Разница во времени

9 мая 2012 — ЛИТО ГРАФ

Разница во времени

Я забираюсь на верхнюю полку купе. Надо мной – радиоприемник. Звучит незнакомая, неожиданно прекрасная инструментальная музыка. Рыдания сдавливают горло. Отворачиваюсь к стенке, пытаюсь не двигать плечами, чтобы тело не выдавало меня.

Перед глазами – его лицо, склонившееся надо мной. Подпирая голову рукой, он смотрит на меня так, как никто никогда не смотрел и не посмотрит больше. Он смотрел на меня, когда я засыпала. Он смотрел на меня, когда я проснулась. Будто и не отходил от меня вовсе…

Со мной ли это было?..

После трех месяцев электронной переписки и телефонных разговоров я приехала к нему в Москву. Официально – на консультацию по докторской диссертации и за отзывом на автореферат.

В переписке было все – от научных споров до бурных признаний в любви, от душевных воспоминаний до страстных заверений в уникальности чувств, от психологических копаний до сексуальных откровений, от безобидных анекдотов до рассуждений о Лингам и Йони – санскрит помог остаться в рамках эстетики.

Сначала на уровне флирта. Отдавая дань уважения, понимала, что влюбляться нельзя. Это ответственность. Зачем мне лишняя ответственность перед защитой? Потом впустила его в себя, не задумываясь, прислушавшись к сердцу. Многие стучались, но я не открыла. А ему – настежь!

Смущала только разница в возрасте. Разница во времени. Как у Рождественского:

Между стуком двух сердец,

между мною и тобой

есть –

помимо расстояний –

просто разница во времени.

Сказала себе: «Пусть все идет, как идет». Одно ясно: он – та духовная глыба, которая уничтожает возраст. У него просто нет возраста.

В переписке он двоился. Да и что в этом удивительного? Любой человек в какой-то мере двойственен, в нем живут двое: один – для социума, другой – какой он есть – для себя самого и тех, с кем он себя отождествляет – для самых родных. Счастье, когда такие люди есть. У меня таких, по большому счету, нет. Сын и родители – это другое. Только поэтому приняла и поняла его позыв.

Я привыкла ощущать его социального: как Божество, перед которым хочется упасть ниц. Великий ученый, по трудам которого я постигала основы науки.

И вдруг он повернулся ко мне другой стороной – как Мужчина, ниспосланный мне свыше, чтобы развивать во мне Женщину. Он дал мне то, что другие не состоянии были дать и о чем я уже и не мечтала – проникновение в меня как Женщину.

Он меня видит так, как я себя вижу. А я вижу в нем сильного, умнейшего, глубокого, нравственного Мужчину. Мне не надо выискивать, выдумывать в нем положительное – он излучает позитив, и не только в моем направлении. А то, что идет в моем направлении, – превзошло все мои чаяния и помыслы.

Я приехала рано утром. Настроилась на деловую встречу, была готова к разочарованию. А он оказался таким же, как в письмах, – любящим. Правда, о лирике не говорили. Днем – научные дискуссии, поход за продуктами, мои кулинарные старания. Чувствовала себя женой при любимом и любящем муже – необычное ощущение.

Лишь один раз посреди разговора он прикоснулся к моей груди и сразу же отвел руку. Тело мое потеплело…

К ночи он постелил мне в комнате внука. Когда я уже лежала, вошел в комнату, сел рядом:

– Ты не бойся, я только посмотрю на тебя.

Он понимал, что не смеет претендовать ни на что большее! Наверное, считал слова любви в переписке вздором, флиртом, бредом… Я первая обняла его:

– Я хочу спать с тобой!

Это была неповторимая ночь. Он целовал меня благоговейно – всю, не оставив нецелованным ни сантиметра…

Поцелуям надоело быть виртуальными! Они ожили и затанцевали в счастливом танце вместе с объятиями и нежными словами.

Но Лингам спал. Он был необычайно красив и спящий – большой, ровного, смуглого цвета, правильной формы. Я попыталась его разбудить – рукой, губами. Он не реагировал. Когда-то он был живым, многоликим, своенравным зверьком, живущим на мужском теле. А теперь – уставший, безразличный, отстраненный.

– Я уже не мужчина… – сколько боли было в его голосе!

– Ты самый лучший мужчина в мире! Целуй же меня!

Чтобы поддержать его мужское самолюбие, я сохраняла акцент на себе, всячески утрируя удовольствие.

