"Дюна" Ёй Ла

9 июля 2012 — Елена Кабардина

«Дюна»

 

«Ты женщина реки,

песок у корня

засохших трав колючих,

песок песков, --

текущих по краям у моря, --

в горячем створе

шум, пока живые мы.

Движенье городов

-моллюсков мимо,

останков стен и башен

вверх, плывущему в твои руины

напоминает цивилизации рождение,

скрещенье ойкумен, --

среди морей, --

корпускул, растущих в лунный день,

чтобы окончиться под вечным кварцем,

свершиться

в базальтовом изножии,

и, вновь, расти.

 

Смесь вулканического пепла

и пикников золы

ты, дюна,

преступней станешь --

с заплывом каждым.

 

У кованного жаром очага,

в сыпучие заботы

мне погружаться всё ясней;

всё безвозвратней, --

на гребне зыби, --

в футурологические страхи;

всё барельефней, --

в пятничные катастрофы, --

снаружи оставляя письмена...

Всё безобразней возвращаться

будет, молитвой посыпая плоть, --

по лукоморью, --

платанов усохшие пространства-

лопухи

переступая,

минуя мёртвых плавники,

без имён коряги --

которых наштормило.

 

Лицо

омою от тебя,

после свидания. Дюна,

ты засыпаешь»

 

(Автор: Ёй Ла http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=336537)

 

«Картина», созданная автором этого стихотворения, скорее, футуристическая, даже несколько фантастическая: эта оживающая, меняющая цвета и формы дюна напоминает Солярис: нечто пластичное, перетекающее-переливающееся из одного облика в другой не то вещество, не то существо, способное – как кажется – даже мыслить. Собственно, это и утверждает автор в первой же строке:

«Ты женщина реки»,

и после первого прочтения я не полностью приняла «вилочку» образа, но стихотворение я читала много раз, думала о нём (согласитесь, что не каждый текст способствует этому), представляла себе то, что нарисовал автор, и теперь я готова принять «купажность» образа и (возможно) пРОЗОрливость автора, добавившего образу некую «розоватость», потому что не думаю, что эту краску следует видеть и воспринимать плоско и однозначно, здесь, как мне кажется, автор хотел показать абсолютную женственность, вечную девственность «дюны», которая не только собственно-дюна, но ещё и образ речи, состоящей из слов, как дюна – из песчинок:

«Смесь вулканического пепла и пикников золы

ты, дюна, преступней станешь --

с заплывом каждым» - дюна, оживлённая ЛГ (человеком-изРЕКающим) из слов-песчинок, слов-моллюсков и т.п., поэтому и «в сыпучие заботы мне погружаться всё ясней» - т.е. яснее осознавать, что мысль изречённая есть ложь.

 

Эта речь-дюна –

«в горячем створе шум, пока живые мы».

Именно «пока живые мы»» - эти слова важны, особенно если учесть третье – и не последнее – значение слова «створ»: «совмещение на одной линии удалённых друг от друга предметов с глазом наблюдателя; направление, определяемое совмещением таких предметов. Идти по створу, в створе». В этом контексте створом м.б. и горизонт, со-твор-ение неба с землёй, и – а я больше склоняюсь к такой трактовке – со-твор-ение барханов друг с другом, которые, как волны, смыкаются и размыкаются в движении), и -

(вот это место:

«Движенье городов -

моллюсков мимо,

останков стен и башен -

вверх») -

оживление дюны, и дюна – как Афродита из пены, вечнее и выше городов и их стен и башен, и всё это понять и оживить можно, только «пока живые мы».

 

Здесь есть и ещё тема для «думания»: с одной стороны, дюна-речь существует, «пока живые мы», т.е. создаётся, рождается живым человеком, с другой – как бы живёт сама по себе, сама себя воспроизводит и сама в себе (в себя) перевоплощается. «В начале было слово» - похоже, правда?

 

ЛГ песчинки оживил, в слова обратил, обожествил почти, а они в его молитвах снова в песчинки превращаются… Интересная трактовка, мне довольно близкая.

