Отпуск

14 апреля 2012 — Юрий Першин

Отпуск

  Этот рассказ посвящён светлой памяти
моего отца - шахтёра и ветерана Великой
Отечественной войны 1941-1945г.г.
На рассвете безоблачного июльского утра 1945 года воинский эшелон, громко лязгая буферами железнодорожных товарных вагонов, неторопливо подъезжал к перрону железнодорожной станции города Новосибирска. Находившиеся в теплушках солдаты, молодые парни, не дожидаясь полной остановки поезда, прыгали с него на ходу и, размахивая алюминиевыми котелками, наперегонки мчались, к зданию железнодорожного вокзала, чтобы набрать там кипятку, как себе, так и своим товарищам. Но после того как состав остановился полностью, из штабного вагона на перрон вокзала вышли два офицера и, попрощавшись друг с другом, разошлись в разные стороны. Один из этих офицеров был гвардии майор Перминов, который являлся начальником этого воинского эшелона, а другой - капитан Белкин, был его заместителем. Военная судьба свела их вместе ещё в 1942 году в осажденном городе Ленинграде. В роту, тогда еще старшего лейтенанта Перминова, вместо выбывшего из строя по ранению одного из командиров взводов, штабом полка был направлен на эту должность лейтенант Белкин. Вместе они прошли боевой путь от стен осаждённого города Ленинграда до самой столицы фашистской Германии - Берлина, где они там и закончили с победой эту войну.
Но для многих участников этой кровопролитной войны ратный труд ещё не закончился. На Дальнем Востоке у границ Советского Союза стояла хорошо вооруженная - миллионная Квантунская армия готовая в любой момент напасть на нашу обескровленную в жестоких боях с фашистами Родину. Советское Правительство верное своему союзническому обязательству, достигнутому с Главами государств стран антигитлеровской коалиции на Ялтинской конференции в феврале 1945 года - приступило к формированию в восточных районах нашей страны мощных ударных военных группировок, способных разгромить в кратчайшие сроки противостоящего им противника.
И вот наступил тот день, когда командир батальона майор Перминов был совсем неожиданно для себя назначен начальником воинского эшелона, отправляющегося в Забайкалье - в город Читу для участия в военных действиях против Японии. Но перед этим своим назначением он обратился к своему командованию с рапортом о предоставлении ему краткосрочного отпуска для посещения своей семьи, которую он не видал с самого начала войны с фашистами. И его прямые начальники, учитывая боевые заслуги майора Перминова, и тяжёлые ранения, полученные им в кровопролитных боях с немецкими захватчиками, сочли нужным дать ему трёхдневный отпуск для посещения своей семьи в г. Прокопьевске, а командование этим воинским эшелоном на время его отсутствия передать капитану Белкину.
Попрощавшись на перроне вокзала со своим заместителем, майор Перминов дождался поезда, следовавшего в город Сталинск, и на нём он доехал до станции Усяты города Прокопьевска. Сойдя с пассажирского поезда, майор вышел на привокзальную площадь, и так как время было уже позднее, то попутного транспорта в сторону Берёзовой рощи, где жила его семья не было. И поэтому майор Перминов пошёл пешком на Зиминку к своей сестра Елене Григорьевне. Было уже далеко за полночь, когда он, добрался до её маленькой избушки. Перминов долго стучался в дверь, прежде чем её открыла хозяйка этого жилья. Узнав от своей сестры, что вся его семья жива и здорова и проживает на том же месте, майор Перминов выслушав её, поспешил сразу же к себе домой. Елена Григорьевна перед прощанием предупредила брата:
- Иван, будь осторожнее, ходить ночью здесь по улицам стало очень опасно. Бандиты, пользуясь своей безнаказанностью, не только грабят одиноких прохожих, но даже и убивают их, если они оказывает им хотя бы малейшее сопротивление. И нет на них здесь никакой управы.
- «Волков бояться - в лес не ходить»,- ответил сестре словами пословицы майор Перминов и, расстегнув кобуру нагана, вскоре скрылся в темноте.
Когда он спустился с зиминской горы на Парниковку - самое разбойное место в этом районе, то на обочине дороги, его уже поджидало несколько бандитов. Один из них бросился наперерез к майору и громко закричал:
- Сто……ой, раздевайся ……!