Йони требовала заполнить ее. Она возобладала надо мной, я стала ее рабой, хотелось ублажить ее после многих лет игнора и забвения. Так вот почему «… ягодка опять»!

Я взяла его руку, поднесла к ней. Он все понял! Рука мужчины может многое.

– Я хочу, чтобы ты кончила, – прошептал он.

Я должна была кончить. Я не имела права не кончить. Он должен почувствовать себя мужчиной.

Я помогла ему своей рукой…

И это произошло! Пусть не так остро, как бывало, пусть не совсем естественно – главное, с ним. Теплые волны неги разлились по телу и остались в каждой его клеточке сладкой энергией.

Он любовался Йони, ласкал ее счастливым взглядом. Прикоснулся к ней рукой – она сжалась, приподнялась, и выпустила новые волны неги.

Третий раз волны были совсем слабые…

– Я никогда в жизни не видел ничего более красивого, чем ты сейчас!

– Это благодаря тебе!

В открытое окно ворвался шум машин с ночного проспекта…

После завтрака я сходила в университет заверить его подпись на отзыве.

Взяв отзыв в руки, он, будто шутя, произнес:

– Теперь я тебе не нужен.

Неужели он не верил в серьезность моих чувств!

– Да, ты мне НЕ НУЖЕН. Ты – не вещь, которая может быть полезной. ТЫ НЕОБХОДИМ. Мне. Как воздух. Я тобой дышу.

– Я деспот.

– Это почему же?

– Я поймал на крючок Золотую рыбку и единолично решаю, отпустить ее в синие воды или положить на сковородку для медленного поджаривания до своего столетнего юбилея. Что больше устроит твоего сына?

– Есть еще третий вариант: Золотая рыбка будет время от времени приплывать, чтобы выполнять твои самые сокровенные желания. По-моему, это устроит всех идеально.

Выйдя из подъезда, я увидела его на балконе, помахала. Мне показалось, он заметил. Но я пошла не в том направлении, в котором он смотрел. Мне хотелось опоздать на поезд…

Мелодия проникает в поры – туда, где еще несколько часов назад был он…

Сейчас, когда заканчивается докторантура, когда надо все силы бросить на сдачу главного экзамена в жизни, я буду думать о его глазах, прикосновениях…

Что произошло? Не знаю, если копать так глубоко, как делает он. И кто МЫ, не знаю. И это копание в себе мне наконец-то надоело. Я забросила лопату, упала на зеленую траву и с легкостью взглянула в небеса. Засмотрелась…

Солнце встало на пути.

Ветры встали на пути.

Напугать меня хотят

высотою

горы-вредины.

Не смотри на телефон.

И немного подожди.

Я приду,

перешагнув

через разницу во времени.

Она уехала… Прочитана еще одна страница жизни. Книга толстая-толстая, а читать осталось всего несколько листов.

Как хочется забыть о возрасте, о Боли и Слабости, и насладиться счастьем обладания любимой женщиной!

Я был счастлив эти два дня так, как невозможно быть счастливым в юности. Каждый взгляд ее, каждое движение, каждое слово я ловил, как последнюю милость богини, спустившейся с небе ко мне, старому грешнику.

О, как молил я мою теперешнюю жену, Боль, перед приездом любимой оставить меня! Оставить всего на два дня! Я клялся любить и лелеять ее, Боль, с упоением мазохиста. Кормить ее из ложечки микстурами, смиренно молчать, когда она исступленно вгрызается в мое тело.

От брака с Болью у меня есть дочь – Слабость. Она терзает не плоть мою – плоть мою она обескровила. Она терзает мою душу своей властной прихотью. Старение – очень нелегкий труд!..

Боль вняла моим мольбам и затаилась далеко на задворках. И даже Слабость утихла, забыла о своих капризах, предоставив мне возможность эти два дня побыть самим собой.

Я сажусь за компьютер. С рабочего стола фоновым рисунком смотрит ее портрет – улыбка уже не далекая, виртуальная, надуманная, а знакомая, привычная, родная. Как эта девочка сумела вернуть мне крылья?

Я много лет не знал женской ласки, женской откровенности, женского тела. Даже стал забывать, каково оно в физической реальности. Расплата за мои перекосы! Жил по-своему, о смысле в глобальном плане думал. Сделал многое. Еще больше не сделал. Слишком отдавал себя интеллектуальному началу в ущерб другой, сексуальной составляющей.

