Алкоголизмы

Друг пришел ко мне намедни
И кефир с собой принёс.
Сволочь он и гад последний –
У меня ведь не понос.
Просит голова больная
Водки стопку иль вина.
А в висках стучит шальная
Мысль о сути бытия:
Что важней всего на свете?
Настоящей дружбы жар.
Друг за нашу жизнь в ответе,
Он судьбы счастливый дар.
А всего полезней в жизни
Друга помощь в трудный час.
Скажешь другу: водки брызни,
Он пузырь несёт тот час.
Даже если друг свихнётся
От хмельного пития,
Эскулапом обернётся
Он ведь лекарь для меня.
Ну, а пить кефир стаканом
Я не буду, так и знай.
Находясь  в угаре пьяном
Помню только: наливай!
Спрячет друг кефир подальше.
Это скажет шутка, брат.
Водка ведь не терпит фальши –
Дружба с ней крепчей стократ!

Я опять бездумно  принял
Мне привычные сто грамм.
И перо-кинжал свой вынул,
А Пегас мой вдруг заржал.
И я понял - это зелье
Для Пегаса верный друг.
Я налью и вдохновенье
Граммы эти - суть подпруг.
И помчимся мы с Пегасом
По не топтаным полям.
Да, с простым обычным квасом
Строчек нет и на сто грамм!

В угаре пьяном, бестолково,
Душа сумбурно ищет слово,
Чтоб грех свой сладкий оправдать…
Альтернативы не видать.

Ты даже не надейся, что отпустит
Тебя желание, что крепче, чем броня,
Желанье выпить медленно и с грустью
Глоток живительный, хоть яда, хоть вина.
Но сделав шаг к той пропасти бездонной,
Что, как магнит, и тянет и манит,
Подумай о душе, любовью обделённой,
Подумай о душе, что плачет и скорбит.
Душе увязшей в омуте греховном,
Никто не сможет, знаешь сам, помочь.
Ведь нету сил уж думать о духовном –
В душе царит одна сплошная ночь.


Раздумья горькие теснят мою главу.
Поможет ль водка? Выпью – и пойму!

Как-то раз под Новый год
Дали мы не пить зарок.
Вовка, Генка, Жорж и я,
Собутыльники-друзья.
Дали мы зарок не пить,
Только как нам с этим жить?
Я успел принять сто грамм
Со слезами пополам.
Вижу Вовкин красный нос –
Обманул нас кровосос.
Генка тот не лыком шит –
Он давно уже «зашит».
Только Жорж не замарался –
Накануне так набрался,
Не полезет ему в рот
Водка может целый год.
Всё ж мы встретим Новый год
Без скандалов и забот.
Хоть и нелицеприятно,
Но зарок возьмём обратно:
Это надо ж так шутить,
Нет вопроса: пить – не пить!
Только меру надо знать,
Чтоб зароки не давать.

Я рад, подняв бокал вина
Тому, что не дрожит рука,
Тому, что есть ещё друзья –
(Мне пить без них никак нельзя),
Что есть в бокалах ещё зелье.
И далеко нам до похмелья.
И есть о чём поговорить
И слёзы пьяные не лить.
Я рад, иль это снится мне,
Как наказанье. В трезвом сне
Я вот в поту сейчас проснусь
И угляжу: святая Русь
Души хмельные раны лечит
И призывает нас на вече,
Где все отчёт мы дать должны,
Что страсти той мы не рабы…
Но, понемножку, по чуть-чуть
Ведь можем мы принять на грудь?

Туманит глаз хандра осенняя –
Подруга осени сырой.
И наступает, как затмение.
Очередной хмельной запой.
К столу бредёшь, как на заклание.
Дрожит рука, душа скорбит.
За что мне это наказание,
Что? К трезвой жизни путь закрыт?
Наводит грусть дождинок пение,
И жёлтый лист прилип к окну.
А жизни пагубной течение
Уносит в омут и ко дну.
Ну, где же ты, мой круг спасительный?
Квадрат окна, квадрат стола…
И знак лишь жирный вопросительный
Поставлен во главу угла.
А осень плачет и разлукою
Грозит мне с солнечным теплом.
Хандрит душа.  С телесной мукою
Ей не сравниться ни по чём.
А где-то там, в далёком космосе,
Где нет осеннего дождя,
Сосредоточены,  как в фокусе,
Туда, ушедшие друзья.

Я гимн пою душистой водке,
Той, что была по три ноль семь,
Что, как бальзам, текла по глотке,
И, как бальзам, доступна всем.
Она была всегда  лекарство –
Лечила души у людей.
В ней, знаю, не было коварства,
За  то и благодарен ей.
Теперь не та уж водка стала.
Да и цена уже не та,
И нынче водка, как отрава,
И губит мужика она!