивать на прежнее место службы.

- Светик, это ты? – спросил он, узнав голос знакомой телефонистки.

- Я, Дима, - кокетничая, ответила связистка.

- Соедини меня, пожалуйста, с дежурным по связи 5 эскадры.

- Шоколадка.

- А чего коньяк к шоколадке не просишь? – продолжал заигрывать Туземцев.

- Это само собой, - уверенно произнеся, подыграла ему Светик, – Ну, хорошо, в долг, - смягчилась женщина, притворно делая одолжение.

Дмитрий рассмеялся. Она разгоняла его тоску по телефону, еще в те времена, когда он пришёл лейтенантом на эскадру.

       Через некоторое время раздался телефонный звонок. Туземцев поднял трубку.

- Капустин, это Туземцев. Позови к телефону Горемыкина.

Он стал слушать ответ дежурного по связи.

- Хорошо, когда отпустят их, пусть позвонит мне в кабинет.  

Дмитрий Сергеевич работал над документами, прозвучал звонок ВЧ телефона.

- Привет, «перчуган», - приветствовал его Горемыкин.

- Таких «перцев» как я, тут море. Вы мне льстите.

- Чего хотел? – закончив приветствие, как всегда в шутливой форме, спросил Александр.

- Слушай, я, когда уходил, забыл белую фуражку.

- Есть такая, Коля Костин уже примерял.

- Я вам примерю! – улыбаясь, пригрозил Дмитрий. – Вышли мне её, пожалуйста, с первой оказией.

- Хорошо, Дима. Через пять дней на плавмастерской в «союз» на отдых пойдёт мичман Максимов. Он тебе и привезёт.

- Лады. А как вообще обстановка? – поинтересовался Туземцев.

- У нас всё хорошо, но могло бы быть ещё лучше, - продолжая шутить, ответил Горемыкин.

Они попрощались.

     Через восемь дней Дмитрий Сергеевич встречал плавучую мастерскую, которая швартовалась на телефонной стенке. Он взял коробку из рук  мичмана и, покачав на руке, прикинул вес, сделав вывод, что, судя по тяжести, подвоха не должно быть. Это была распространённая шутка, чего-нибудь подложить в «подарок». Туземцев поблагодарил Антона Максимова, расспросил об обстановке на эскадре и убыл обратно на службу.

      Через полчаса Дмитрий Сергеевич уже вскрывал посылку в своём кабинете. В белой фуражке лежал какой-то свёрток. Он с лёгкой улыбкой развернул его. В объяснительной записке матроса Криворучко, которого он недолюбливал за тупость и плохое поведение, была завёрнута рюмка без ножки. В их группе никто не помнил, когда её и кто отколол, но почему-то при каждой пересадке штаба с корабля на корабль, ни у кого не поднималась рука выбросить «реликвию» за борт. Дмитрий Сергеевич пробежал глазами по объяснительной записке матроса. Он ухмыльнулся, читая детский лепет радиста.               

– Была такая история, - вспомнив, он утвердительно качнул головой, – я ещё лейтенантом ходил. Где они её откопали?

Дмитрий обратил внимание на комок бумаги, который высовывался из необычной рюмки. Туземцев вынул его и развернул. Это оказалась обёртка, на которой «заморскими» буквами было написано – «Bubble Gum».

Дмитрий Сергеевич стоял, молча, некоторое время, и смотрел в окно. Взгляд его, пробежав по Ахтиарской бухте, остановился на боновых воротах.

- Сколько раз, минуя их, я уходил на боевую службу?!

Из состояния задумчивости его вывел телефонный звонок. Он поднял трубку и ответил: «Слушаю Туземцев».

- Привет, получил посылку? – это звонил Горемыкин.

- Вы очень добрые ребята.

Где-то там далеко в Средиземном море и здесь, в одном из кабинетов штаба флота, одновременно раздался громкий смех.

                                                                                  Ю. Таманский

                                                                                  г. Севастополь     2012г.

 

 

 

 

 

Другие произведения автора:

"Яблоко от яблони..."

"Случайность слепа".

"Красота сквозь призму лет".