В ответ Перминов выстрелил из нагана, и пуля просвистела над головой бандита. От испуга он пригнулся и моментально исчез в темноте.
По дороге к дому - майора еще несколько раз, останавливали какие – то подозрительные люди и просили у него закурить. Но, распознав в темноте, наведенный на них ствол нагана, сразу забывали о куреве и шарахались от него в разные стороны.
Нужно сказать, что в это время обстановка в городе была очень тяжёлой. По вечерам улицы здесь словно вымирали, и на них можно было встретить лишь очень редких прохожих, спешащих по своим неотложным делам. Шахтёры, на работу и с работы в ночное время, всегда ходили группами по нескольку человек с топорами в руках, чтобы отбиться от уголовников, в случае если бы они напали на них. Особенно невыносимая обстановка с преступностью сложилась в то время, когда из побеждённой Германии повезли трофейное оружие на переплавку в г. Сталинск. Бандиты, несмотря на усиленную охрану составов, ухитрялись воровать стрелковое оружие прямо из вагонов для применения его в своих разбойных делах. Это оружие они, как правило, прятали потом в обвалах, которые образовались на горных отводах шахт после выемки угля на пластах крутого падения.
Такое положение дел в городе с преступностью продолжаться долго не могло. И вот, по слухам, ранней весной 1946 г. для борьбы с бандитизмом в г. Прокопьевск был спешно направлен батальон внутренних войск. Солдаты в буквальном смысле этого слова загоняли тогда бандитов в обвалы, и тех из них, кто не бросал оружие - уничтожали.
На всю жизнь запомнилось мне это памятное раннее летнее утро 1945 г., когда приехал на побывку домой мой отец. Меня подняла с постели моя мама со словами:
- Вставай скорее сынок, твой папа приехал.
- А где он? – спросил я у неё спросонок.
- Да в коридоре - там, у вешалки раздевается.
Я встал с кровати и побрёл встречать отца. При движении у меня сильно болело всё тело от тех побоев, которые устроил мне вчера Попов - хозяин частного дома, находящегося рядом с нашим бараком. Но когда я увидал, стоящего передо мной в коридоре совершенно незнакомого человека, то сразу же, как вкопанный замер на одном месте, и стал исподлобья глядеть на него.
Мама, стоявшая рядом со мной, слегка подтолкнула меня к незнакомцу и чуть слышно сказала:
- Ну что ты сын надулся, как индюк, подойди же ближе к своему папе.
И тут я им выдал такое, что от моих слов готова была провалиться сквозь землю моя мама, и смертельно побледнел военный.
- Нет, это не мой папа.
- А где же твой папа? – спросил у меня незнакомец.
- Во…он там, - я показал рукой на спальню.
- Ну, пойдем сын, посмотрим, кто там находится?
Но в спальне, на своей кровати, спала только одна моя младшая сестра, и больше там никого не было.
-Так, где же твой папа? - снова спросил у меня незнакомец?
- Да во…..он где, - показал я рукой на портрет, который висел над маминой кроватью. Вот это и есть мой настоящий папа.
- Молодец сынок, - сказал военный, затем он поднял меня на руки, прижал к своей груди и крепко поцеловал.
А на этой увеличенной фотографии, висевшей над маминой кроватью, был запечатлен на память после окончания офицерских курсов в г. Томске в форме младшего лейтенанта - мой молодой папа. В эту самую форму, как на этом фото, и был он тогда одет, когда мы с мамой провожали его на фронт. Таким - то отец и остался в моей памяти на долгие годы.
К обеду в нашей квартире отметить его приезд собралось много народу. За празднично накрытым столом рядом с отцом сидели его младший брат Егор, и наш сосед по квартире дядя Степан. Они оживленно разговаривали между собой, а я в это время, во все глаза смотрел на папин китель, где ярко блестели его многочисленные ордена и медали.