Ее диссертация, ее письма вернули мне молодость, жажду любить. Наука и любовь, две страсти, слились в одно море – море надежды!

Жажда знаний привела ее на мою территорию, на материк, открытый и исследованный мною, исхоженный вдоль и поперек. Она задавала вопросы с неуемным интересом такого же, как и я, следопыта.

Во время переписки я был потрясен глубиной, силой ее ума, ее величием как Женщины. Мой флирт, скользкий юмор, мои двусмысленные комплименты, анекдоты на грани приличия и даже нахальные рассуждения о сакральных смыслах гендера, о первичности Лингам и Йони она приняла и поняла с легкостью и грацией богини. Она оказалась ВО ВСЕМ намного сильнее меня! А я привык считать себя умнее и мудрее других. Легко ли это выдержать?

Желание обладать ею тут же напоролось на риф моей старости, заставило и Боль, и Слабость ревновать меня к ней. Комплекс неполноценности, забытый в далекой юности, вдруг навалился на мои плечи мешком с мукой, и стал моей мукой.

Меня ничто не держит, кроме возрастных запятых. «Тридцать лет – разве много?» – постоянно звучит во мне заклинанием.

Между стуком двух сердец,

между мною и тобой

есть –

помимо расстояний –

просто разница во времени.

Помимо расстояний! Как точно Роберт описал нашу ситуацию. Тысяча километров плюс тридцать лет – невеселая арифметика для счастья.

Она приехала ранним утром. Говорили о делах. Она робела пред моим научным авторитетом, а я – пред ее женской красотой.

Потом она хлопотала на кухне, а я мешал, рассуждая о высоком. Чувствовал себя любящим мужем и забыл о страхах и сомнениях. Боль иногда возвращала меня на землю, давая о себе знать ненароком. Но я не подавал вида, дабы моя любимая девочка ничего не заметила. И Боль снова гордо удалялась, вероятно, вспомнив об уговоре…

На ярком фоне окна мерещится тонкая фигура… Вот сейчас подойдет и что-нибудь ласковое скажет…

Уже не Боль – а стыд за состояние моего белкового тела сковывал мои движения. Я понимал, что видеть меня сейчас не интересно, но как хотелось смотреть в ее глаза, гладить ее тело, испытывать ее ласки. В разговоре я прикоснулся к ее груди, нечаянно будто…

Она была так же тактична и мудра, как и в письмах…

К ночи я постелил ей в комнате внука. Когда она легла, вошел в комнату, сел рядом:

– Ты не бойся, я только посмотрю на тебя.

Достоин ли я большего? На мгновение показалось, что ее слова любви в переписке – дань вежливости, уважительное смирение перед моим возрастом и авторитетом.

Но она потянулась ко мне:

– Я хочу спать с тобой!

Ложусь. Целую пустоту рядом с собой. Вот здесь я ласкал ее и целовал, каждая клеточка моего тела трепетала, благоговея пред ее наготой… Слова из переписки ожили и обрели тело. А губы и руки любимой превратились в сплав нежности и страсти, в стихию, способную воздвигать башни...

Но Лингам спал. Это Слабость не спала, она мстила мне капризами ребенка-эгоиста – низвергла меня с заоблачной вершины на твердую землю:

– Я уже не мужчина… – прозвучало приговором себе.

– Ты самый лучший мужчина в мире! Целуй же меня!

И стихия охватила меня, направляя мое желание в одно русло – дать ей наслаждение!

– Я хочу, чтобы ты кончила, – прошептал я.

Я не помню, что я делал для этого… Она помогла мне своей рукой… Волны неги заполнили ее лоно, живот, грудь, всколыхнули меня!

– Я никогда в жизни не видел ничего более красивого, чем ты сейчас! – хотелось говорить приятные глупости, глупости правдивые, которые отметаешь в повседневной жизни, наполненной ложью и отравляющей любые проявления искренности нарочитым пафосом.

– Это благодаря тебе! –улыбнулась она.

Ночью, когда любимая уснула, Боль вернулась и с наслаждением принялась грызть и колоть меня, упиваясь своей силой и безнаказанностью. Я принял муку с благодарностью.

Когда утром она ушла в университет, я накормил Боль ее любимым лакомством-лекарством, и она, удовлетворенная, утихомирилась…

Я счастлив ею обладать и несчастен, что это пришло так поздно. Я – солнце на кромке западного неба. А она в зените…

– Теперь я тебе не нужен, – сказал я ей, по-детски горько ощущая близкое расставание.