Юрий Михайлович Агеев → Блог

Я видел горы свысока,
идя путём вершин.
Мне в мозг впечаталась строка:
"Прекрасен сход лавин..."

Окликни тишь. что спит века,
и всё сойдет с основ...
Но стыли синие снега
на спинах ледников.

Казались пропасти игрой
горячечной мечты,
смыкались там гора с горой
в бескрайние хребты.

Лепились села, точно мох,
убоги и тесны,
и реки брали мир врасплох,
срываясь с крутизны.

Наш самолёт бросало в дрожь
над безднами лететь.
И я подумал: "Вот где ложь
не сможет уцелеть!"

1976 г.

Случается в жизни решиться на шаг,
отбросив, как хлам, что придумали люди.
Пусть глянец на всём, чую: что-то не так,
и лишь самому докопаться до сути.

А мне говорят: "Светел мир и велик,
где правят расчёты и точные числа.
Живи, как другие - не лезь напрямик.
Что толку в метаньях и в поисках смысла?

Хлебнув передряг, ты вернулся назад,
а было б спокойней остаться у дома.
К чему рисковать и блуждать наугад,
и так ли уж плохи одни аксиомы?"

Но всем вопреки путь я выбрал иной,
минуя дороги, прямые, как стропы.
С тех пор простираются передо мной
глухие, кривые, окольные тропы.

1978

Пока собирались мы в позднюю осень
на горные склоны памирских высот,
засыпала листья багряные проседь,
и ветер их стаи по тропам несёт.

Пока набивали свои рюкзаки мы,
всё шутки шутили, дымя за столом,
раскаялась осень, впустив к себе зиму, -
что ж, ей за беспечность теперь поделом.

О краткости отпуска лишь беспокоясь,
пытались нагнать ускользающий век.
Тащил нас сквозь дали простуженный поезд,
потом из вагона мы вышли на снег.

И вот мы у цели, глазеем с площадки
на белые горы, на трассы лыжни.
Дрожат сиротливо на складе палатки,
а база разжарилась от трепотни.

Утихли метели, устав на равнинах,
прозрачен морозный и чистый поростор,
лишь тонут в снегах вековые вершины,
лишь небо ложится на мягкий ковёр.

Четыре гитары звенят неустанно,
народ представяет здесь нашу страну.
Все жизнью довольны, немножечко пьяны,
а завтра - на лыжи, чтоб встретить весну.

1979 - 80 гг.

Устав от пресных лиц и дел,
от догм, изъеденных веками,
в плену сует я захотел
увидеть мир за облаками.

Пусть умный в горы не идёт,
оставшись узником долины,
но есть надежда, что живёт
Всевышний где-то на вершинах.

Я в лик хочу его взглянуть
ещё при жизни, наудачу,
пред тем, как в Лете утонуть,
свою не выполнив задачу.

Я должен кое-что спросить
Того, кто ведает и знает,
о том, как нам не надо жить,
и почему Земля у края?

Гора крепка лишь издали,
вблизи - вся в осыпях и скалах,
а если гору разозлить,
она стряхнёт тебя обвалом.

Вперёд! Пусть те, кто не дошли,
не дошептали даже "амен".
Гора крепка лишь издали,
а под ногою - зыбкий камень.

Крюк за крюком уходят в твердь,
тем невозвратней путь, чем выше.
Внизу - услужливая смерть,
а крикнешь в высь - лавина сдышит.

Сдул ветер прочь с души золу, -
должно быть, впрямь высоты лечат.
Я обхватил рукой валун,
но он рванулся мне навстречу.

Навек прощаясь с вышиной,
в силках нелепого паденья,
вдруг понял я: Бог был со мной,
во мне - от самого рожденья.

Былые дни сводя на нет,
я брёл в тупик, хоть был двужильным.
И что такое этот свет,
в котором сильные бессильны?

Те, что в горы ушли штурмовать высоту,
бросив вызов судьбе и природе,
точно нить, сквозь эфир протянув частоту,
третьи сутки на связь не выходят.

Мы собрались в кружок у складного стола:
как же так, шесть парней - и пропали?
Правда, холод был лют, правда, вьюга мела,
но ведь горы у нас, не в Непале!

Сторожит тишина тех, кто вверх поднялись.
Сколько можно неведеньем мучить?
Остается завыть, иль карабкаться ввысь,
наплевав на страховку и кручи.

На парах вертолёт - он пробьёт снегопад,
хоть лететь ему не по погоде,
потому что в горах альпинистский отряд
третьи сутки на связь не выходит.

1980

Наша палатка, — спрятаться где бы! —
снежного склона синий цветок.
Вниз — редколесье, вверх — только небо,
запад в закате, в тучах восток.

Ночь на пороге, греем консервы,
булькает чайник талой воды.
Что-то такое трогает нервы, —
то ли надежды, то ли беды.

Чахлый костёрик — наше богатство,
в рации трески и болтовня.
Так посвящают в горное братство,
волю и веру только ценя.

Утром проснёмся, в инее белом
наша палатка — синий лоскут.
Выйти к вершине — это полдела,
надо вернуться к тем, кто нас ждут.

Где туманы дремлют и поныне,
порожденьем недоступных мест,
рос цветок прекрасный на вершине,
нежно называясь эдельвейс.

С высотой небес устав бороться,
пролетал орёл к исходу дня
там, где эдельвейс тянулся к солнцу,
головы бесстрашно не клоня.

Так и жил бы он, ничьей рукою
не встревожен, так же свеж и чист,
но однажды в этот край покоя
вторгся, страх презревший, альпинист.

Лез по скалам он, как по ступеням,
и вершин без счёта покорил,
чужд был сожаленьям и сомненьям,
и цветистых слов не говорил.

Тот, кому победы мало значат,
сделал на вершину первый шаг
и сорвал цветок, как приз удачи,
а потом впихнул его в рюкзак.

И - назад, свою развеяв скуку,
покоряя дальше белый свет.
Но тому, кто поднимает руку
на красу Земли - спасенья нет.

Зашатался камень под рукою,
задрожал и канул свод небес.
Покоритель спит в краю покоя,
рядом с ним - увядший эдельвейс.

Что ж, на свете всякое бывает, -
погибают люди там и тут...
Горы боль свою не забывают,
эдельвейсы снова прорастут.