Ещё перед приходом гостей я заметил, как мой отец зашёл в спальню и, вытащив из кобуры наган, спрятал его под подушку маминой кровати. И тут я принял твёрдое решение отомстить моему обидчику Попову. Дождавшись вечера, когда на улице стало совсем темно, я незаметно вытащил этот наган из-под подушки, и тайком от гостей отправился с ним на улицу. Перебравшись через ограду в огород, я осторожно подошёл к раскрытому окну дома моего заклятого врага Попова, и после чего вскарабкался на высокую, обшитую досками завалинку. Встав на неё, я увидал прямо перед собой самого хозяина этого дома, который сидел за столом, и ужинал вместе со своей женой и взятым ими на воспитание племянником Лёшкой, который приходился мне ровесником по возрасту. Я вытащил наган из-за пазухи рубахи, взвёл курок и тщательно прицелился в ненавистного мне Попова. В это же самое время он посмотрел в проем окна и остолбенел от неожиданности, увидев там меня. Но потом от страха его всего затрясло, и он даже выронил из руки ложку. «Ну что испугался, - с ненавистью подумал я в тот момент о нём, - а когда ты избивал вчера меня и мою маму, то, поди, тогда совсем не думал о том, что придётся скоро отвечать за вчерашнюю расправу над нами. Ну, тогда и получай за это пулю…» И я с усилием нажал пальцем на спусковой крючок нагана. Раздался выстрел, при этом мою правую руку резко подбросило кверху и пуля, просвистев над головой Попова, застряла где-то там, в потолке комнаты. Я только успел заметить, как жена Попова вместе с Лёшкой от ужаса залезли под стол после моего выстрела, и сразу же спрыгнув с завалинки, бросился бежать от этого окна.
Вернувшись домой, я увидел, что гости вместе с моим отцом хором поют песню про донского казака, уходившего на большую войну и его невесту, подарившая ему на прощанье кисет, который сама вышивала. Они до того увлеклись исполнением этой песни, что даже не обратили на меня никакого внимания. Я прошёл в спальню и обратно положил этот наган под подушку.
Вскоре к нам в комнату прибежал Попов. Его всего трясло от пережитого испуга и злобы. Он прямо с порога закричал отцу:
- Твой сын только что чуть не убил меня из нагана,- и он гневно показал на меня своей рукой.
Мой папа, услышав от Попова такую новость, мгновенно протрезвел, и быстро пройдя в спальню, вытащил наган из-под подушки, Он понюхал дуло и, почуяв свежий запах пороховой гари, строго спросил у меня:
- Так за что же ты, сын, стрелял в этого человека?
- Да за то, что он вчера избил меня и мою маму, - ответил я и, задрав подол своей рубахи, показал ему на своём теле синяки.
Мама подтвердила мои слова и, засучив рукава своей новой блузки, тоже показала отцу следы побоев.
Тогда отец мрачно посмотрел на Попова и спросил у него:
- Почему же ты избил вчера моего сына и жену?
- Да потому что этот малец воровал огурцы в моём в огороде, а вот твоя Маруська,- и он показал пальцем на мою маму,- потакала ему в этом.
- Выходит так, что пока я воевал на фронте, ты здесь издевался над моей семьёй,– возмущенно сказал ему мой отец.
- Так вот из-за таких-то воришек, как он, - кивнул головой в мою сторону Попов, - ничего нельзя посадить в огороде, потому как всё, что там растёт, они ещё на корню изводят.
-Но земля – то там совсем не ваша, а наша, - угрюмо сказал я ему сквозь слёзы
- С чего же это ты взял, что это ваша земля, - сердито ответил мне Попов, - я её законно получил от советской власти.
Своим ещё совсем не окрепшим умом я понимал, что Попов прав и тот урожай, который он вырастил в огороде, является его собственностью. Но вот сердцем это обстоятельство я никак не мог принять, так как убеждённо считал, что эта земля наша, и у нас, её почему-то несправедливо отобрали.
Дело в том, что когда мы ещё до начала войны переехали жить в этот барак, то сразу увидели, что впереди его до самых обвалов тянется никем незанятая пустошь земли. После начала войны с фашистами эту землю жильцы нашего барака разделили между собой и стали её обрабатывать. Здесь они сажали потом картошку, капусту, огурцы, лук, и разную другую необходимую мелочь. И поэтому во время войны нас спасал от голода урожай, выращенный на этой земле.