 

Но «дюна» – не только слово, не только речь, это ещё и сама природа, и по сравнению с ней, живой, слова – песок, ежели не от природы молвлены, отсюда и «футурологические страхи», и «пятничные катастрофы» - два полюса, эффект маятника, которому подвержен разум «человека-изрекающего», и шарахается он от одного полюса к другому, потому что в речи-дюне живое перемешано с мёртвым, и это живое и неживое ещё «меняются» своими «статусами», перетекают из одного состояния в другое, и где в данный момент живое, а где мёртвое – разобраться (пока) человеку-изрекающему, возможно, не дано, пока он не поймёт до самой последней «песчинки» всю «дюну», законы её жизни, все её причины и следствия. Вот такие мысли приходят в голову…

 

А человек «изрекает» не только речь, но и «снаружи оставляет письмена», и письмена эти - оставленные вне внутреннего мира ЛГ тексты, которые, как и на время ожившие песчинки слов в молитве, не дают ЛГ полного ответа на вопрос о гармонии (или, хотя бы, равноценности) «слова», которое «было в начале», и тем, что это слово выражает или обозначает в результате его изречения.

 

У меня во время чтения стихотворения почему-то возникла ещё и аллюзия к монологу Нины Заречной про «львов, орлов и куропаток». Вероятно, «виновата» стилистика, а м.б., и авторский посыл.

Судите сами:

«Тела живых существ исчезли в прахе, и вечная материя обратила их в камни, в воду, в облака, а души их всех слились в одну. Общая мировая душа - это я... я... […] Во мне сознания людей слились с инстинктами животных, и я помню все, все, и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь.

Я одинока. Раз в сто лет я открываю уста, чтобы говорить, и мой голос звучит в этой пустоте уныло, и никто не слышит... И вы, бледные огни, не слышите меня... Под утро вас рождает гнилое болото, и вы блуждаете до зари, но без мысли, без воли, без трепетания жизни. Боясь, чтобы в вас не возникла жизнь, отец вечной материи, дьявол, каждое мгновение в вас, как в камнях и в воде, производит обмен атомов, и вы меняетесь непрерывно. Во вселенной остается постоянным и неизменным один лишь дух […]»

 

ЛГ так же одинок и в своей тщете разобраться в «дюне» отрясает прах-«песок» от ног своих, и сам себе улыбается: прилип, не отрясти, вот он и ёрничает несколько вычурной стилистикой.

 

Меня немного озадачила концовка «Лицо омою от тебя, после свидания.

Дюна, ты засыпаешь»: не слились в моём восприятии эти две фразы: «Лицо омою от тебя» - достаточно сильное «заявление», согласитесь, но имеет ли право ЛГ (человек-изрекающий) так уж стыдиться «дюны», которая «была в начале»? Дюна показала ему всё, что могла: и своё живое, и своё мёртвое, она, как Солярис, помогла ему создать в его сознании собственную «дюну», её и изрекает ЛГ, не понимая до конца, что живое, а что мёртвое в его «барханах» и не отличая одно от другого, - так что же он хотел? А дюна – та, которая «была в начале», конечно, засыпает (и в значении «спать», и в значении «сыпать»), потому что нет ей дела до того, что человек-изрекающий изрёк и сам того устыдился…

Но это ни в коем случае не относится к автору стихотворения, потому что, в отличие от своего ЛГ, ему удалось оживить «дюну» моего восприятия, он заставил думать о своём произведении, удерживал моё внимание, и я надеюсь, что рассмотрела все живые «ойкумены», «корпускулы» и «моллюски» его строк.

 

Автору – новых успехов!

С уважением,

Елена Кабардина (Макошь)

 

© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0065771 от 9 июля 2012 в 00:58


Другие произведения автора:

ЗИМА ЛЕЖИТ В АСФАЛЬТ ЛИЦОМ

Разочарованная Мальвина и гламурная Золушка поэтического театра Ольги Разумовской

"Любовницы и жёны" (мыльная опера в 3 частях. Часть 2)

Рейтинг: 0Голосов: 01365 просмотров

Нет комментариев. Ваш будет первым!