Но вскоре наше положение резко изменилось из-за того, что районные власти, решая жилищную проблему горожан, отдали все наши огороды, под строительство частных домов. Новые хозяева земельных участков сразу же загородили их заборами, и стали возводить там свои жилища.
Без этих огородов, жизнь людей в нашем в бараке сильно осложнилась, потому что продуктов питания всем стало катастрофически не хватать. А в магазинах их можно было купить только по карточкам. На базаре же из-за дороговизны приобрести эти продукты стало совсем невозможно. Но всё же после долгих хлопот жителей нашего барака перед властями, нам всем выделили под огороды землю, которая находилась в десяти километрах от города. Но вот этой землёй мог воспользоваться не каждый из нас, потому что из-за отсутствия транспорта туда было очень тяжело добираться, а ещё трудней было вывозить с поля, выращенный там урожай.
Но у нас, в семье в то время, была своя тележка, на которой можно было сразу увезти домой до десяти ведер картофеля. Моя мама с большим трудом возила на ней с поля эту картошку, а я по мере своих ещё совсем неокрепших сил помогал ей в этом. Кое-когда нам навстречу по дороге попадались автомашины, которые возили с работы пленных эсесовцев, строивших в то время шахту «Тайбинская». И вот однажды осенью, когда мы с мамой тянули на тележке, выкопанную с поля картошку домой, нам тогда вдруг встретилась, большая колонна грузовиков, везущая немцев. Когда же они почти миновали нас, то один из пленных эсесовцев, сидевший в кузове последней автомашины, увидев меня и маму, тянувших из последних сил тележку с картошкой, вдруг соскочил со своего сиденья и громко захохотал. Он рукой показывал в нашу сторону своим приятелям и те тоже смеялись, лопоча что-то по-своему между собой. Я, конечно, не смог стерпеть от пленных такой наглости и поэтому, обернувшись назад, громко закричал им, грозя своим кулачком:
- Фа…..шис…. ты…..!
Стоявшему в кузове эсесовцу видно не понравились мои слова, и он, перестав вдруг хохотать, закричал мне с перекошенным от злобы лицом:
Эх, автомата бы тебе…..!
Немец не успел еще выкрикнуть свою последнюю фразу, как охранник, находившийся рядом с ним, ударил прикладом автомата по его голове и тот, как подкошенный сразу же рухнул прямо на своих соплеменников. Мы же с мамой, проводив взглядом эту быстро удаляющуюся от нас колонну автомашин, понуро повезли дальше свою картошку домой.
И я тогда ещё совсем не знал, что через два года угроза этого фашиста осуществится. В меня действительно стреляли из автомата сбежавшие из плена эсесовцы, когда я находился у своего деда на пасеке. И только благодаря случайности я тогда остался живым.
А между тем обстановка в нашей квартире всё больше накалялась. Все что - то кричали, не слыша друг друга, и вероятно дело шло уже к потасовке. Но трезвый Попов во время сообразил, что в этом случае ему больше всего достанется на орехи, и поэтому он, сильно хлопнув дверью, быстро покинул нашу квартиру.
После его ухода гости молча посидели ещё некоторое время за столом, обдумывая происшедшее, а потом наш сосед, дядя Степан встал со стула и так сказал моему отцу:
- Знаешь что сосед, скорее всего сейчас Попов уже пошёл заявлять на тебя в милицию за то, что в него стреляли из твоего нагана, а за это они могут и арестовать. Так что вот мой добрый совет тебе: собирайся и скорее уезжай отсюда к месту своего назначения.
Отец поднялся из-за стола и молча стал ходить по комнате. Сидевшие за столом гости, глядя на него, тут же поднялись и наспех попрощавшись, стали поспешно расходиться по своим домам. Потом после их ухода отец быстро оделся, поцеловал всех нас и на прощанье сказал, что как только закончится война с японцами, то тогда он сразу же вернётся домой, но уже насовсем. Мне стало жалко его и, сознавая свою вину перед ним за то, что сорвал ему отпуск, горько заплакал и бросился к отцу на шею. Он крепко прижал меня к своей груди и сказал мне, чтобы я никогда не баловался и всегда бы слушался маму. Потом отец поставил меня на пол и, открыв дверь, быстро вышел из квартиры
Милиция не заставила себя долго ждать, и к нам домой пришли сразу же несколько милиционеров вместе с Поповым. Не застав отца дома, они стали требовать от мамы, чтобы она сказала им, куда он ушёл и где сейчас находится его наган? И на этот вопрос она так ответила им:
- Я не знаю, где сейчас пребывает мой муж, но этот наган он забрал с собой, когда уходил из дома.
Ничего, не добившись от моей мамы, милиционеры тогда покинули нашу квартиру. Но прежде чем уйти, они строго наказали ей:
- Как только майор придёт домой, то пусть сразу же явится в отделение милиции, иначе у вас могут возникнуть большие неприятности.
На другой день милиционеры снова пришли к нам, но, узнав от мамы, что отец уехал на войну с японцами, покинули нас и больше уже по этому делу не тревожили.
И вот уже прошло более двух лет с тех пор, как мой папа приезжал к нам на побывку домой. Я уже учился тогда в третьем классе нашей средней школы. И вот, однажды, вечером, когда я играл в прятки с ребятишками во дворе барака, то вдруг случайно заметил, что вокруг наших домов крутится автомобиль «Газик». Пока я стоял, спрятавшись за угольным ящиком, то он за это время уже несколько раз проехал возле нашего барака, а затем и остановился возле него. Заметив это, я быстро выскочил из своего укрытия и побежал быстро к машине. Из неё вылез высокий военный и спросил у меня: «Мальчик ты не знаешь, где живут Перминовы»? Я в ответ показал ему рукой на окна нашей квартиры и сразу же побежал обратно прятаться за укрытие. Из- за него я заметил, как моя младшая сестра Тамара подбежала к военному, схватила его за рукав шинели и повела в подъезд барака. Через несколько минут моя мама крикнула мне, чтобы я быстро шёл домой, так как приехал домой с армии мой папа. Я сломя голову бросился бежать по крутой лестнице в свою квартиру, где меня уже ожидал мой отец. Моя встреча с ним после долгой разлуки была очень радостной и запомнилась мне на всю жизнь.
Прошла уже целая неделя, как мой отец после демобилизации вернулся к нам из армии. И вот, однажды, к нам домой пришёл сотрудник милиции и сказал моему папе, что он должен сейчас же немедленно поехать вместе с ним в горотдел милиции, куда его срочно вызывает начальство. Услышав эту новость, моя мама взволнованно сказала тогда отцу, что его, наверное, вызывают из-за того нагана и дело по жалобе Попова, они, вероятно, не закрыли до сих пор. Она уже было, бросилась собирать узелок с вещами отца, но милиционер засмеялся и сказал ей, что этого делать не нужно, потому что если бы им нужно было арестовать его, то они бы сделали это ещё ночью. Мой папа после этих слов оделся в свою офицерскую форму, и вместе с сотрудником милиции вышел из нашей квартиры.
Начальник горотдела милиции в звании подполковника сразу же принял отца в своем кабинете. Там он подробно расспросили его об армейской службе и, узнав, что он в последнее время после войны с Японией служил в Германии - в комендатуре немецкого города Эйслебен, предложил ему занять место начальника отделения милиции в Рудничном районе города. Но отец, ссылаясь на свои тяжёлые ранения, полученные им на фронте, не согласился занять эту должность. И тогда подполковник сказал ему, что с ним теперь на эту тему будут разговаривать совершенно в другом месте, и он за свой отказ от этой ответственной работы может даже выложить там свой партийный билет. И на этом их встреча закончилась, отец на его угрозу ничего не ответил и молча вышел из кабинета.
Через несколько дней моего папу действительно пригласили в горком партии, но он и там, несмотря на все уговоры поступить на работу в органы милиции, с этим предложением также не согласился. Секретарь горкома, поняв, что ему всё же не удастся убедить отца в этом вопросе, предложил ему предъявить свой партбилет.
-Мой партийный билет затерялся где-то там, в госпиталях, после тяжёлого ранения, полученного мною на фронте,- сказал ему мой папа.
-Как же это вы потеряли его? - спросил у моего отца секретарь горкома.
- Во время боя меня тяжело ранило в ногу осколком снаряда, и я потерял сознание из-за большой потери крови. Санитары потом нашли меня и доставили в медсанбат. Я не дал согласия хирургам ампутировать мою раненую ногу даже тогда, когда началась газовая гангрена. После чего меня срочно отправили в город Ленинград - в госпиталь. За тот год мне пришлось сменить несколько таких госпиталей. И в каком из них затерялся мой партийный билет, я не знаю. И сколько бы я потом ни делал запросов насчёт его местонахождения, он так всё же и не нашёлся, - ответил ему мой отец.
- Мы с потерей вашего партийного билета ещё разберёмся на парткомиссии, - пообещал секретарь горкома отцу и на этом их разговор на эту тему закончился.
По возвращению с горкома партии домой, отец сказал моей маме, что он отказался от работы в милиции, и из-за этого там решили разобраться с ним на парткомиссии, якобы, как за утерю партбилета.
- Вот исключат тебя из партии, что ты делать-то тогда будешь? – спросила его моя мама.
- Да ничего, меня за это дальше Сибири не сошлют, а лопату ту и вовсе не отберут. Завтра же пойду устраиваться на работу, на шахту, ведь меня призвали на войну оттуда.
И действительно отец стал работать, на шахте им. «К.Е. Ворошилова» - забойщиком на добычном участке. А потом его послали учиться на курсы в учебно - курсовой комбинат треста «Прокопьевскуголь». Там после учёбы отец получил квалификацию горного техника узкой специальности. Таких вот специалистов после войны называли ещё техниками - практиками. После окончания курсов мой отец стал работать на этой же шахте, но уже помощником начальника одного из очистных участков. А чуть позже его перевели - начальником участка, на котором вели добычу угля с помощью мощного одинарного щита конструкции горного инженера И.П. Ходыкина. Этот агрегат ещё во время Великой Отечественной войны за его надежность и безопасность в работе шахтёры назвали подземным «танком». За вспышку газа метана на его участке, повлёкшему ожог нескольких забойщиков, отца перевели в наказанье горным мастером на шахту «Южная» в Спиченково. А потом он был переведён помощником к начальнику очистного Асницкому, а после образования нового отдалённого спичинковского участка стал его начальником. После закрытия шахты «Южная» он проработал непродолжительное в г. Прокопьевске на шахте им. «Калинина», а затем уехал на строительство новой шахты «Малиновская» и стал работать горным мастером. Отсюда он и ушёл на заслуженный отдых, а я продолжил его профессию.
Когда отец работал начальником добычного щитового участка на шахте им»К.Е.Ворошилова», то у него на этом же участке, работал в то время горным мастером и Попов. Нужно сказать, что производственные отношения между отцом и им были нормальные, хотя особых симпатий они, по всей вероятности, друг к другу тогда не испытывали.
Отцу в парткоме шахты им. «Ворошилова», да и в горкоме не раз предлагали вновь вступить в партию, но он каждый раз отвечал им, что его уже принимали в неё в 1941 году в осаждённом городе Ленинграде. И поэтому у него нет никакого желания терять свой партийный стаж, заработанный им кровью во время войны с фашистской Германией. Партийное руководство признало тогда правоту отца в этом вопросе и несколько раз посылало запросы в высшие партийные инстанции по местонахождению его партбилета, но он так и не нашёлся – ведь война всё списала.
А с приёмным сыном Попова – Лёшкой мы подружились и даже приняли его в свою компанию – ведь мальчишки друг на друга сердиться долго не умеют.
***************
 

© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0046477 от 14 апреля 2012 в 09:01


Другие произведения автора:

Фронтовая любовь

Журавли

Не пробуждай, не пробуждай....

Рейтинг: +7Голосов: 71430 просмотров
Светлана Лосева # 28 апреля 2012 в 21:54 0
Юрий, захватил рассказ! Написан очень хорошо. События интересные. Досталось и мальчишкам тогда!!! СПАСИБО! Света. УДАЧИ! vb115
Юрий Першин # 10 мая 2012 в 11:01 0
Правда всегда интересна!
Людмила Савина # 30 апреля 2012 в 12:27 0
Спасибо Вам!!! vb115  arb08
Юрий Першин # 10 мая 2012 в 11:15 0
И Вам спасибо Мила!